Сара Пэйнтер - Весь этот свет

Она нашла живописный уголок, где поставить палатку, и часами лежала там в тишине и одиночестве, слушая ветер и ночных птиц. Немного поплакала, но гораздо меньше, чем ожидала, и совсем не желала думать о том, как вернется в больницу, и о том, что будет, если доктор Палмер по-прежнему там. Старшая медсестра обещала обо всем позаботиться, а вера Грейс в ее слова была безгранична. Если главная медсестра так сказала, то так тому и быть.

В конце этого маленького отпуска Грейс набралась смелости и как следует рассмотрела себя в зеркале общественной бани. Тень пропала. Она вертелась туда-сюда, проверяла и перепроверяла, но тени не увидела. Даже маленькой отметинки не осталось. Как будто никогда в жизни и не было никакой тени.

Барнс и Эви обрадовались Грейс так, словно ее не было целый месяц. Эви расцеловала подругу в обе щеки, а Барнс сунула ей в руку большую плитку шоколада.

– Его уволили, – обрадовала ее Барнс. – Будет теперь работать в Йорке.

– Скатертью дорога, – заявила Эви.

– Бедный Йорк. – Грейс представила себе медсестер, таких же девушек, как она сама, как Эви и Барнс, и Палмера, который бродит по коридорам и тянется к ним длинными пальцами. Но что она могла поделать?

Словно прочитав ее мысли, Эви потрепала ее по руке.

– Всех не спасешь, Грейси. Мы должны думать о нашей больнице, а больница Йорка пусть сама о себе позаботится.

– Ты права, – Грейс вздохнула.

– Если тебя это обрадует, ты хорошая медсестра, – сказала Эви.

– Спасибо. – Грейс разломила плитку на кусочки, угостила подруг.

– Мне он никогда не нравился, – заявила Барнс, набив полный рот шоколада. Эви многозначительно посмотрела на Грейс, чуть приподняв бровь.

Грейс почувствовала, как улыбается. Эта улыбка словно пробила камень, лежавший у нее на сердце. Эви была совершенно права. Кто такая Грейс? Всего лишь медсестра. Все, что она может, – заботиться о своих пациентах, своей больнице, своих подругах.

Прежде чем приняться за работу, Грейс раскрыла книгу, подарок Томаса. За переплет была заложена бумажка с номером его телефона. У Грейс не поднялась рука ее выбросить, но и позвонить она не решалась. Теперь же она взяла этот листок и пошла к телефонной будке у дороги. Сердце колотилось; в ожидании ответа она едва не пришла в отчаяние.

– Привет, – сказал Томас после того, как прошла, казалось, целая вечность. – Я так рад, что ты позвонила.

Она чувствовала по голосу – он улыбается.

– Спасибо за книгу.

– У меня есть еще одна. Тебе точно понравится, – пообещал он. – Новый Вудхауз [25] Пэлам Грэнвилл Вудхауз – английский писатель, более всего известен как автор романов о Дживсе и Вустере. . Издание не такое шикарное, но…

– Звучит заманчиво, – ответила Грейс. Повисла тишина. Грейс не знала, что сказать дальше, и надеялась, молчание нарушит Томас, но оно тянулось и тянулось. Он кашлянул, и девушка поняла – он волнуется ничуть не меньше.

Будь как Эви, сказала она себе. Что сделала бы Эви?

– Если хочешь, можешь пригласить меня на чай. В субботу к обеду я освобожусь.

– Это просто потрясающе, – его облегчение и радость были очевидны. – Я даже разорюсь на пирожное с кремом… ну то есть я не имею в виду – разорюсь, но…

– Замечательно, – ответила Грейс и в волнующих мечтах побрела обратно в больницу.

На следующий вечер, наводя порядок в их с Эви маленькой комнатке, пока не заявилась с инспекцией дежурная медсестра, Грейс поймала себя на мысли, что воспринимает эту комнатку как свой дом. Она расправила одеяла, убрала в ящик расческу и гребенку. Эви насвистывала себе под нос мелодию Коула Портера [26] Американский композитор, автор множества музыкальных комедий. , что обычно отвлекало Грейс, но не в этот раз.

– Я так и не спросила, – сказала она, – как прошло решающее свидание с Робертом?

Уголки рта Эви опустились.

– Ах это, – она махнула рукой. – Не о чем рассказывать.

Грейс встала напротив нее. За эти несколько дней она осмелела, наполнилась новой уверенностью, почувствовала, что нисколько не хуже подруги, пусть даже ей никогда не стать такой элегантной и умной, как Эви.

– Что случилось?

Эви отвернулась, взяла со столика сережку, стала вдевать в ухо.

– Он сказал, что не женится на мне. Во всяком случае, пока.

– Почему? Трудности с деньгами?

Эви рассмеялась.

– Можно и так сказать. Он говорит, будет война.

– Бог ты мой! Он же не из фашистов, верно? Их же вроде бы разгромили…

– Ну да, во всяком случае, он не из фашистов. Я волновалась… – Эви осеклась, покачала головой. – Злобные твари. Поделом им.

Грейс была поражена. Она и представить не могла, чтобы Эви о чем-нибудь волновалась.

– Но видишь ли, у него нет отца. Только мать. И если Роберт женится, она не получит пособия.

– Что ты имеешь в виду?

– Если его убьют.

– Ой.

– Ну да, – сказала Эви. – Если убьют холостяка, пособие выплачивают его матери, если женатого человека, то жене. Роберт говорит, что не может так поступить. Оставить ее без денег. Вообще это благородно с его стороны.

– Но разве ты не позаботишься о его маме, если… если такое случится?

– Думаю, он не видит во мне доброго ангела. Во всяком случае, в отношении его матери.

– Ну и дурак, – заявила Грейс. – Ты просто потрясающая.

– Спасибо, милая, – Эви растрогалась. – Но он прав. Для семейной жизни я не гожусь.

– Ну, может, не будет никакой войны, и он на тебе женится. Все просто.

– Может, – предположила Эви. – А может, он просто упустит свой шанс, – она улыбнулась. – Сегодня я отправлюсь веселиться и буду танцевать с кем захочу.

– Я, наверное, тоже, – сказала Грейс. Может быть, там будет Томас. Она представила себе его улыбку, его руку на своей талии. Эви сделала вид, будто вот-вот упадет в обморок.

– Прости, я не расслышала, – она обмахнула лицо рукой, как веером, – ты сказала, что пойдешь на танцы?

– Да, – подтвердила Грейс.

– До чего же странный день! То Роберт не подарит кольцо с бриллиантом, то ты желаешь веселиться…

Грейс пихнула Эви локтем, Эви ответила тем же, и обе с хохотом повалились на кровать, щекоча друг друга что есть мочи. Грейс поперхнулась, Эви как следует съездила ей по спине, и обе вновь до слез расхохотались.

Когда мы закрыли дверь в квартиру и вернулись в машину, Марк болтал без остановки, но, сев за руль, сразу же умолк. Между нами возникло какое-то напряжение. Интимность и вместе с тем отчужденность.

Мы выехали на широкую дорогу вдоль побережья, и я с жадностью смотрела на серо-голубую водную гладь, поэтому заметила улицу, только когда мы уже туда свернули. Мой циничный мозг дорисовывал детали: полуразрушенные дома на другой стороне, наркопритон через дорогу, мусорные кучи в саду. Я была уверена, агент по продажам убрал все это в фотошопе. Но нет. Всюду были только прекрасные дома, аккуратные садики, свежевыкрашенные оградки. Полированные латунные перила лестниц.