Сара Пэйнтер - Весь этот свет

– Спасибо, – сказала я.

– Обращайся. – Сосредоточившись на дороге, Стивен не смотрел на меня. Я была благодарна ему за это и не сводила с него глаз.

Когда мысли встали на место, я вспомнила слова Стивена.

– Ты сказал, что уже подъезжал.

Он кивнул, не глядя на меня.

– У меня было плохое предчувствие.

– По поводу меня?

– По поводу Марка. Я сегодня не должен был быть в больнице. У меня выходной. Но я навещал одного старого приятеля, а потом Натали сказала мне, что тебя сегодня выписали, и предположила – может, я захочу тебя навестить.

Прежде чем я уловила смысл сказанного, он добавил:

– Может, отвезти тебя в больницу?

– Нет, – быстро ответила я. – Со мной все хорошо. Честное слово. Я просто хочу домой.

– Не вопрос, – сказал Стивен и свернул по направлению, ведущему к моему дому. Несколько минут спустя я поинтересовалась:

– Почему ты не спрашиваешь, что случилось?

– Думаю, ты сама бы мне рассказала, если хотела. Ты в безопасности, и это главное.

В безопасности. Мне понравилось, как он это сказал. Более того, именно так я себя и чувствовала. В безопасности настолько, что могла выговориться.

– Я вспомнила катастрофу. – Я подтянула ремень, чтобы он не давил на больное плечо. – Марк был со мной в машине. Когда она разбилась.

– О господи! – воскликнул Стивен. – И ничего тебе не сказал?

– Нет, – я наконец позволила себе выплеснуть обиду. Это оказалось проще, чем со всеми остальными чувствами.

Я ощущала вопросы, которые Стивен хотел мне задать. Они висели в воздухе. Я старалась упорядочить свои мысли, но не могла их озвучить, так часто они сменяли друг друга. Едва мне начинало казаться, что я готова выговориться, мысль тут же ускользала от меня.

– Сукин сын, – сказал Стивен. – Почему он смолчал?

– Мы поругались, – ответила я. – Он схватил меня за руку, я потеряла управление машиной. По-моему, наехала на барьер, но не помню. Может, это и к лучшему.

Лицо Стивена напряглось. Потом он сказал:

– Из-за него ты разбила машину. Как он, черт бы его побрал, вышел сухим из воды?

– Не знаю, – я вздохнула. – Наверное, ему просто повезло. Он везучий.

– Ты будешь звонить в полицию?

Мне понравилось, как он спросил, что я буду делать. Марк в таком случае сказал бы – ты позвонишь в полицию. Тетя Пат сказала бы – ты заткнешься и выйдешь за него замуж. Или, может быть, не сказала бы. Пора было перестать думать о ней всякие гадости. Я ведь уже не подросток.

– Он мог тебя убить, – пробормотал Стивен тихо и грустно.

– Он мог убить нас обоих.

– Это ничего не меняет.

Я не ответила. Остаток пути мы проехали в неловком молчании. Я почти ожидала, что Стивен повернет машину, отведет меня в полицейский участок и заставит подать заявление. Но потом вспомнила: он не Марк. Не Пат. Даже не Джер. Он никогда не станет делать того, о чем я его не попрошу. Никогда не будет командовать. Давить. Он из тех людей, кого я всегда считала слабыми. Чересчур милыми для меня. И лишь теперь, ощутив горячую благодарность при виде своего дома и спокойствие благодаря присутствию Стивена, я поняла, какой была идиоткой. Гораздо большей идиоткой, чем всегда подозревала.

Стивен открыл дверь, помог мне выйти.

– Тебе нужно что-нибудь еще?

– Может, зайдешь? Не хочу сидеть дома одна.

– Хорошо, – ответил он. – Кроме того, как врач я должен тебя осмотреть.

– Ты больше не мой врач.

– И это к лучшему, – он внезапно ухмыльнулся. – Иначе меня лишили бы права практиковать.

Я посмотрела на него, а потом сказала в излюбленной манере тети Пат:

– Доктор Адамс, вы флиртуете с женщиной, которая только что вышла из больницы?

Он включил свет в прихожей и взял меня за руку, помогая зайти в квартиру.

– Все зависит от того, как ты на это смотришь.

– Положительно, – быстро ответила я.

– Ну, в таком случае мой ответ – да.

Полуденный свет пробивался сквозь застекленные двери, рисуя на полу в гостиной золотые квадраты. Я доползла до пурпурного дивана и плюхнулась на него. Может, он и не был таким красивым, как я себе представляла, но сидеть на нем было райским наслаждением. Запас адреналина иссяк, меня слегка мутило.

Стивен вновь обеспокоенно посмотрел на меня.

– Забудем пока про флирт. Я все же должен тебя осмотреть. Можно?

– На здоровье, – ответила я, легла и закрыла глаза, чувствуя, как его пальцы осторожно касаются моего запястья, и, хотя знала, что он всего лишь проверяет пульс, позволила себе поверить, будто он в самом деле держит меня за руку.

Когда Грейс в возрасте девяноста семи лет доставили в «Ройял Сассекс» с переломом бедра, она нисколько не удивилась. Она заявила худенькой девушке, неловко умывавшей ей лицо, что всегда знала – в конце концов она снова сюда вернется.

Девушка, по-видимому, ничего не поняла или не настроена была разговаривать. Или у Грейс не получилось высказать свои мысли. Такое тоже случалось. Она открывала рот, и звучала ужасная неразбериха. Грейс было все равно; она очень устала, бедро сильно болело. Она уснула.

Ей приснились те далекие дни, когда она была медсестрой. Еще до того, как она позвонила Томасу и позволила пригласить ее в кафе «Черный дрозд». До того, как они поженились, как она стала матерью и оставила работу. Те дни, о которых она, если честно, вспоминала все чаще и чаще. Она могла забыть, как зовут кого-то из внуков и правнуков, но слово в слово помнила разговоры с Эви.

Значит, она в самом деле стала очень старой, если все чаще возвращалась к давно прошедшим временам. В свое время она повидала достаточно пожилых пациентов, чтобы это понять. Они всегда возвращались к самым далеким воспоминаниям. Порой ей бывало трудно даже представить себе любимого Томаса, и приходилось смотреть на его фотографию на столике. Он был таким красивым. Они так замечательно проводили время – дети, лимонный пирог, чай из красивых чашек, – но почему-то она вспоминала только, как отчищала пол и мыла вонючие судна.

Она вспоминала и пациентов. В памяти проходил парад измученных и увечных. Она выходила так много больных и так много потеряла. Билли, например. Она видела, как сейчас, игрушечный паровозик, который он катал по простыням, и милое худенькое личико. Это было не сейчас, напомнила себе Грейс. Это было много лет назад. Билли подхватил бронхит и не вернулся домой. Всех не спасешь, прошептала себе Грейс. Кто-то сказал ей эти слова. Она не смогла вспомнить кто.

Она и сама теперь с трудом дышала. В груди что-то бурлило.

– Пневмония? – спросила она у врача, который, по правде говоря, казался ей чуть ли не школьником. И почему она раньше их так боялась?

– Боюсь, что да, – он потрепал ее по руке.

– Ну, значит, мне уже пора, – сказала она, но не знала, вслух или нет. Иногда слова ускользали. Но, видимо, вслух, потому что доктор улыбнулся.