Роберт Гэлбрейт - Дурная кровь

Наблюдавшие за этой нечаянной комедией подростки уже в открытую задыхались и корчились от смеха. Опираясь одной рукой об их столик, чтобы не потерять равновесие, Страйк неуклюже наклонился за коробкой с треснувшим шоколадным ежом, и только тогда девица из компании молодняка заметила металлический стержень на месте правой лодыжки странного пассажира. Страйк это понял по внезапно наступившему затишью и нервному перешептыванию. Под пристальными взглядами доброй половины вагона, кряхтя и покрываясь испариной, он засунул поврежденный сувенир обратно в пакет и раскопал в сумке «Демона Райского парка», а затем не без примеси злорадства бросил взгляд на кислые мины подростков и боком протиснулся на свое место у окна.

Пролистав больше половины книги в поисках того фрагмента, который ему хотелось перечитать, Страйк в конце концов нашел главу под заголовком «Поимка».

Залогом безнаказанности Крида по-прежнему служили его отношения с квартирной хозяйкой Вайолет Купер. Сама Вайолет признается, что на протяжении первых пяти лет его пребывания в доме она даже мысли не допускала, что «Ден» – одинокая и нежная душа, любитель пения и, по всей видимости, гей – может причинить кому-то вред.

Однако Криду мало-помалу надоело угождать Вайолет – это требовало слишком больших усилий. Если раньше он накачивал ее наркотиками, дабы спокойно растолочь в подвале кости или погрузить труп в фургон, то теперь, подсыпая барбитураты ей в джин с апельсиновым соком, он лишь избавлял себя от ее общества.

По отношению к Вайолет он теперь вел себя по-другому. Стал «вредным», «издевался по поводу и без повода, говорил гадости, высмеивал каждую обмолвку и оплошность, при каждом удобном случае делал из меня дуру, хотя раньше себе такого не позволял. Помню, как-то рассказывала я ему, что мой брат после выхода на пенсию купил себе жилье – небольшой сельский домик, ну прелесть, одним словом, и говорю: „Видел бы ты его сад, и розы, и бельведер“, а меня обсмеял Деннис-то, причем с издевками, и все из-за моей оговорки. Я, видите ли, сказала „бельведель“, а он мне… слов его никогда не забуду: „Не вякай, чего выговорить не способна, – выставляешь себя тупицей“.

Как ножом по сердцу полоснул. Эту гнусную сторону его натуры я прежде не замечала. Ну, знала, конечно, что он больно умный: каждый день кроссворды из „Таймс“ разгадывал. Щелкал как орешки все вопросы в телевикторинах, которые мы вместе смотрели, но передо мной никогда раньше не заносился.

А как-то вечером вдруг завел речь о моем завещании. Допытывался, кому я собираюсь дом отписать. Подводил к тому, чтобы все на него оформила. Даже как-то неприятно стало. Я ж не старуха была, в гроб ложиться не собиралась. Сменила я тему, а он через пару дней опять за свое. Тогда я и говорю: „Послушай, Деннис, как, по-твоему, я должна понимать эти разговоры: как будто я уже одной ногой в могиле? У меня такое чувство, что ты задумал меня порешить“. Тут он взвился и говорит, мол, ты-то хорошо устроилась, но я, дескать, гол как сокол; а вдруг мои наследнички, если что, вышвырнут его на улицу? И с этими словами – с глаз долой. Потом, конечно, все устаканилось, но неприятный осадок остался».

Со стороны Крида уговорить Вайолет изменить завещание, а потом ее прикончить было бы верхом безрассудства. Столь явный мотив убийства обязательно привел бы полицию к нему в подвал, где он прятал останки и вещи по меньшей мере пяти жертв. Однако к этому времени самонадеянность Крида и ощущение неуязвимости уже не знали границ. Запасы таблеток стали пополняться в небывалых объемах, что вынуждало Крида выходить на других уличных наркодилеров. Как следствие, его лицо становилось более узнаваемым.

Одного из таких наркоторговцев звали Майкл Клит; он продавал барбитураты, похищаемые с помощью приятеля – работника фармацевтической компании. Позже Клит заключил сделку со следствием в обмен на дачу свидетельских показаний против убийцы. По его словам, Крид интересовался, где можно раздобыть рецептурные бланки. Полиция выдвигала версию, что, по задумке Крида, поддельный рецепт, выписанный на имя Вайолет, сможет объяснить, каким образом к ней попали те самые вещества, которые должны были стать для нее смертельными…

Несмотря на выпитый кофе, у Страйка опять слипались глаза. Через пару минут голова его склонилась набок, а книга выскользнула из ослабевших рук.

Когда он снова проснулся, небо за окном окрасилось в кораллово-розовые тона, смешливый молодняк испарился, а до конечной станции Труро оставалось десять минут. Весь на нервах, не имея никакого желания участвовать в родственном застолье, он предпочел бы вернуться к себе в мансарду, чтобы принять душ и хоть немного успокоиться. Но, увидев на перроне Дейва Полворта, Страйк воспрянул духом. Правда, из вагона он выбирался с трудом, под тихий перестук шоколадных ежей. И сделал себе засечку на память: битого всучить Люку.

– Ты в порядке, Диди? – спросил Полворт после того, как они, обменявшись рукопожатиями, похлопали друг друга по спине, поскольку болтавшийся в руке у Страйка пакет из супермаркета не давал им обняться.

– Спасибо, что встретил, Живец, я твой должник.

До Сент-Моза они доехали на «дастере» Полворта, обсуждая планы на предстоящий день. Полворт со всем семейством и Керенца из «Макмиллана» были в числе приглашенных на ритуал развеивания праха Джоан.

– Только развеивать ничего не будем, – сказал Полворт, проезжая по проселочным дорогам, когда солнце уже пылало на горизонте раскаленным угольком. – Скорее, отправим в плавание.

– Это как?

– Люси притаранила типа урночку, – объяснил Полворт. – Из ваты и глины, чтоб в воде растворялась. Вчера мне показывала. С виду – как цветок. Внутрь засыпаешь прах и пускаешь по воде, она на волнах покачается, размокнет и исчезнет.

– Неплохо придумано, – сказал Страйк.

– А заодно избавляет от всяких казусов, – добавил прагматичный Полворт. – Помнишь Яна Рестарика из нашей школы? Его дед завещал развеять свой прах тут же, в Корнуолле, с мыса Лендз-Энд. Так эти пьяные дебилоиды вскрыли урну против ветра и наглотались дедова праха. Рестарик рассказывал – он потом целую неделю просморкаться не мог.

Засмеявшись, Страйк почувствовал, как в кармане вибрирует телефон. Он надеялся получить от Робин хорошие новости насчет Бетти Фуллер. Вместо этого он увидел сообщение с неизвестного номера.

Я так ненавидела тебя потому, что очень сильно любила. И никогда не переставала любить, в отличие от тебя. Твоя любовь истрепалась. Ее истрепала я.

Полворт болтал без умолку, но Страйк все пропускал мимо ушей. Перечитав текст несколько раз, он слегка нахмурился, засунул телефон обратно в карман и переключился на байки, которые травил его друг.