Боб Альман - Опасное знание
- Название:Опасное знание
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Прогресс
- Год:1968
- Город:М.:
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Боб Альман - Опасное знание краткое содержание
Опасное знание - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Осенью Бринкману удаляли камни из желчного пузыря. Вероятно, он съел слишком много вкусных обедов на своем веку. По-моему, старый обжора уже давным-давно поправился, но он постоянно ноет, что ему все еще нездоровится. На самом же деле ему просто неохота возиться ни с лекциями, ни с нашими конкурсными работами.
— По-видимому, Петерсон энергичнее?
— Во всяком случае, энергичнее, чем Бринкман. И это, в общем, нетрудно. Но Петерсон принимает жизнь такой, как она есть, и не хнычет понапрасну. Полагаю, что он любит преподавательскую работу и не считает ее, как Бринкман, наказанием за грехи. По-моему, Ёста — человек милый и добродушный и житейские мелочи никогда не выводят его из равновесия. К тому же, у него отличная деловая хватка, и, за что бы он ни брался, он все делает хорошо.
— Остается Берггрен. Тебя мы уже знаем.
— Берггрен… Право же, не знаю, что можно о нем сказать. Твид, трубка, спорт, только собаки не хватает! У него спортивная машина, по-моему, «порше». Он немного нервный. Иногда мне кажется, что у Эрика нечто вроде мании преследования. И я бы не удивился, если бы так оно и было на самом деле. Его отец — лауреат Нобелевской премии Элиас Берггрен. Перечисление всех его почетных титулов и званий занимает целых полстраницы в академическом каталоге деятелей науки. Очевидно, в семье может возникнуть довольно напряженная ситуация, когда твой отец — всемирно известный врач, а тебе самому делается дурно от одного вида крови. Однажды я встретился с Элиасом на званом обеде. Это настоящий аристократ духа, высокомерный и неприступный. Я никогда не видел их вместе. Подозреваю, что старик Элиас считает сына просто неудачником и, наверное, не раз говорил ему об этом. Мать рано умерла. Эрик, несомненно, умный и одаренный человек, но…
Откуда-то издалека донесся звонок телефона. Почти тотчас же на пороге появилась Биргит.
— Тебя к телефону, Харальд. Какой-то доктор Лангхорн.
Харальд встал, поблагодарил и вышел из комнаты, но через несколько секунд снова вернулся. Он не стал садиться в кресло. Заложив руки за спину, он молча подошел к окну и стал смотреть на улицу. Пошел снег. В воздухе кружились маленькие снежинки — предвестники метели.
Помощник прокурора Харальд Бруберг повернулся и посмотрел на меня.
— Это звонил врач Манфреда, — сказал он. — Мне надо охать в больницу. Если хочешь, поедем со мной. Потом нам все равно понадобится твоя помощь.
— Да, конечно, — пробормотал я. — Когда тебе будет угодно, Харальд.
4. Турин
Профессор Филип Бринкман небрежно покачал головой.
— Какая жалость! — сказал он. — И ведь именно Манфред. Уж лучше бы кто-нибудь другой…
У него был скрипучий и какой-то писклявый голос. Мгновение его слова неподвижно висели в воздухе.
За овальным обеденным столом нас было четверо: дядя Филип, тетя Эллен, Ульрика и я. Несколько месяцев назад я познакомился с дочерью профессора Бринкмана, и с тех пор меня время от времени приглашают к Бринкманам на семейные обеды. Ульрика сидела прямо напротив меня.
— А почему вообще кому-то надо умирать? — спросила она, пожав плечами.
Еще вчера я сообщил им горестную весть о скоропостижной смерти Манфреда Лундберга. Эта весть вызвала весьма оживленный обмен мнениями, который продолжался до сих пор. Старик относился ко мне весьма благосклонно. Он очень любил получать своевременную и исчерпывающую информацию обо всем, что происходит в окружающем его мире.
