Константин Бушуев - Забыть Веронику

Я не ответил, только сделал равнодушный жест рукой. Медленными глотками допил остававшееся в бокале пиво. Открыл было рот, но тут Волкову опять позвонили. На сей раз он разговаривал более тепло и эмоционально. По его репликам я предположил, что звонит его жена и с не очень хорошими известиями. Так оно и оказалось.

— Вот черт, — пробормотал он, отложив телефон. — Родители жены в аварию попали. В больницу везут. Она тоже туда рванула…

— Сильно пострадали?

— Сильно. Особенно тесть, он вообще при смерти, — угрюмо ответил Сергей. — Андрюха, я тоже поеду, надо помочь.

— Само собой, поезжай, — согласился я. — А насчет этого мужика, который будто бы сообщил про наркоту в машине Лютикова, так ты не переживай. Давай адрес, я сам сгоняю, проверю, он или не он.

— Ты? — с сомнением переспросил Волков. — А справишься?

— Я вообще-то бывший опер, не забывай. Справлюсь, конечно.

— Действуй по ситуации. Постарайся узнать, с чего этот мужик взял, будто Лютиков занимается перевозкой наркотиков. И еще: известно ли ему что-нибудь про убийство Коноваловой. Мне как-то не верится в такое совпадение, что золотые колечки с трупа Ксении случайно оказались там, где должен был оказаться героин.

— Сделаю все, что смогу. Потом тебе отзвонюсь.

Волков кивнул, написал на листочке фамилию и адрес. Я положил бумажку в карман. Мы расплатились за пиво и быстрым шагом направились к припаркованным возле отдела машинам.

— Спасибо, что выручаешь, Андрюха, — произнес Волков. — Да, и будь осторожен. Мы про этого мужика ничего не знаем. Мало ли как он себя поведет. У тебя ствол с собой?

— Нет, я его только что сдал в дежурку. Да не волнуйся ты! Я и без оружия с кем угодно справлюсь. Пока, до связи.

***

До нужного места я мог бы доехать за полчаса. Но некоторое время у меня ушло на приобретение подходящего «подарка» для человека, которого поручил навестить Волков. В итоге я оказался возле дома на улице Таганской в половине восьмого вечера.

Старое, разваливающееся строение. Грязный, пропахший мочой подъезд. Сто лет не менявшаяся дверь, облитая белой краской… Приличные, уважающие себя люди так не живут. Я брезгливо поморщился. Как хорошо, что мне самому не приходится обитать в таких скотских условиях! А ведь миллионы наших соотечественников именно так и существуют и другой жизни не мыслят. Очень грустно. Ну откуда в наших несчастных русских людях такая непритязательность, такая готовность терпеть лишения и довольствоваться малым? Сидят по уши в грязи, экономят на еде, шмотках и лекарствах, детям своим не могут дать нормального образования и при этом гордятся дутым величием своей страны...

Звонок, понятное дело, не работал. Пришлось стучать. Спустя минуту лязгнул замок, и я увидел знакомую рожу.

— Привет, — коротко поздоровался я. — Так значит, твоя фамилия — Забиров? Юра?

— Да, — неуверенно ответил мужик. — А как ты меня нашел? И что тебе надо?

— Хочу заткнуть тебе рот. Навсегда, — ответил я, широко улыбнувшись, и резко двинул его ногой в живот. Потом еще раз и еще один раз.

Лежа на давно не мытом полу, Забиров судорожно разевал рот и хватал воздух. Чтобы окончательно лишить его способности сопротивляться, я долбанул его согнутым локтем в солнечное сплетение. Потом достал из переброшенной через плечо сумки поллитровую бутылку с метиловым спиртом. Легонько, стараясь не оставить гематому, ударил алкоголика в кадык, отчего он резко икнул и раскрыл рот.

