Боб Альман - Опасное знание

Лицо у него было мокрое от снега, и он вытер лоб рукой.

— Так это же Эрнст! — закричал старик. — Как хорошо, что ты пришел.

— Здравствуй, Эрнст, — сказала тетя. — Милости просим.

Эрнст поздоровался, но садиться не стал.

— У меня есть для вас маленькая новость, — сказал он.

Его голос звучал как-то очень странно. Старик весь подался вперед и не сводил глаз с Эрнста.

— Манфред Лундберг был отравлен!

Харальд, по-видимому, хорошо знал, куда нам надо идти. В больнице было много подъездов, по он, не колеблясь ни секунды, вошел в один из них, и через большой вестибюль мы направились к широкой каменной лестнице. Мы поднялись на второй этаж, потом на третий, миновали длинный коридор и вошли в кабинет за серой застекленной дверью. Здесь нас встретила санитарка.

— Доктор сейчас придет. Вы можете немножко подождать?

Врачей всегда приходится ждать.

В кабинет вошел доктор Лангхорн. Это был еще совсем молодой человек. Он принадлежал к тому типу людей, которые обрастают щетиной уже через два часа после бритья. У него были холодные синие глаза и лысая макушка. Он быстро окинул нас взглядом. Это был явно умелый диагност. Не теряя даром времени, он сразу же перешел к существу вопроса.

— Постараюсь изложить суть дела в двух словах. Прецептор Лундберг длительное время был моим пациентом. Как известно, у него был коронарный склероз, то есть сужение сосудов сердца. Я лечил его лекарством, которое называется антипротромбин, или сокращенно АП, и за последние месяцы состояние его здоровья стало значительно лучше. Вчера утром он позвонил ко мне и сказал, что весь АП у него кончился, и попросил выписать новый рецепт. Я выписал ему новую порцию лекарства, которое он должен был получить в аптеке…

— Точнее, в какой аптеке?

— Точнее, в «Кроне», — ответил Лангхорн.

Он подошел к окну и, повернувшись к нам спиной, стал смотреть на улицу.

— Когда я вскрыл сегодня его сердце, оказалось, что кровь не свернулась. Сначала я подумал, что он принял слишком большую дозу АП. АП принадлежит к группе кумариновых соединений, которые затрудняют процесс свертывания крови. Я позвонил в аптеку, но мне сказали, что он не взял лекарства, которое я ему выписал. Следовательно, дело было не в АП, затрудняющем свертывание крови. Это несколько насторожило меня, и я решил провести более тщательный осмотр трупа, исследовав содержимое желудка.

Он повернулся и пристально посмотрел на нас. Этот молодой человек явно любил драматические эффекты.

— В желудке мы нашли яд, — продолжал он. — Этот яд оказывает такое же действие, как и АП, — не дает крови свертываться. Мы провели колориметрическое, или цветовое, исследование того, что было обнаружено в желудке покойного, и пришли к выводу, что он принял большую дозу яда, который называется харофин и тоже принадлежит к группе кумариновых соединений.

Он сделал многозначительную паузу и засунул руки в бездонные карманы своего белого халата.

— Если Манфред Лундберг сам принял харофин, это означает, что он решил покончить жизнь самоубийством. Предположение, что он принял яд по ошибке, представляется мне маловероятным. Если же он не знал, что принимает яд, значит, его отравили.

— Самоубийство, по-моему, исключено, — сказал я. — Я видел его за час до смерти. Следовательно, несмотря ни на что, речь может идти только об убийстве.

Лангхорн снисходительно улыбнулся.

— Случай этот, возможно, ставит немало интересных правовых проблем, — сказал он. — Но это уже больше по вашей части.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Фактической причиной смерти послужил инфаркт, infarctus cordis. У него был тромбоз, полная закупорка левой передней коронарной артерии, совсем свежий инфаркт. От него он и умер.

— А если бы он не умер от инфаркта? — спросил Харальд.

— Тогда он наверняка умер бы от харофина, — ответил Лангхорн. — Доза была смертельной.

— Он умер не от яда, — продолжал Харальд, — но тут возникает один вопрос: не мог ли яд… стимулировать инфаркт или еще каким-нибудь образом ускорить смерть?

— Я считаю эту возможность маловероятной, — ответил Лангхорн. — Но категорически отрицать ее не могу.

— А теперь о самом яде, — сказал Харальд. — Что представляет собой харофин?

— Это вещество без запаха и вкуса, — ответил Лангхорн. — Его применяют для истребления животных-вредителей, как, например, крыс. Обычно несколько капель харофина растворяют в воде, но прецептор Лундберг принял, так сказать, концентрированную дозу — целую капсулу. Возможно, он выпил яд вместе с кофе. В желудке мы нашли кофе.

— Харофин легко достать? — спросил я.

— Он появился совсем недавно, но уже продается почти во всех аптеках. Его отпускают без рецепта.

Харальд перелистал свою записную книжку.

— Последний вопрос, — сказал он. — Как вы думаете, когда прецептор Лундберг принял яд?

— Об этом мне трудно судить, — ответил Лангхорн. — Думаю, что примерно за час до смерти. Или, скажем, за час пятнадцать минут. В таких больших дозах харофин убивает за полтора часа. А Лундберг умер не от яда.

Харальд встал.

— Последний вопрос, — сказал он. — По-видимому, ваш осмотр трупа нельзя рассматривать как судебно-медицинскую экспертизу?

— Очевидно, нет, — ответил Лангхорн. — Это было чисто медицинское исследование, на которое дала свое согласие вдова покойного.

— Тогда я пришлю вам постановление о судебно-медицинской экспертизе. И попрошу сделать анализ рвоты. Мы опечатали аудиторию, где проходил семинар.

После этого мы попрощались и вышли из кабинета.

На лестнице перед больницей мы остановились. Я зажег сигарету и посмотрел на Харальда.

— Итак, две взаимоисключающие причины смерти, — заметил Харальд.

— Это означает, что самый факт убийства исключен, но преступник должен быть наказан за покушение на убийство.

Харальд кивнул.

— Следовательно, у тебя еще есть шанс отличиться, — сказал я.

— Да.

Мы подошли к машине. Он молча включил мотор, и мы поехали к Недре-Слотсгатан.

— Ты был вчера в кафе «Альма», — сказал он. — Кто там был еще?

Я задумался. Постепенно картина событий прояснялась у меня в голове. Манфред Лундберг умер через минуту или две после половины второго. Как сказал Лангхорн, он, по-видимому, принял яд примерно за час до смерти. Или, скажем, за час пятнадцать минут. Отсюда следует, что его отравили не раньше чем в двадцать минут первого. А к этому времени все мы собрались в «Альме» и сидели там как минимум уже десять минут.

— Мы все были в «Альме», — сказал я. — Мэрта и Герман Хофстедтер, Эрик Берггрен, Ёста Петерсон, Улин. Даже Рамселиус явился туда.

— Улин? — спросил Харальд. — Кто это? О нем мне никогда ничего не говорили.