Роберт Гэлбрейт - Дурная кровь

В доме Теда после радостных приветствий дяди, Люси и Джека все по очереди заключили Страйка в объятия. Борясь с усталостью, он терпеливо участвовал в семейной идиллии, хотя и знал, что лечь спать в гостиной ему не светит, пока все не разойдутся. На ужин Люси подала спагетти, а за столом суетилась, дергала замечаниями Люка, который то и дело пинал Адама, или ковыряла вилкой у себя в тарелке, чтобы только не расплакаться.

– Так непривычно, правда? – вполголоса заговорила она с братом, когда после ужина Грег предложил мальчишкам вместе убрать со стола. – Мы с тобой здесь, а ее нет. – Не задерживаясь на этой мысли, Люси продолжила: – Развеять прах мы решили утром, пока море спокойное, а потом вернемся домой на пасхальный обед.

– Отличный план, – сказал Страйк.

Он знал, с каким трепетом Люси подходит к любым приготовлениям, стремясь, чтобы все прошло как по маслу. Она с гордостью продемонстрировала брату стилизованную под белый лотос урну. Заботами Теда прах Джоан уже лежал внутри.

– Выглядит обалденно. Джоан была бы довольна, – сказал он, хотя вовсе не был в этом уверен.

– Еще я купила розовые розы – мы спустим их на воду. – При этих словах Люси разрыдалась.

– Приятное дополнение. – Страйк подавил зевок; больше всего ему хотелось принять душ и завалиться спать. – Спасибо за такую четкую организацию, Люс. Кстати, я привез парням пасхальные сувениры, куда их девать?

– Можем отнести на кухню. А для Роз и Мел ты что-нибудь привез?

– Это кто?

– Дочки Дейва и Пенни, завтра они тоже придут.

«Да чтоб их…»

– Чего-то я не подумал…

– Как же так, Стик, – с упреком сказала Люси, – они ведь твои крестницы, правда?

– Ничего подобного, – Страйк старался говорить без желчи, – но так и быть, хорошо, с утра пораньше заскочу в магазин.

Оставшись наконец в одиночестве, он прислонил протез к кофейному столику и устроился на диване, с которым за последний год неохотно, но все-таки свыкся, а потом снова проверил телефон. К счастью, с неизвестного номера ему больше никто не писал, поэтому Страйк, окончательно вымотанный, мгновенно отрубился.

Однако ближе к четырем утра все же раздался звонок. Выдернутый из глубокого сна, Страйк нащупал телефон и, взглянув на время, поднес аппарат к уху:

– Алло?

В трубке молчали, хотя на другом конце явно слышалось чье-то дыхание.

– Кто это? – Страйк не особо надеялся на ответ.

– Блюи… – послышался едва различимый шепот. – Это я.

– Четыре часа утра, Шарлотта.

– Я знаю, – прошептала она, а потом то ли хохотнула, то ли всхлипнула. Голос ее звучал странно, в нем слышалась какая-то маниакальность.

Страйк, лежа всего в десятке ярдов от тетушкиного праха, уставился в темный потолок.

– Ты сейчас где?

– В аду.

– Шарлотта…

Она бросила трубку.

Страйк слышал зловещие удары своего сердца, словно литавры из глубин пещеры. Его пронзали раскаленные докрасна иглы паники и страха.

Когда же он сможет наконец выдохнуть? Разве он еще не достаточно поплатился, не достаточно отдал, не достаточно пожертвовал… не достаточно любил? В темноте этой гостиной, с декоративными тарелками и сухоцветами, присутствие Джоан ощущалось совсем рядом, даже ближе, чем ее прах в этом нелепом белом лотосе, который, подпрыгивая на волнах необъятного моря, будет смотреться жалко и убого, как выброшенная бумажная тарелка. И Страйк, лежа на этом диване, как будто услышал ее последние слова: «Ты хороший человек… помогаешь другим… я тобой горжусь…»

Шарлотта звонила ему с того же неизвестного номера, с которого ранее прислала SMS. Мобилизовав свой изможденный разум, Страйк прокручивал все известные факты, которые сводились к следующему: в прошлом Шарлотта уже пыталась наложить на себя руки; у нее имелись муж и дети; не так давно она проходила курс реабилитации в психиатрической лечебнице. Несколько недель назад детектив твердо решил связаться с ее мужем, если она продолжит бомбардировать его суицидальными сообщениями, но в четыре часа утра, да еще на Пасху, банковский служащий Джейго Росс вряд ли окажется на рабочем месте. Страйк размышлял, проявит ли он жестокосердие, проигнорировав ее последний звонок, или же окажет ей тем самым добрую услугу, но если не ответит, как ему потом принять известие о ее передозе? Выждав долгие десять минут в надежде, что она снова наберет его номер, Страйк принял сидячее положение, чтобы отправить ей эсэмэску.

Я сейчас в Корнуолле. Скончалась моя тетя. По-моему, тебе нужна помощь, но я не тот, кто может тебе ее предложить. Если рядом с тобой никого нет, ты должна с кем-нибудь связаться и рассказать о своем состоянии.

Беда только в том, что они с Шарлоттой знали друг друга как облупленные. Поэтому у Страйка не было сомнений, что его выдержанный в умеренных тонах ответ покажется Шарлотте слишком робким и неискренним. Она давно уяснила: какая-то его частица (стиснутая добровольным воздержанием, но не искорененная) тянется к ней, особенно в случае таких крайностей, и не только потому, что в течение многих лет он был в ответе за ее душевный покой, но еще и потому, что он не мог забыть, как в самую тяжелую пору его жизни она примчалась к нему в госпиталь, где он валялся после ампутации и не понимал, как дальше жить. Он отчетливо помнил, как она, самая красивая женщина из всех, что ему встречались, появилась в дверях его палаты, подошла к нему и без единого слова поцеловала в губы, – именно тогда что-то щелкнуло, и Страйк понял, что жизнь продолжается, что будут еще восхитительные моменты красоты и удовольствия, что он больше не одинок и что женщине, которую он не может выбросить из головы, все равно: есть у него нога или нет. Сидя в темноте и содрогаясь от несвойственного ему озноба, Страйк набрал еще два слова: «Все образуется» – и отправил сообщение. Потом он лег и стал ждать, когда телефон завибрирует снова, но тот молчал, и Страйк в конце концов провалился в сон.

Проснулся он, как и следовало ожидать, от топота ворвавшегося в гостиную Люка. Когда топот перекочевал в кухню, Страйк потянулся за телефоном. От Шарлотты пришло еще два сообщения: одно за час до его пробуждения, другое – полчаса спустя.

Блюи, мои соболезнования, это ведь та самая тетушка, с которой ты меня знакомил?

И второе, после того, как от Страйка не пришло ответа:

Разве я порочна? Джейго говорит, что да. Раньше я думала, что это неправда, – ведь ты меня любил.

Как минимум она еще жива. У него крутило нутро. Страйк сел и закрепил протез, отгоняя от себя мысли о Шарлотте.

Завтрак прошел в напряжении. Стол, заставленный пасхальными яйцами и сластями, будто сошел с мультяшного экрана. За едой Страйк держал тарелку на коленях. Только после того, как Люси вручила им с Тедом по шоколадному сувениру, детектив сообразил, что для сестрицы он ничего не подготовил. Зато перед мальчишками выстроились целые пирамиды, так и норовившие рухнуть в разные стороны.