Обед приближался к концу. Мы взялись за десерт — чернослив со сливками. Через несколько минут мы встанем из-за стола и перейдем в библиотеку, где будем пить послеобеденный кофе. Старик непременно предложит мне сигару, как он это делал уже неоднократно, а я с благодарностью возьму сигару и с видом знатока спрошу его, что это за марка.
— На Манфреда всегда можно было положиться, — сказал Бринкман. — Он был человек рассудительный. А все остальные — абсолютно ненадежный народ. Взять хотя бы Германа Хофстедтера. Ведь этот малый — коммунист!
Последние слова старик словно выплюнул вместе с косточкой и тут же сунул в рот еще одну черносливину. Он сладострастно обсасывал ее, а взгляд его между тем скользил вокруг стола: от меня к тете Эллен и затем к Ульрике.
— Извините меня, дядя Филип, но я позволю себе высказать особое мнение по этому вопросу, — произнес я очень витиевато. — Ведь отсюда вовсе не следует, что он плохой юрист.
— Ах, у папы такие старомодные взгляды! — вздохнула Ульрика. — Не обращай на него внимания.
Она посмотрела на меня и улыбнулась. Губы ее слегка раздвинулись, обнажив великолепные белые зубы. Я не замедлил улыбнуться ей в ответ.
— Это лишь означает, что малому не хватает здравого смысла, — заявил старик. — А на людей, которым не хватает здравого смысла, никогда нельзя полагаться. Ни в коем случае!
— Ты рассуждаешь слишком категорично, — коротко заметила тетя Эллен.
— Меня нисколько не удивляет твое мнение, — сухо ответил старик.
Между тем Ульрика все еще ослепляла меня своей белозубой улыбкой. Она снова пожала плечами.
— Вы опять начинаете? — спросила она безразличным тоном.
Засунув в рот очередную черносливину, старик внимательно посмотрел на дочь.
— Будь, пожалуйста, снисходительна к своим старым, дряхлым родителям, — сказал он.
Это была его любимая шутка, но, поскольку он говорил с полным ртом, иронии в его голосе не было слышно. Он сосал свою черносливину и поглядывал на дочь. Когда он наконец проглотил ягоду, его кадык быстро скользнул по горлу, на миг исчез под воротником и снова вернулся на свое место. Старик приоткрыл рот и облизнул губы. Потом опустил свои густые брови, закрыв ими чуть ли не все лицо.
— Господь бог понял, что я имею в виду, — сказал Бринкман.
Снова заглянув в тарелку, он опустил туда ложку, чтобы подцепить еще одну черносливину, но их там уже не было. Старик был явно разочарован; я охотно отдал бы ему пару своих ягод, если бы знал, но теперь было уже поздно. Тетя Эллен, Ульрика и я терпеливо ждали. Старик окончательно расстроился, отложил ложку и вытер рот салфеткой. Мы встали из-за стола.
У дяди Филипа была типично профессорская фигура, похожая на спелую грушу, ибо он слишком много ел и слишком мало ходил. Говорят, что в свое время это был многообещающий молодой ученый, но, став профессором, он быстро покончил с научной работой и впал в чревоугодие. Он вел почти растительный образ жизни и, судя по всему, был вполне доволен судьбой. Отныне его ничто не интересовало, кроме вкусной еды, крепких напитков и университетских сплетен.
Голова у него по форме тоже была похожа на грушу, вернее, стала похожа. В библиотеке висел его юношеский портрет, на котором был запечатлен совершенно другой Филип Бринкман, тот самый Филип Бринкман, которому много лет назад Эллен Бринкман отдала свою руку и сердце. Глядя на портрет, можно было предположить, что с годами голова дяди Филипа претерпевала значительные структурные изменения. Нижняя часть лица расширилась и стала чрезвычайно массивной за счет верхней части головы, которая все уменьшалась и уменьшалась в размерах. Происходило явное смещение центра тяжести. В этом не могло быть никаких сомнений.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: