Константин Веснин - Приют горного странника

…Я бы на месте Елизаветы Капитоновны ревновала, отпуская такого мужа в одиночные походы с женщинами. Надо быть очень уверенной в себе… нет… я не такая.

В номере Инесса Львовна немного почитала, чувствуя, как сонливое состояние постепенно овладевает ею. Сказывалось непривычно-раннее пробуждение. Она положила книгу и не заметила, как уснула.

Клавдия уверенными, размашистыми движениями продолжала обновлять стены магазина. Косынка настойчиво сползала на глаза, и она резкими взмахами руки поправляла ее, не обращая внимания на следы краски, появляющиеся на лице.

…Нет, я сегодня постараюсь закончить. Гороскоп обещает водолеям удачу в новых начинаниях, а еще эта книга Фэн-Шуй, в которой также прямо говориться: «Поменяйте свой имидж, смените обстановку, замените цветовое оформление»… Во-о! Что я и делаю! Крашу магазин в желтый цвет, это же цвет золота, и в книжке на это указывают, что золотой цвет притягивает богатство. Глядишь, и народ потянется за покупками. Скоро уже Петька вернется, надо постараться хотя бы треть магазина покрасить, то-то удивится. Ну, да ничего, пусть привыкает к этой… как ее… Фэн-Шуй, тьфу… язык свернешь.

Увлеченная работой, Клавдия не услышала стука калитки и потому вздрогнула, когда за спиной раздался хриплый, старческий голос:

— Бог в помощь, хозяюшка.

Клавдия обернулась и увидела Дормидонта Ниловича. На старике был тот же плащ, в котором он однажды появлялся в их магазине, за спиной рюкзак, а в руке палка. Шаркая по каменистой дороге кирзовыми сапогами, дед заковылял в направлении озера.

…Зачем его Лизавета принимает, не могу взять в толк? Ни денег с него, ни чего другого путного.

Она покачала головой и окунула кисть в краску.

Инесса Львовна, всхрапнув, проснулась. Оглядевшись, обнаружила себя сидящей в кресле.

…Похоже, я заснула. Не выспалась из-за собаки.

Она посмотрела на часы: начало двенадцатого.

…До обеда еще пара часов. Нет, так сидеть на отдыхе нельзя. Пойду, прогуляюсь.

Собравшись, Инесса Львовна осторожно выглянула в холл. Никого не было видно. Она подошла к номеру Павла Ивановича, прислушалась. Тишина…

Работа Клавдии прервалась громким собачьим лаем.

…Ну, Буян заливается! Кто там у них еще остался?

Стукнула калитка, Клавдия обернулась и увидела показавшуюся на дороге Инессу Львовну.

…А-а, эта городская мымра куда-то намылилась. Посмотрите на нее! Как задрала голову, старается не смотреть в мою сторону. А чесанула-то как!

— Беги, беги, тряси своими лохудрами, смотри, как бы не повыпадывали, — процедила ей вслед Клавдия и с удвоенной энергией начала закрашивать место осыпавшейся со стены штукатурки.

— Вот и очередная отметка, — Глеб, вытер пот со лба. — До вершины осталось пятьсот метров.

— Всего-то, — Люся устало посмотрела на часы. — Ого… знаешь, сколько мы идем? Два с половиной часа.

— Серьезно? А мне казалось, прошло… что-то около часа-полтора. Надо же, похоже, время в горах замедляет свой ход.

Они остановились, дыхание сбилось, сказывался быстрый темп подъема, да и крутизна хребта постоянно увеличивалась. Особенно тяжело приходилось Глебу. Покалеченная рука не обладала полной подвижностью, а приходилось цепляться за каменные выступы. Появилась тупая, ноющая боль в левом предплечье, но Глеб не подавал вида. Стиснув зубы, он шагал впереди Люси, показывая ей путь среди нагромождения крупных валунов и скалистых выступов.

— Смотри, Глеб, — Люся обернулась, — отсюда видно все озеро Медвежье. Там, на равнине, и не подозреваешь, какие у него изрезанные берега.

— Посмотри лучше вперед… вон… между деревьями, — Глеб прерывисто дышал. — Это уже вершина. Остался последний бросок, и мы достигнем цели.

— Да уж, красиво сказано, да трудно сделать, — Люся слабо улыбнулась. — Мои ноги превратились в тяжелые гири. Их все труднее отрывать от земли. Давай передохнем немного, я с непривычки выдохлась.

— Вот тебе наглядное преимущество работы в полиции по сравнению с работой школьным учителем. Мы более выносливые: постоянные сборы, да еще эти новые нормативы по физподготовке из любого учителя сделали бы альпиниста.

— Тогда возьми меня к себе на работу… каким-нибудь младшим помощником, — обреченно выдохнула Люся.

— Так, стоп. Ты сама предложила не упоминать в наш медовый месяц о работе. У меня голова идет кругом от впечатлений и потрясных видов. Кстати, посмотри на меня, ничего не заметила необычного?

Люся пощурилась, оглядывая Глеба:

— Ну, ты стал выше в моих глазах.

— Ответ неверный. Я стою на камне, поэтому выше.

— Нет, я в другом смысле… Не знаю, какая в тебе еще перемена.

— Я с утра не курил, и как будто не испытываю в этом потребности.

Перед ними открылся самый сложный участок восхождения. Уклон составлял около шестидесяти градусов. Подъем замедлился, каждый шаг приходилось совершать осторожно, предварительно пробуя ногой камень.

Тем временем Павел Иванович с нетерпением приступил к работе. Очередные мазки красок переносили пестрый цветочный узор альпийского высокогорья на холст. Шум ветра, свет и тень, чередующиеся вместе с проплывающими облаками, немного душный от испарений воздух — все это сложилось в гармоничную картину. Он поймал волну, связующую внешний мир с его собственным, внутренним. Окружающий мир, плавно перетекал в него, питал душу и возвращался на холст. Ни хруст веток под ногами проходивших мимо туристов, ни их восхищенные возгласы, ни пролетевшая почти над самой головой птица — ничто не нарушило тонкой, связующей нити художника и Вселенной…

На большом циферблате наручных часов был час дня, когда Павел Иванович глубоко вздохнул и отвлеченно огляделся по сторонам. Пейзаж был почти закончен, оставалось завершить последние детали, последние штрихи, которые, тем не менее, придавали всему произведению определенное звучание.

Павел Иванович понимал важность именно этих последних штрихов. Надо было сделать перерыв, походить, чтобы, как он называл — выйти из картины. Полное погружение не оставляло возможностей взгляда со стороны. И очень часто этот взгляд решал судьбу всего творения, а именно — удалось ли выразить ту полноту духовного искания, к которой художник стремился, изображая пейзаж.

Он снял очки, протер их, промокнул пот на лбу. Потоптался вокруг этюдника, разминая затекшие от долгого стояния ноги и расслабляя скованные мышцы руки.

…Необходимо больше времени, чтобы отвлечься от картины.

Он бродил, осматриваясь по сторонам, пока не остановил взгляд на вершине хребта. На фоне чистого, ярко-голубого неба небольшие скопления облаков группировались вокруг вершины, погружая ее в тень. Крики птиц стали громче, они беспокойно носились над еловыми перелесками. Павел Иванович посмотрел на циферблат: стрелка шкалы давления расположилась в диапазоне «к осадкам».