Татьяна Степанова - Циклоп и нимфа

Когда они вошли, Суслова гневно воззрилась на них.

– Страховой фонд теперь работает на полицию, значит?

– Мы тесно сотрудничаем, – ответил Мамонтов. – У нас общий интерес. Изобличить убийцу. Вас, Лариса Ильинична.

– Да как вы смеете? Этот подонок меня обвинил черт знает в чем, и вы ему потакаете?! А вы, полиция, – Суслова обернулась к майору Скворцову. – Вам что, любой подойдет на роль отравителя? Так, что ли? Без всяких доказательств?

– Ну как же без доказательств, Лариса Ильинична?! – резонно возразил Скворцов. – Кое-что есть на вас. И весомое. Деньги-то ваши, вклад миллионный. И вы отказались его вернуть законному владельцу, наследнику.

– Макар от меня ничего не получит. У него все равно все прахом пойдет. Расточит, прогуляет. А я… я сорок лет на госслужбе! Сорок лет отдала государству! Савве посвятила всю себя – из этих сорока лет тридцать на него отпахала! Ничего бы он не достиг без меня. Я его вела, направляла. А он так бездарно всего лишился!! – заорала Суслова. – Из-за своего сынка! Из-за того, что потакал ему во всем. Я не травила Савву! Я его оберегала, поймите вы это наконец. Я его хранила всю жизнь, как самое дорогое. Я его берегла даже здесь, в этой чертовой глуши, когда все уже было для него кончено. Я не покинула его, как Макар, как Гала. Они уехали. Сбежали. А я осталась. И за все мои старания, лишения, я что – не должна хоть что-то получить в награду? После сорока лет безупречной службы Отечеству – грошовая пенсия? А этот мальчишка, этот пьяница будет в роскоши купаться? Не бывать такому!

– Суд учтет ваш мотив, – хмыкнул майор Скворцов.

– Какой суд, что ты городишь? – Царица Савская бешено заорала и на него. – Привыкли здесь со своими полицейскими ухватками! Не на ту напали. Со мной ФСБ не совладало – вербовали меня, дубины, чтобы и я на Савву стучала им, как этот задрот Кузьма-поэт. А я их послала! Так что и вас всех пошлю. Всех! И фонд ваш зарубежный! Я Савву не травила. Я его не у-би-ва-ла!

– Вы дали ему яд арсенит натрия. И это было спланировано вами. Однако план ваш нарушился тем, что появился еще один отравитель. И действовал проворнее вас. Два яда в организме потерпевшего привели к тому, что у него дважды вечером начиналась рвота. И тогда, тревожась, что яд вышел и не подействует, вы дали ему вторую порцию арсенита натрия. В марганцовке под видом лекарства. Это видел свидетель Лишаев. Вторая свидетельница – ваша горничная – тоже это косвенно подтвердила. По результатам экспертизы у Псалтырникова обнаружены следы марганца. Мы на это поначалу не обратили внимания. А улика-то – решающая.

– Да я и не отрицаю, что напоила его марганцовкой. Обычное дело при расстройстве желудка! Я ведь думала, что это несварение у него или пищевое отравление. Всегда марганцовка – первое средство помощи. Я настояла, чтобы он утром поехал со мной в Москву в клинику Управделами на обследование.

– А он умер ночью. Лариса Ильинична, ей-богу, прекратите этот цирк. Вам лучше во всем признаться. Суд это учтет.

– Мне не в чем признаваться, потому что я не травила его!

– Все улики против вас.

– Это не улики. Это называется «шить дело»! И почему вдруг все против меня? Если хотите знать – это не с меня началось.

– Что не с вас началось? – спросила Катя, до этого молчавшая.

– А то, что вас всех так всполошило. Вклад в банке на мое имя.

– Объяснитесь, – потребовал майор Скворцов.

– Савва мне всегда доверял. И он бы этой темы – ну, насчет возвращения вклада – не поднял, не будь одного тревожного обстоятельства.

– Какого обстоятельства?

