Мэрибет Мэйхью Уален - Всегда лишь она [litres]

– Да, сэр, – отвечает Кенни.

– На пассажирском сиденье? – спрашивает Хэл.

– Да, – говорит Кенни. – Она грустила из-за того, что ее мама не может быть на свадьбе, а еще потому, что чувствовала себя виноватой в том, что Корделл Льюис провел в тюрьме все эти годы. Она сказала, что теперь знает, что он этого не делал, и что хочет пойти туда – на место убийства матери, – так как думает, что там к ней может вернуться память. Она хотела пойти ночью – ее мать была убита именно ночью. Она призналась, что у нее есть кое-какие подозрения, хотя пока она ни в чем не уверена.

– Она разъяснила, что это за подозрения? – спрашивает Хэл.

– Нет, она этого не сделала. Она сказала, что еще не готова говорить об этом. Что недавно нечто произошло и у нее такое чувство, что это как-то связано с мамой. Она не хотела вдаваться в подробности, но пообещала, что все расскажет, как только будет знать наверняка.

– Окей, – говорит Хэл.

– Я умолял ее не ходить, потому что начался дождь. Но когда она становится такой , ее не остановить. Итак, мы добрались до Иден-Хилла и припарковались в том неприметном месте, где она всегда паркуется. Она не хочет, чтобы кто-нибудь увидел ее машину и понял, что к чему. Поэтому она всегда ее прячет.

– Я этого не знала, – вмешивается Фэй.

Хэл быстро останавливает запись.

– Не знала?

– Нет. Точнее, я знала, что именно туда она уходила, когда была расстроена, но я понятия не имела, что она так старалась сохранить это в тайне.

Хэл пожимает плечами.

– Может быть, нам всем нужны секреты, – бормочет он, прежде чем снова нажать на кнопку воспроизведения.

– Как только мы припарковались, она собиралась выйти из машины, но я протянул руку и остановил ее. Я попросил ее посидеть со мной минутку, и ну я… – Наступает тишина, и Фэй слышит неровное дыхание Кенни. – Я пошел ва-банк. Я сказал ей, что влюблен в нее и знаю, что она тоже любит меня, и хочу, чтобы она отменила свадьбу и позволила мне отвезти ее в Англию, как мы всегда мечтали. Я сказал ей, что сделаю что угодно. Я… умолял.

Снова тишина.

Затем голос Хэла тихо спрашивает:

– Как она отреагировала?

Фэй слышит, как Кенни глубоко вздыхает.

– Она сказала, что никогда не собиралась отменять свадьбу или лететь со мной в Англию. Она сказала мне, что да, она любит меня, но не так. Не как мужа. И я ответил, о, как интересно, с учетом того, что мы только что делали как муж и жена у меня дома. Тогда она сказала: «Не груби», а я возразил: «Я не грублю, а привожу тебе факты». И она сказала: «Слушай, ты был моим первым… – а я действительно им был, – мы были первыми друг у друга – и поэтому ты всегда будешь особенным. Но, Кенни, конечно, ты знаешь, что я не могу выйти за тебя. А то, что было у тебя дома… это было прощание».

Повисает очередная пауза, а потом дыхание Кенни учащается, а голос срывается.

– И я слетел с катушек. Я начал кричать на нее, кричать, что она эгоистичная сука, и что она использовала меня все эти годы, и что я ее ненавижу и больше никогда не хочу ее видеть. После этого она просто выпрыгнула из машины и убежала в лес.

– А ты пошел за ней? – спрашивает Хэл.

– Конечно, пошел, – говорит Кенни. – Хотя не сразу, если честно. Я подумывал просто уйти, но не смог. – В его голосе Фэй слышит слепую преданность, безусловную любовь. – К тому времени, как я вышел из машины, дождь хлынул еще сильнее. Я побежал за ней, но было темно, и я ни черта не мог разглядеть. Я звал ее снова и снова, но не уверен, что она слышала меня из-за проливного дождя. Я искал как мог, но… я так и не нашел ее. Наконец я просто решил, что, может, она где-то спряталась, ожидая, пока я уйду. И тогда она вышла бы, понимаете?

Голос Хэла:

– Угу.

– Поэтому я оставил ключи на переднем сиденье машины, оставил ее незапертой и пошел домой. Я лежал без сна всю ночь, надеясь, что она позвонит, но она так этого и не сделала. И на следующий день тоже. А потом моя девушка вернулась домой, и я убедил себя, что это конец, что все кончено. Она покончила со мной. Мы никогда больше не увидимся. Она выйдет замуж, и мы продолжим свою жизнь. И я сдержал свое обещание никогда никому ничего не говорить. Я не знал, что она пропала, пока полицейские не постучали в мою дверь.

Возникает пауза, и Кенни добавляет:

– Клянусь жизнью моей матери.

– И это много значит для тебя, не так ли? – спрашивает Хэл. – Жизнь твоей матери?

Ответ Кенни едва слышен:

– Конечно.

Никто ничего не говорит, но Фэй может расслышать шелест бумаги, пока диктофон продолжает записывать. Кто-то прочищает горло. Она открывает рот, чтобы попросить Хэла выключить запись, сказать, что слышала достаточно. Но он поднимает руку, призывая ее слушать дальше. И в тот же самый миг она слышит низкий, полный боли полуплач-полукрик, задыхающийся, сдавленный вопль, который может исходить только из глубины души.

– Это моя вина, – рыдает Кенни, и его слова похожи на один долгий мучительный стон. Он еще несколько секунд всхлипывает, потом она слышит, как он пытается взять себя в руки.

Голос Хэла говорит:

– Это несчастный случай, сынок.

– Нет, – возражает Кенни сквозь слезы. – Она мертва из-за меня. Если бы я пошел и попросил о помощи, вместо того чтобы разочароваться в ней, возможно, кто-то смог бы ее найти. Может быть, они спасли бы ее. Если б я не оставил ее там. Если бы сделал хоть что-то – что угодно, – вместо того чтобы не сделать ничего.

– Выключи, – просит Фэй.

Хэл выключает запись.

– Все равно там больше ничего нет. Я пытаюсь успокоить его, а потом мы обсуждаем формальности.

– Это его вина? – спрашивает она хрипло. Она снова это чувствует, снова ощущает потребность обвинить кого-нибудь, покарать причастных. Кого-нибудь, но не человека, который умер. Она жаждала возмездия за смерть Лидии так сильно, но что, если дело было в самой ее сестре? Если бы та была мудрой и зрелой, а не безответственной и импульсивной? Она не имела права отправляться на пикник одна в лесную чащу с трехлетним ребенком. А теперь вот и Энни, выпрыгнувшая из машины и убежавшая в лес среди ночи и под проливным дождем.

Несчастья случаются. Жизнь сворачивает не туда. С людьми происходят ужасные вещи. Теперь у Фэй нет ни сестры, ни племянницы – по вине обстоятельств, которые те сами создали. Виноват ли Кенни? Возможно, отчасти. Но именно упрямство Энни на тему их тайных отношений превратило его жизнь в ад. И теперь ему придется жить со всеми его «если бы» до конца своих дней. «Если бы» и боль утраты. Что ж, у них будет много общего.

Хэл встает и тянет ее за собой. Он крепко прижимает Фэй к себе, целуя в макушку, и ее взгляд устремляется к открытой двери спальни. Он кладет палец под ее подбородок и поднимает ее голову, пока их глаза не встречаются.