Константин Веснин - Приют горного странника

— Я бы назвала ее Лысая. Вокруг ее основания растет лес, а на ней одни голые камни.

— Это — твердые, кварцевые россыпи. Они отражают солнечный свет, и создается ощущение, что светится сама сопка.

— Отсюда, с вершины, кажется, что она совсем близко.

— Это только кажется, что она близко. Не ошибусь, если предположу, что до нее километров пять будет…

Ветер так усилился, что уже трудно было стоять на ногах, становилось холодно. Пришлось надеть на себя куртки и покинуть вершину. Спуск представлял не меньшую трудность и таил скрытые опасности. Глеб двигался первым. Сжав зубы, он старался не снижать темп движения, хотя давалось это нелегко. Левая рука занемела и почти потеряла подвижность. Пальцы не могли твердо фиксироваться на каменных выступах. Один раз рука соскользнула и, только благодаря подвернувшемуся под правую руку крючковатому стволу низкорослой пихты, ему удалось удержать равновесие и не покатиться по камням вниз. Он вспотел, порывы ветра охлаждали спину, вызывая озноб.

— Люся, ты как, нормально?

— Иду, иду… — Люся ответила машинально, усталость полностью стерла способность формулировать фразы. Тело превратилось в механическую машину, методично выполняющую изнурительную, физическую работу. Ей было немного проще, она повторяла движения Глеба, ступая на уже опробованные им камни.

Наконец они миновали самый крутой участок хребта и достигли места, где ели образовали закрытый шатер.

— Ну вот, мы и вернулись туда, где ты предлагала сделать привал. Передохнем немного и снова в путь, — Глеб оглянулся. Низкие темно-серые тучи, плотной завесой окутали вершину хребта. — Если мы хотим вернуться сухими, то особо рассиживать некогда.

— Вот и моя скамеечка, — Люся добралась до большого, широкого, корневого ответвления, своей извилистой формой напоминающего ползущего варана, и устало опустилась на него.

— Дорогая, ты не жалеешь, что полдня карабкаешься по этим громадным камням, вместо того, чтобы лежать под шезлонгом где-нибудь на Бали, лениво посматривая на голубой океан?

— Нет, Глеб, — Люся несколько раз глубоко вздохнула, откинулась на ствол лиственницы, распрямила ноги. — Я бы сбежала из-под того шезлонга уже на следующий день. Я где-то читала, что в человеческой натуре есть две противоположные склонности: одна влечет всегда к новому, другая — тянет к постоянству, отсутствию перемен. Нам скучно однообразие, и мы желаем перемен. Но, расставаясь с тем, к чему мы уже привыкли, мы чувствуем сожаление. И счастлив тот, в ком эти две склонности уравновешиваются.

— И какая склонность доминирует в тебе?

— В горы меня потянула жажда новых впечатлений, а достигнув вершины, я осознала себя такой песчинкой в этом гигантском океане, называемом Вселенная, и ощутила такую сильную любовь к нашему маленькому мирку, где есть ты, я и дочурка… Ты пить хочешь?

— Не откажусь от чашечки чая с коньячком. Придаст силы и энергию.

— Извини, дорогой. Могу предложить только воду из бутылки.

Передохнув, они продолжили путь. Каменистый участок хребта был преодолен, и перед ними лежали альпийские луга и перелески. На повороте тропы они увидели Павла Ивановича, складывающего этюдник.

— Привет туристам! А я как раз закончил писать картину.

Они пошли вместе, периодически оборачиваясь и видя, как густая серая пелена дождя заволакивает вершину и медленно ползет вниз по склону хребта.

— Вы, я смотрю, смельчаки, не боитесь попасть под грозу? — прищурившись, улыбнулся художник. От быстрой ходьбы у Павла Ивановича опять появилась одышка, но он старался не отставать от Непрухиных.

— Гора нас приворожила, — сильный порыв ветра заглушил слова Глеба. Приходилось почти кричать. — Не могли уйти, там много ягод!

— Да… погода в горах переменчива и капризна… — Павел Иванович перехватывал ртом потоки воздуха. — Как хорошо было утром… Да… здесь вам не равнина… и климат иной…

— Вы уже были тут раньше?

— Здесь нет… а на хребтах к юго-западу побывать довелось. Однажды… я разместился на вершине… она пониже этой, поэтому ваш покорный слуга ее одолел. Начал писать картину. А когда я, так сказать, в процессе творчества… окружающее для меня перестает существовать. И вдруг… позади меня резкая, ослепительная вспышка и удар грома…

— И вы с таким воодушевлением говорите об этом? — воскликнула Люся. — Я от страха не знала бы, куда спрятаться!

— Вот эта мысль сразу и пришла мне в голову… Надо было искать укрытие. Спускаться вниз не имело смысла… вымокнешь до нитки, да еще под молнию попадешь. Нашел нечто подобное расщелине среди камней… Там и просидел всю бурю… Зато впервые побывал в эпицентре рождения грозы… Это что-то сверхвпечатляющее!

Сильнейший порыв ветра хлестнул по спинам, толкая вперед. Трава, перелески елей и пихт — все низко загудело и склонилось под давлением воздушного потока. Одновременно с порывом ветра крупные дождевые капли глухими ударами забарабанили по тропе. Говорить было невозможно.

Последнюю треть пути они прошли окутанные плотной пеленой дождя. Одежда насквозь промокла и прилипла к телу. Тропа превратилась в мутный, бурлящий поток, несущий песок, ветки и мелкие камни.

Достигнув деревянного настила, они испытали громадное облегчение. Идти стало заметно легче, но появилась новая опасность — дорога стала скользкой. И первым эту опасность ощутил на себе Павел Иванович. Нога проскользнула вперед на мокрой, вогнутой, отошедшей от настила доске, и он повалился на бок. В последний момент ему удалось согнуть руку в плече, и падение обошлось без тяжелых последствий. Глеб помог художнику подняться.

— Вы целы? Все нормально?

— Да, вроде бы… — Павел Иванович поднял соскользнувшие с лица очки. — Да вы идите… Осталось совсем немного. Вон… уже и входная арка на тропу…

— Все равно мы окончательно вымокли, — замялся Глеб, но вид промокшей и дрожащей от холода жены заставил согласиться с художником.

— Тогда будьте максимально осторожны, Павел Иванович…

— Все будет нормально, идите же! — художник кивнул Глебу.

Выплывая из туманной пелены дождя, поселок Горный медленно приобретал свои очертания. Каменистая дорога Лесной улицы исчезла, уступив место водному потоку, вихрящемуся и бурлящему вокруг крупных камней. Глеб и Люся уже давно потеряли из вида обувь — вода доходила им до щиколоток. Шли медленно, спешить не было смысла, все равно насквозь промокли.

Наконец они добрались до калитки гостевого дома. Им навстречу, из-под навеса за сеткой, выглянул Буян. Жалобно проскулив, пес опять вернулся под навес.

След стекающей с одежды воды отметил их путь по холлу в номер.

— Как хорошо, оказаться под крышей, — Люся скинула кроссовки, мокрые следы от ее ног отпечатались на полу. Она с трудом стягивала прилипший к телу свитер.