— Проклятый дегенерат, ты сам виноват, — просипел я, отвинчивая пробку. — От тебя требовалось одно: просто позвонить и сказать две фразы. И все. А ты, придурок, даже этого не мог сделать так, чтобы не спалиться. И вот теперь я должен решать, чья жизнь для меня важнее, своя или твоя. Как думаешь, какой вариант я предпочту?

Я вставил горлышко бутылки в рот Забирову и уже хотел залить отраву ему в глотку, как вдруг сзади послышался шорох. Я хотел вскочить, но не смог, потому что за плечи и за локти меня крепко держали трое здоровых мужиков, лиц которых я не мог видеть. Третий аккуратно взял из моих рук бутылку с метанолом. Еще один, четвертый, появился из кухни, держа в руках небольшую видеокамеру с моргающим огоньком.

— Ну как, Саня, все получилось? — раздался сзади голос Волкова, и я понял, что он один из тех, кто меня держит.

— В лучшем виде, — довольно отозвался человек с камерой, и я вспомнил, что частенько встречал его в нашем отделе полиции.

— Зря ты, Андрюха, на Забирова наехал, — злым голосом сказал Волков. — Отмутузил да еще и травануть пытался. Теперь тебя, козла, не только за убийство женщины судить будут, но еще и за покушение.

Я молчал и не сопротивлялся. Не готов я оказался к такому повороту. Молчал и на самого себя злился: ну как мог я, бывший опер, попасться на такую простую приманку?..

***

Конечно, я сдался далеко не сразу. Душевных сил, жизненного опыта и профессионализма у меня было предостаточно. Сопротивлялся я долго и грамотно. Несколько раз менял тактику поведения. То уходил в глухую несознанку, то соглашался на частичное признание вины, то начинал торговаться со следователем Ивановским и оперативниками, убеждая их, что на свободе принесу им больше пользы, чем за решеткой. И адвокат, которого я сам пригласил для защиты своих интересов, тоже был толковым парнем, и он немало сделал, чтобы развалить обвинение, хотя и предупреждал меня заранее, что шансов на успех практически нет. Да я и сам это понимал чуть ли не с момента задержания. То, что случилось в непрезентабельной хате Юрия Забирова, убедило меня в том, что работа против меня велась уже давно. А раз так, значит, где-то я допустил ошибку. Возможно, и не одну.

Мои опасения через несколько дней после задержания подтвердил Сергей Волков. Я уже находился в СИЗО, и меня привели в специальную комнату, предназначенную для допросов. Мой бывший компаньон, увидев меня, не проявил ни малейших признаков дружелюбия.

— Я не допрашивать тебя пришел, — сразу же сообщил он. — Пусть с тобой теперь следак возится. Мы свою работу сделали. И мне даже наплевать, подпишешь ты признание или не подпишешь. Доказательств против тебя — вагон. Пятнашка на красной зоне тебе обеспечена.

— Я никого не убивал и никого убивать не собирался, и ни на какую зону не пойду,— твердо заявил я. — Зачем ты пришел?

— Получить моральное удовлетворение. Мне всегда приятно бывает, когда подонки вроде тебя оказываются вот здесь.

— Пользуешься тем, что я не могу тебе врезать за оскорбление?

— Нет таких слов в великом и могучем русском языке, которыми можно было бы тебя оскорбить. После того, что ты сделал. Знаешь, я в десятом классе сочинение писал на тему убийства. Главный вопрос стоял так: есть ли причины, которыми можно оправдать лишение жизни?.. Так вот, я очень убедительно доказал, что такие причины есть и что их очень много. С возрастом мое убеждение только окрепло. И я многих, кого осудили по сто пятой, могу понять. В том числе и тех, против кого сам работал. А вот тебя я не могу ни понять, ни простить. Помнишь тот наш разговор в ресторане? Ты думал, я вообще в хлам напился и бред несу, а я ведь тогда почти не опьянел и о своих взглядах тебе говорил вполне осознанно… Да, убийство женщины — мерзость. Убийство молодой женщины, способной к деторождению, — двойная мерзость. А уж убийство женщины, беременной от тебя же самого, — ну, это вообще за гранью понимания…