Александр Руж - Волчий камень [litres]

– Кто?

– Почем я знаю! По виду господин: одет прилично, щеки бритые, бороденка стриженая, в глазу стеклышко. На голове котелок такой, как англичане носят.

– Котелок? – встрепенулась Анита. – Точно помнишь?

– Еще бы! – фыркнула Вероника. – Котелок-то я сразу и приметила. Здесь господа все больше в шляпах да в цилиндрах ходят, а этот в котелке.

– А одет… в пальто?

– Черное, как сажа. Рукава длинные, из-под них перчатки. На ногах ботинки лаковые.

– Сутулый?

– Да, вроде как сутулый… А что, знаком он вам?

– Видела пару раз… Рассказывай! Где ты его встретила?

– Нигде я его не встречала! Он возле полицейского участка крутился. Я вышла, он за мной. Два квартала шел. Я хотела… – тут Вероника замялась, – хотела в тряпичную лавку заглянуть, там недалеко. Гляжу: он сзади идет, как привязанный. И зыркает на меня из-под котелка-то! Страшно… Ну, я про лавку забыла, взяла извозчика и сюда.

– А он?

– Не знаю, не оглядывалась. Поди, там остался… А кто это?

– Говоришь, возле участка крутился? – Анита не заметила обращенного к ней вопроса и стала рассуждать вслух: – Может, тоже из полиции? Агент Ранке?

Предположение выглядело разумным. Хотя нет… Если человек в котелке был полицейским агентом, почему он покинул, да еще так спешно, Аллею тополей, когда там обнаружили тело убитого Пабло? Что он делал возле «Орехового дерева» – следил за Либихом и мадемуазель Бланшар? Отчего же тогда не вошел вслед за ними в зал, не бросился на звук выстрелов, не перехватил убийцу? И наконец, какой смысл следить за Вероникой? Нет, нелогично. Абсурд какой-то.

Вероника отдышалась, сменила уличное облачение на домашнее и взялась было за прерванную уборку, но Анита услала ее на кухню. Посторонние шумы раздражали, мешали сосредоточиться.

Установилась тишина, которая, однако, не способствовала появлению новых догадок. Мысли продолжали бестолково вертеться вокруг услышанного от Либиха: великий князь, метящий в императоры, подпольная организация заговорщиков, план государственного переворота…

– И все же: почему он меня не убил?

Анита представила себе глаза Либиха, а в них – багровые отблески. Было в этих глазах что-то мефистофельское. Никто не знал, что она у него в особняке. Никто не стал бы искать ее там. Никто не сумел бы помочь.

Анита еще раз прочла записку, полученную Алексом. Записка не давала никаких намеков на то, кто был ее автором. Текст написан, а точнее, вычерчен большими печатными буквами, чернила обыкновенные, листок бумаги вырван из записной книжки, какие продаются в Берлине в каждой мелочной лавчонке. Никаких отпечатков, никаких знаков на просвет.

Часы пробили два. Анита, ощущая усталость и разочарование от бесполезного умственного напряжения, собрала разбросанные по столику бумаги, сунула их в свою походную шкатулку и позвала Веронику.

– Хочу чаю.

Как только Вероника упорхнула обратно на кухню выполнять приказание, из передней донеслось надтреснутое сипение звонка-шарманки. Анита посмотрела на часы: Алексу еще рано возвращаться из клуба.

– Вероника!

Служанка уже стояла в передней, настороженная, с увесистой скалкой в руке.

– Отпереть?

– Подожди. – Анита быстро вошла в спальню, сдернула со стены черкесскую шашку, максимовский трофей, незнамо для какой надобности взятый им за границу. Вернулась в переднюю и встала напротив двери. – Теперь открывай.

Вероника щелкнула замком, дернула дверь на себя и воинственно замахнулась скалкой. Анита выставила перед собой шашку и едва не проткнула острием перешагнувшего через порог господина Ранке.

– Это вы?

– Я… – Ранке уставился на вооруженную хозяйку, перевел взгляд на горничную. – Прошу прощения, я вам помешал?

– Нет, – смутилась Анита и опустила шашку лезвием вниз. – Это я просто… просто упражняюсь. Новая гимнастическая система, в России сейчас очень популярна… Проходите.

Вероника, спрятав скалку за спину, попятилась на кухню. Анита, не зная, куда деть свое нелепое оружие, пригласила полицейского в гостиную. Пока он, кряхтя и отдуваясь, устраивался в кресле, разглаживал усы и вытирал платком лысину, она юркнула в спальню и бросила шашку на кровать.

– Не хотите ли чаю, герр Ранке? Я распоряжусь.

– Чаю? Э-э… С удовольствием.

Когда Анита снова вошла в гостиную, на ее лице не было уже и тени смущения. Она села в свободное кресло напротив и напрямик спросила:

– Вы пришли рассказать мне о купце Володине?

– Не только. У меня есть и другие новости, которые покажутся вам любопытными. Но начнем все же с Володина. Что касается его личности, я мало что могу добавить к вашим сведениям. Действительно купец, постоянное жительство имеет в Мюнхене, занимается через посредников поставками в Германию русской пеньки, дегтя, чего-то там еще – я не уточнял. Вы хотели с ним повидаться? Он сейчас в Берлине, приехал по торговым делам, остановился в гостинице «Шпрее».

– «Шпрее»? Той, где проживает мадемуазель Бланшар?

– Да… Хм, занятное совпадение. В номере он сидит редко, все больше ездит по городу, посещает своих компаньонов.

– Мне говорили, он водит дружбу с адептами Вольной религиозной общины.

На добродушной физиономии Ранке отразилось искреннее неведение.

– На сей счет сведениями не располагаю, мадам. Хотя слышать это немного странно. Русские – известные ортодоксы, они очень набожны, ходят в церкви, соблюдают свои обычаи. А господа из так называемой Вольной религиозной общины, как я вам уже говорил, не признают никаких религий. Хотите откровенно? Я разогнал бы эту общину раз и навсегда. Идеи анархизма, пропагандируемые в какой бы то ни было форме, не позволят Германии выбраться из революционной пучины и ввергнут страну в окончательный хаос.

– По-моему, вы преувеличиваете, – заметила Анита. – Эти господа, как я понимаю, не призывают к неподчинению светским властям и тем более к террору. Да и жизнь в Берлине, кажется, вернулась в прежнюю колею. Беспорядков нет, через неделю прусский король подарит народу конституцию, и брожение в умах утихнет.

Вероника принесла поднос с чайными чашками и розетками, наполненными вареньем.

– Вы не чувствуете подводных течений, мадам, – грустно возразил Ранке, бездумно ковырнув ложечкой в розетке. – Если бы вы пожили в Германии подольше, вникли в ситуацию, вы бы поняли, что нынешнее спокойствие крайне неустойчиво. Мятежники не разгромлены, они затаились в ожидании повода для новых выступлений. Достаточно одного-единственного толчка, камня, брошенного в воду, и весь кошмар последних месяцев повторится, только, быть может, с куда более катастрофическими последствиями. Вы говорите, через неделю король подарит народу конституцию? Я жду этого момента с гораздо большим нетерпением, нежели когда-то в молодости дня собственной свадьбы. Принятие конституции может стать для Пруссии поворотным событием. Вы правы: напряжение должно ослабнуть – хотя бы на тот период, пока народ будет разбираться в сути новых законов и искать в них выгоду. Мне известно, что этого события боятся сами бунтовщики, и те из них, кто порешительнее, будут делать все возможное, чтобы поднять восстание еще до шестого декабря, дня, когда король должен объявить о своем решении.