Анна Акимова - Змеиная верность

– Если кто и смог бы, то именно она, – мрачно возразил Павел. – Она в юности занималась как раз подводным плаванием, занималась серьезно и успешно. Была первым номером в сборной России, гордостью института.

– Постой, постой, – встрепенулся Иван. – Зоя Колычева, это она? Я фотографию видел в меде, на доске «Наши лучшие выпускники», еще подумал, что похожа…

– Да, она. Болдина – это по мужу. – Павел сжал кулаки, помотал головой. – Нет! Не могу поверить, не могу. Я столько лет ее знаю…

– Кто тогда? – спросил Иван, и вопрос повис в воздухе.

Тут-то и позвонила Людмила.

После первых же ее слов Петраков включил громкую связь, и они с Иваном, напряженно переглядываясь и боясь упустить хоть слово, слушали ее возбужденный рассказ.

Дальше они действовали как один человек, понимая друг друга с полуслова и полувзгляда.

– У тебя где машина, в гараже? – спрашивал Иван, сбегая вниз по лестнице. – Давай на моей.

– Надо следователю позвонить! – старался перекричать шум ветра и удары грома Петраков. – Тому, который ведет дело!

– Из машины позвонишь! У тебя телефон с собой?

– С собой! Давай сразу на Шевченко поворачивай, так ближе!

– Понял! Ну, вперед!

– Вперед!

Гром рокотал почти непрерывно, но Саша был этому рад. Старая ржавая лестница раскачивалась и громко скрипела под ним, и он боялся, как бы его не услышали там, наверху.

Добравшись до третьего этажа, Саша увидел, что выступ, по которому он намеревался добраться до окна лаборатории, шире, чем ему показалось снизу. Нога встанет свободно, даже еще останется пространство. Это его здорово приободрило.

Отсюда было ясно видно, что окно не закрыто, а только прикрыто. Ближняя к Саше рама слегка уходила внутрь. Это тоже было здорово, а то попробуй разбей стекло без всяких подручных средств, а главное, без надежной опоры.

Держась за лестницу, он примерился. Так, идти придется, распластавшись по стене, прижимаясь к ней всем телом. Главное – помнить правило физики: центр тяжести не должен выходить за площадь опоры. Центр тяжести у человека в районе пупка, значит, надо, чтобы пузо было как можно ближе к стене.

Эх, если бы этот выступ лежал на земле, он бы прошел его на счет «раз». Или невысоко над землей, пусть бы даже метрах в трех. А вот когда под ногами бездна…

Да ладно, бездна, одернул себя Саша. Всего-то третий этаж. Это не с самолета падать…

Держась за лестницу, Саша ступил на выступ.

– Тихо-тихо-тихо-тихо, – приговаривал он сам себе еле слышно, одним дыханием.

Шаг левой, подтянуть правую, смотреть вперед. Ну!..

Первые шаги Саша сделал, придерживаясь за лестницу, потом отпустил ее и отчаянно шагнул вперед. Все. Теперь точка невозврата была пройдена, вернуться уже нельзя. Даже посмотреть назад нельзя. Теперь только вперед. Шаг левой, подтянуть правую, смотреть вперед. Тихо-тихо-тихо-тихо…

Едва выехав на улицу Шевченко, Иван и Петраков намертво застряли. Дорогу перегородил трамвай. Рекламный щит, сорванный ветром, занесло на провода, что-то там замкнуло, и трамвайная сцепка из двух вагонов заклинила перекресток.

Сзади их тут же подперли ехавшие следом машины. Справа была плотная стена ровно подстриженного кустарника. Ни развернуться, ни сдать назад было нельзя. Оставалось сидеть и ждать, пока аварийные службы наведут порядок.

Иван злобно колотил кулаком руль и шепотом ругался нехорошими словами. Павел дозванивался следователю.

Людмила по телефону сказала им, что уже пыталась позвонить в полицию. Но ей ни на грош не поверили, приняли за хулиганящего ребенка и пригрозили крупным штрафом родителям. Павел с Иваном решили, что действовать через следователя будет вернее.

К счастью, несмотря на поздний час, следователь оказался на работе. Он долго расспрашивал Петракова, откровенно сомневался, недоверчиво хмыкал и в конце концов пообещал приехать сам и привезти опергруппу. Тут же, впрочем, оговорился, сказав, что вряд ли удастся приехать скоро – весь город из-за погодных условий стоял в пробках, было много аварий.

Спрятав телефон, Петраков взглянул на Ивануткина:

– Ну, что будем делать?

– …!…!…! – ответил Иван.

До окна оставалось метра два, когда с неба сплошной стеной рухнул дождь. Саша замер, прильнув к стене, ему показалось, что его сейчас смоет с уступа. Он сразу промок до нитки, ослеп и оглох. Вода сплошным потоком лилась по лицу, по стене, к которой он прижимался, водопадом хлестала с уступа.

Кое-как проморгавшись и выплюнув попавшую в рот воду, Саша двинулся было дальше, но тут правая нога заскользила и чуть не съехала с уступа. Каким-то чудом он удержался и с гулко забившимся сердцем влип в стену.

– Ти-хо! – беззвучно крикнул он сам себе.

Он постоял, переводя дух, и запоздало пожалел, что не скинул кроссовки там, на земле. Босиком было бы ловчее, в мокрой обуви ноги плохо чувствовали опору.

Но надо было идти, и он двинулся дальше, теперь уж совсем черепашьим шагом.

Внизу, на асфальте, задрав голову, стоял мокрый как мышь Федька Макин. Держа в руках бесполезные очки, сильно щурясь, он всматривался в ползущую по уступу фигуру. Он видел, как Саша соскользнул с уступа и чуть не упал. На несколько секунд он обмер, а потом многими недобрыми словами помянул стерву Мурашову, которая сама вляпалась невесть во что, а теперь доканывала его друга не так, так этак.

– Ты кто? – спрашивала Зоя Евгеньевна, тыча в лицо Лизе пистолетом. – Отвечай, кто ты?!

– Не поняла, – растерянно бормотала Лиза. – В каком смысле?

– В прямом!

– Ну… человек, – нерешительно ответила Лиза.

– Ответ неверный, – с веселой издевкой констатировала Зоя Евгеньевна. – Ты не человек, ты – труп. Причем не просто труп. Ты – труп дуры. Ду-ры! Не имеет значения, что ты еще дышишь и болтаешь своим поганым языком. Ты… уже… труп! И ты учишь меня жить? Ты тут стоишь и вякаешь, как я должна поступать? Кто из нас сумасшедший-то?

– Вы, – не уступила Лиза.

– Знаешь, поразительно, – весело удивилась Зоя Евгеньевна, – вы все ведете себя одинаково. Наверное, потому, что все – дуры. Та… первая Пашкина жена тоже все уверяла, что Пашка не для меня. Он, видите ли, для нее! Моль мерзкая… Я после нее руки мыла, мыла… Ощущение было, что моль раздавила. Как она удивилась, когда полетела из окна! Все смотрела на меня тупыми коровьими глазами, до самого конца смотрела, уже когда летела… Тупая мразь! И она посмела перейти мне дорогу!

– А потом вам перешла дорогу его вторая жена, – не утерпела Лиза. – И опять он выбрал не вас.

Опасно, сказала она себе, увидев, как переменилась в лице Зоя Евгеньевна. Но остановиться уже не могла.

– Вы ее утопили, – продолжала она. – Но потом появилась третья…

– Да, – перебила Болдина, – я ее утопила. Она сильно пожалела, что отняла у меня Павла. Там, под водой, я смотрела в ее лицо, я видела, как она захлебывается, подыхает… А третью мразь я застрелила вот из этого пистолета и закопала в лесу, и она тоже визжала и унижалась перед смертью! Они все сильно пожалели, что встали на моем пути, все три! А если появится четвертая, я убью и ее, не сомневайся!