Виктория Платова - Странное происшествие в сезон дождей

— Нет, конечно. Но ты куришь…

— И ты готова вот так запросто расстаться с вещью, от которой не смогла отказаться?

— Это всего лишь вещь, а мужчина жизни… Когда он еще случится!

— Я тронута. Спасибо.

Даша опускает портсигар в карман платья (оказывается, в этих африканских платьях есть карманы) и берет Дарлинг за руку:

— Теперь я покажу тебе обещанное.

— Надо куда-то идти? — Язык пока еще слушается Дарлинг, но ноги ощутимо выходят из-под контроля.

— Эй? Ты как себя чувствуешь?

— Нормально. Я чувствую себя нормально.

— Никуда идти не нужно.

Никуда. Всего-то и надо что сделать несколько шагов в сторону книжного шкафа, где спрятаны сомнительные африканские сокровища. Даша жмет на какую-то кнопку, вмонтированную в боковую панель шкафа, и внутри, за стеклами, начинают вспыхивать невидимые лампы. Через минуту все полки оказываются освещенными ровным и холодным голубым светом.

Но ровным, холодным и голубым он остается не больше минуты.

Достигнув фигур, соприкоснувшись с их полем, свет видоизменяется: некоторые из них он нежно обволакивает, и тогда возникают сферы и купола разных оттенков спектра. С другими вступает в конфронтацию, прошивая их прямыми белыми или красными лучами, похожими на стрелы. Дарлинг снова слышит неясные шорохи, астральные лепетания и шепот, похожий на шум морского прибоя. Вызванные из темноты, фигурки как будто оживают, кажется, еще секунда — и они придут в движение. Животные присядут на задние лапы, готовясь к прыжку; змеи совьют кольцами длинные тела, охотники поднимут давно исчезнувшие во тьме времен копья. А из огромного чрева грудастых безголовых женщин выйдут младенцы.

— Ничего себе Лас-Вегас, — выдыхает Дарлинг. — Это все местные африканские божества?

— Вообще-то у африканцев не особенно принято изображать богов, хотя встречаются и они. Это родовые статуэтки предков. Обереги, амулеты, алтарные фигуры для обрядов и жертвоприношений. Некоторые относятся к двенадцатому веку, есть еще более раннее.

— Круто…

В некоторых из статуэток человеческие черты едва просматриваются, другие поражают своей натуралистичностью — вплоть до мельчайших деталей оружия, татуировок и складок на одежде. В сознание Дарлинг проникают странные сочетания звуков — киси, менде, киконго, шербро, мбомбо… Последнее слово могло бы рассмешить, но смеяться почему-то не хочется. В какой-то момент Дарлинг даже впадает в легкое подобие транса: теперь она кажется себе терракотовым кувшином, украшенным геометрическим черно-красным орнаментом. И этот кувшин теперь набивают абсолютно ни к чему не применимыми знаниями. Что такое «саса»? — то, что происходит с человеком сейчас, когда идет дождь на другом конце света. Что такое «залгани»? — то, что происходило давно и происходило всегда, когда и самого человека не было, но дождь все равно шел в его отсутствие. Его можно вызвать в памяти, хотя это будет чужая память, память кого-то еще. Воплощенного теперь в терракотовую фигуру или бронзовую голову… В данный конкретный момент, в своем нынешнем саса , Дарлинг пребывает в каком-то странном оцепенении. И лишь случайно оброненное Даша словосочетание «антропоморфная скульптура» приводит ее в чувство:

— Если кто сейчас и ан… антропоморфен, то это я.

— Прости, я увлеклась, — извиняющимся голосом говорит Даша.

— Ничего. Я понимаю… Я вот тоже часами могу говорить о…

Дарлинг замолкает. Нет ничего, о чем бы она могла говорить часами. Зато она часами может размышлять о всякой ерунде, которую-то и озвучить неприлично. Но знать об этом Даша вовсе не обязательно.

— О чем? — Интерес Даша выглядит совершенно неподдельным.

— Ни о чем. Правда. Наверное, я скучный и неинтересный человек, без всяких увлечений, без всяких страстей.

— Ну это сложно назвать увлечением.

— Что же тогда все это? Вся эта коллекция, все это сборище артефактов?

— Она имеет и прикладное значение.

Упс-с-с. Придется-таки выковырять из только что забитого терракотового кувшина кое-какие сведения. Они лежат под толстым слоем сливок, взбитых из малопонятных Дарлинг Дагомеи, Ифе, Ашанти и Бакуба. И заключаются в том, что большинство из этих фигурок кого-то или что-то оберегает. Дома, дороги, перекрестки, подступы к алтарю и входы в святилища. И наверняка среди них найдутся и те, что приносят удачу, помогают решению самых разных проблем и призывают дождь. Из крупных купюр, вынесенных через вскрытые вентиляционные шахты ограбленного казино.

— Прикладное — это как?

— Всегда можно озвучить свою просьбу любому из духов, нужно только уметь выбрать, кому именно.

— Ты правда веришь во все это? — изумляется Дарлинг.

— Я слишком долго прожила в Африке, чтобы в это не верить.

— А Исмаэль сказал мне, что ты не суеверна.

— Паршивец! — смеется Даша. — Хотя я не имею права так называть его. Возможно, со временем в нем проявится сила боро мангу.

— Это еще что такое?

— Не сегодня, не сейчас. Может, позже я расскажу тебе, кто такие боро мангу.

— Это хотя бы не очень страшная история?

— Не страшнее, чем про мальчика и его маму.

Интересно, о каком «позже» идет речь? Дарлинг вовсе не собирается оставаться здесь, пора бы подумать о такси, чтобы отправиться в гостиницу. Но мысль о гостинице убита влет разноцветными камешками смеха Даша.

— Конечно же, это шутка. Насчет попросить о покровительстве. Но вот это — совсем не шутка. То, что я хотела показать тебе… Того, кого я хотела показать. Лали зовет его Мик.

Мик — всего лишь одна из фигурок. «Мик» звучит совсем не столь впечатляюще, как ухув-элао (ухув-элао — набор голов с торчащими из них слоновьими бивнями, они окружают Мика). У Мика тоже имеется бивень: самый маленький, самый невзрачный и совсем не впечатляющий. Желтоватый, как зубы курильщика. Разглядеть Мика в подробностях весьма проблематично: в отличие от всех других экспонатов импровизированной выставки, он спрятан в тени. Свет не доходит до него, отражаясь от невидимой сферы; Дарлинг временами кажется, что по округлым границам этой сферы то и дело проскакивают крошечные молнии и разряды электричества.

— Гордость моей коллекции, — сообщает Даша. — Когда-то, если верить преданию, он принадлежал дагомейской жрице Хванджиле.

— С ума сойти, — изрекает Дарлинг.

— Даже не буду озвучивать тебе его рыночную цену. Но говорят, что в этой скульптуре заключена невероятная сила разрушения и невероятная сила созидания.

— А она ее уже демонстрировала? Невероятную силу?

— Пока, слава богу, до этого не доходило. Так что от нее я пока получаю только эстетическое удовольствие. И испытываю вполне понятную коллекционерам радость от обладания редкой вещью.