Александр Руж - Волчий камень [litres]

Он протянул Максимову пластинку с фотографическим изображением. На ней был виден лежавший на снегу человек с зажатыми в руках револьверами. Чуть поодаль можно было заметить откатившийся в сторону помятый цилиндр.

– Дайте-ка взглянуть. – Анита взяла пластинку, вгляделась в лицо убитого. – Я знаю, кто это!

– Знаете? – Ранке подался вперед. – И кто он?

– Кучер мадемуазель Бланшар. Ты разве не помнишь, Алекс?

– Я видел его один раз, – сконфуженно забормотал Максимов. – Да, пожалуй, есть что-то сходное…

– Ты вечно ничего не замечаешь! Даю голову на отсечение, что это он. Я хорошо разглядела его рожу, когда он вчера стрелял в меня.

Ранке упрятал пластинку в конверт. Вынул платок, промокнул лысину.

– У вас наметанный глаз, Анна Сергеевна… Получается, мадемуазель Бланшар и ее люди пошли ва-банк?

– Вы же сами говорили, что им некуда отступать.

– Отступать некуда, это точно. – Ранке похлопал пакетом по ладони. – Вам не кажется, господа, что террор становится бичом нынешнего столетия?

Он говорил со знанием дела. С началом девятнадцатого века организация политических убийств стала широко использоваться всеми силами – от анархистов до либералов. При почти всеобщей доступности оружия и несовершенстве способов охраны мишенью террористов мог стать деятель любого ранга и в какой угодно стране Старого и Нового Света. Одним из первых пал в 1806 году император Гаити Дессалин. Европа не отставала – на территории Германии дело Шарлотты Корде продолжили студент-либерал Занд, застреливший известного консервативного писателя фон Коцебу, и аптекарь Ленинг, который убил нассауского министра Иберя. Любопытно, что два этих громких убийства, направленные на разрушение монархической диктатуры, в итоге только укрепили германский авторитаризм, поскольку ловкий Меттерних использовал их как повод для усиления германской реакции. В тридцатые годы активность европейских террористов ненадолго ослабла, однако с возникновением новой революционной ситуации она опять стала набирать обороты.

– То ли еще будет, герр Ранке! – с убежденностью Кассандры проговорила Анита. – Помяните мои слова: пик моды на политический терроризм еще впереди.

– Хотел бы я, чтобы ваше пророчество не сбылось, мадам.

Ночь прошла под знаком бессонницы. Анита то и дело отрывала голову от подушки, вздрагивая от шорохов за дверью и казавшихся подозрительными звуков, которые доносились из-за гостиничного окна. Максимов полночи бодрствовал вместе с ней, поминутно хватаясь за лежавший на туалетном столике пистолет. Но к утру сон взял свое, и Алекс, закутавшись в одеяло, безмятежно захрапел.

Анита промучилась до зари. Придя к выводу, что уснуть все равно не удастся, она, как была, в ночной сорочке, встала с кровати, забралась в кресло, зажгла тонкую, мерцавшую, словно лучина, свечу и взялась за «Клариссу Гарлоу». Лишь столь сильнодействующему средству оказалось по силам сморить ее. Когда рассвет уже вовсю просачивался сквозь шторы, она выронила книгу и погрузилась в зыбкую беспокойную дрему, из которой ее выдернул вопль Макси-мова:

– Mon Dieu! Нелли, мы опоздали!

Анита от неожиданности подскочила, книга соскользнула с колен на пол. Догоравшая свеча покачнулась, и вялое пламя погасло, превратившись в сизоватую струйку дыма. Максимов лихорадочно одевался. Анита потерла пальцами слезящиеся глаза и посмотрела на настенные часы, которые показывали половину двенадцатого.

– Уймись, Алекс! Они стоят.

– Стоят? – Максимов, натягивавший на плечи рубаху, спросонья замотал головой. – Сколько же сейчас времени?

Собравшись с мыслями, он засунул руку под подушку, вытащил свой верный хронометр, сфокусировал рассеянный взор на стрелках.

– Тьфу, черт! Еще нет и десяти… Бой Хаффмана с Клозе начинается в двенадцать.

– Успеем, – зевнула Анита и, не вставая с кресла, с наслаждением потянулась.

Максимов отдернул штору. Чахлое зимнее утро проникло в номер, свет, паточный, почти ощутимый на ощупь, растекся по стенам. Анита позвала Веронику и, подойдя к зеркалу, стала, по обыкновению, всматриваться в свое отражение. Нельзя сказать, чтобы оно ее устроило: набрякшие синеватые веки, бугорки под сонными глазами, тени на щеках. М-да. Бессонная ночь – не самое удачное косметическое средство.

Хорошо, что все это поправимо. Пока одолеваемая дремой Вероника расчесывала госпоже волосы, Анита занялась своими привычными упражнениями: вскинула голову, несколько раз энергично взмахнула ресницами, улыбнулась. Эти нехитрые действия преобразили ее не только внешне, но и внутренне – леность и истома ушли из тела, мысли сделались ясными. Анита подняла правую руку и сжала ее в кулак. Попадись сейчас мадемуазель Бланшар, ей бы не поздоровилось.

Максимов тем временем успел одеться и наскоро совершить процедуру бритья. Время приближалось к одиннадцати.

– Нелли, ты не передумала?

Анита помедлила с ответом. Наблюдать за тем, как один джентльмен под восторженный вой публики лупит другого – что может быть омерзительнее? С другой стороны, она ни за что не согласилась бы остаться в гостинице. Хватит вчерашних злоключений.

– Алекс, а не сходить ли нам в театр? Я слышала, манера игры немецких актеров весьма оригинальна…

Максимов фыркнул так громко и презрительно, что она поняла: на фоне предстоящей кулачной драки театр кажется ему чем-то мелким и недостойным внимания.

– Поторопись, Нелли, уже четверть двенадцатого!

В гимнастический клуб, который стал в эти дни ареной боксерских поединков именитого Хаффмана против местных мастеров, они прибыли вовремя. Просторный зал клуба был переполнен. Витавший в воздухе запах мужского пота, который, очевидно, навеки въелся в атмосферу этого спортивного заведения, заставил Аниту поморщиться.

В центре зала возвышался квадратный помост, огороженный натянутыми по периметру канатами. Внизу на равном удалении друг от друга стояли низкие скамейки, оккупированные зрителями. На первый взгляд, свободных мест уже не оставалось, но Максимов махнул кому-то рукой, произнес несколько слов на причудливой смеси французского, немецкого и русского языков, и места нашлись. Анита, прежде чем сесть, провела пальцем по скамейке, сокрушенно вздохнула, но воздержалась от замечаний. На всякий случай окинула взглядом зал – ей теперь везде чудилось присутствие мадемуазель Бланшар и ее сообщников.

– Здесь мы в безопасности, – обнадежил супругу Максимов. – Помнишь этих господ? Они приходили со мной вызволять тебя из лап Либиха. Это все мои друзья, и очень надежные. Случись что, они закроют нас собой.

Анита увидела рядом – сбоку, спереди, сзади – улыбающихся великанов в спортивных трико, и от сердца немного отлегло.