– Да такого, что он сам забеспокоился не на шутку. Это не сразу выплыло. Сначала просто шли сигналы. И он все сильнее нервничал.

– О чем вы? Говорите яснее.

– Да о ней! – Суслова всплеснула руками. – Наша пташка Гала.

Катя смотрела в искаженное злобой лицо Царицы Савской.

– А что Гала? – спросила она.

– Да то, что все ваши претензии отчего-то ко мне. А не к ней. Хотя мы с ней в равных условиях.

– Говорите все, правду, – потребовал майор Скворцов.

– Она жила в Париже. Весело жила. Савва сам, естественно, не мог ее проконтролировать – ни приехать, ни навестить. Он попросил отца Меланьи, Смирнова, у того и связи, и возможности через юристов собрать информацию. Тот собрал – кроме веселья и мотовства Саввиных денег, тех, что он ей присылал, куча любовников. Двое каких-то прохиндеев вообще взяли ее в плотный оборот – испанец и француз-мотогонщик. Звали замуж. Савва испугался, что она и правда в Париже выскочит замуж за какого-нибудь альфонса, и он ее подчинит, как ее прежний муженек. Станет вить из нее веревки. А потом облапошит, ограбит. И возникнет угроза потери недвижимости. Савва приказал ей немедленно возвращаться из Парижа домой.

– Это нам известно, – сказала Катя. – Это не секрет.

– Не секрет? А вы в курсе, что она отказалась?

– Мало ли, она же приехала.

– Я не это имею в виду. Я говорю вам – она отказалась наотрез. Вернуть Савве то, что ей не принадлежало, но было ее номинально.

– Что? – спросил майор Скворцов.

– Квартиру. Да, да, не смотрите на меня так. Та же история, что и с моим вкладом в банке. Савва купил квартиру на Елисейских Полях на имя Галы. Как инвестицию в недвижимость. Сам-то не мог владеть из-за санкций. Все документы на нее. Она – фактическая хозяйка. Естественно, все взносы, налоги платил он сам. У нее же нет ни гроша своего. А она возомнила себя хозяйкой там. Отказалась вернуть ему квартиру, когда он, испугавшись ее взбалмошности, ее любовных интрижек, что выходили из-под контроля, велел ей переоформить все документы на Макара.

– Квартира – не ваш вклад в швейцарском банке в десять миллионов.

– Да? А вы знаете, что это за квартира? Историческое здание девятнадцатого века, полностью отреставрированное, на Елисейских Полях, в самом престижном районе. Триста пятьдесят квадратных метров апартаментов – целый верхний этаж с выходом на крышу-террасу. Фактически пентхауз. Десять комнат! Великолепный вид из окон. Квартира стоит восемь миллионов евро. Савва вложился по-царски. И Гала прекрасно знала цену этой хате. Поэтому она отказалась вернуть. Можно продать – она же хозяйка по документам, купить себе что-то поскромнее, но тоже классное, за миллион-полтора, а остальные деньги положить в банк и жить припеваючи на ренту там, в Париже, до конца дней. Она так и хотела сделать! Она Савве объявила, что не отдаст квартиру – у Макара, мол, и так всего через край. А ей тоже что-то полагается. Она взывала к чувствам любимого дяди, она требовала! Но Савва не поддался – сказал, чтобы она квартиру переоформила, а он взамен купит ей квартиру здесь, в Москве. Он не хочет, чтобы она его покидала, жила за бугром. Так она начала на него кричать, что он губит ее жизнь, так же, как погубил жизнь Макару. И Савва этого не вынес – они орали в кабинете друг на друга. Он назвал ее неблагодарной мотовкой. Пригрозил, что если она не переоформит документы добром, то его юристы – Смирнов, Меланья – все равно отберут у нее квартиру и она вообще останется ни с чем. Если не примет его условий. Я все это знаю, потому что он сам, сам мне все это рассказал перед тем, как попросить, чтобы и я тоже вернула ему деньги! Он словно извинялся – видишь, Лара, какая у меня ситуация с этой неблагодарной девчонкой, так что надо все снова в одну копилку.