Наталья Александрова - Алмаз лорда Гамильтона [litres]

Надо же, память не подвела ее! Она пришла к тому самому домику, куда приводила ее бабушка… сколько же лет прошло с тех пор, но она вспомнила…

Женя толкнула дверь и вошла в первую комнату.

Стены этой комнаты были увешаны планами и картами – старинными и современными, а также крупными черно-белыми фотографиями местности, сделанными с высоты птичьего полета. Посреди нее стоял самый обычный письменный стол, заваленный бумагами.

За этим столом сидел толстяк с небольшой бородкой, который внимательно разглядывал крупномасштабную карту и делал на ней какие-то пометки.

– Мы сегодня не принимаем, – проговорил он, не поднимая головы. – Приходите завтра… но только не позже трех часов, после трех мы закрываемся…

– Извините, я только хотела спросить… – неуверенно проговорила Женя. – У вас когда-то работал Аркадий Борисович Ерусалимский… вы о нем ничего не знаете?

Произнеся эту фразу, Женя уже поняла, как глупо она звучит, поняла, что зря пришла сюда. Ерусалимский принадлежал к другому миру, к давно ушедшему миру прошлого. Он был ближе к миру тех людей, кто похоронен за стенами, в некрополе – к миру инженеров в форменных тужурках с молоточками, военных в мундирах с эполетами, светских дам в широкополых шляпах. Уже тогда, в Женином детстве, он был очень стар, и глупо надеяться, что он все еще жив. А этот толстяк о нем наверняка никогда не слышал…

– Извините, – пробормотала Женя, отступая к двери. – Я, наверное, зря пришла…

– Нет, отчего же! – толстяк оторвался от своей карты, с интересом взглянул на Женю, как будто только сейчас ее заметил. – Вы к Аркадию Борисовичу? Так бы сразу и сказали! Он у себя! – и он показал Жене на дверь в глубине комнаты.

– Он… он здесь? – недоверчиво переспросила девушка.

– Здесь, здесь! Говорю же вам – он у себя!

Все еще не веря в такую удачу, Женя толкнула дверь и вошла во вторую комнату.

Эта комната казалась еще меньше первой, потому что она вся была завалена какими-то каменными обломками. В углу лежало каменное крыло, рядом с ним – голова ангела, чуть в стороне – мраморный завиток и обломок колонны. И еще всюду были фотографии и гравюры с изображениями памятников и надгробий.

В этом развале Женя не сразу заметила человека.

И неудивительно – он был маленький и тщедушный, как ручная обезьянка.

Удивительно другое – он был такой же, каким Женя его помнила. Прошедшие годы почти не изменили его, он только стал гораздо меньше ростом.

Ах, ну да – просто сама Женя с тех пор выросла! Хотя нет, как в пятнадцать лет выросла – такой и осталась, и тогда уже выше была Ерусалимского на полголовы. Он еще посмеивался – ну, милая, меня обогнать нетрудно, я ростом не вышел… А бабушка смеялась в ответ – мал золотник да дорог!

Теперь же он был очень, очень маленьким. А в остальном – все тот же худенький старичок с желтоватой, словно пергаментной кожей и редкими волосиками, кое-как разложенными по лысине. Старичок в аккуратном, хотя и сильно выношенном старомодном костюме и галстуке-бабочке в мелкий горошек.

Услышав скрип двери, старичок повернулся к ней – и Женя увидела его глаза. Глаза были молодые, внимательные, ярко-голубые. От таких глаз ничто не укроется.

– Вы ко мне, барышня? – проговорил старичок негромким, но отчетливым голосом. – Вам нужна консультация по поводу какого-то надгробия?

– Здравствуйте, Аркадий Борисович!

Старичок прищурил один глаз, внимательно разглядывая Женю, потом покачал головой:

– Неужели все-таки он меня настиг?

– Кто?

– Склероз! Простите, милая барышня, но я не могу вас вспомнить…

– Неудивительно. Мы встречались давно, очень давно.

– Ну, слово «давно» очень растяжимое… то, что для вас давно – для меня это вчера!

Вдруг глаза старичка радостно заблестели, он щелкнул пальцами и воскликнул:

– Вспомнил! Я вас вспомнил! Вы – Шурочкина внучка!

– Здорово! – восхитилась Женя. – Вы меня удивили! Вы и правда меня вспомнили! Я действительно внучка Александры Викторовны…

– Ах, ах, какая гостья! – Аркадий Борисович всплеснул руками. – Если бы я заранее знал, что вы придете, – я бы приготовился к этой встрече! Я бы купил пирожных, конфет… а так – у меня к чаю есть только сушки! Девушки вашего поколения не любят сушки, они любят пирожные и конфеты…

– Да я ничего не хочу! – Женя замахала руками. – Я пришла поговорить с вами…

– Нет, ну чаю-то вы выпьете! Без чая я вас не отпущу!

Ерусалимский вытащил откуда-то из-под груды книг и гравюр две красивые чашки тонкого розового фарфора и подходящий к ним чайничек, включил в сеть вполне современный электрический чайник и расчистил для Жени стул с гнутыми ножками.

– Шурочка… – проговорил он мечтательным голосом. – Какая она была… какая элегантная, какая настоящая! Сколько в ней было подлинной женственности!

– Да, я ее очень любила… – вздохнула Женя и тут же сменила тему, чтобы Аркадий Борисович не ушел с головой в воспоминания своей давно ушедшей молодости: – Аркадий Борисович, я хотела вас спросить. Ведь вы что-то знаете о моей семье…

– Ну как же, мы с Шурочкой были старинными друзьями…

– Нет, я не о бабушке. Я имела в виду своих родителей…

– Что? – Ерусалимский вдруг изобразил глухоту, прижал руку к уху и заморгал глазами. – О чем вы?

– О своих родителях! – повторила Женя.

Она почувствовала, что собеседник сейчас начнет юлить и уходить от разговора, и решила не допустить этого.

– О ваших родителях? – Старичок отвел глаза. – А что я о них могу знать? Я только с Шурочкой был близко знаком, а о ваших родителях почти ничего не знаю…

– Аркадий Борисович! – Женя повысила голос. – Я не уйду, пока не получу ответы! А вопросов у меня накопилось очень много!

– Ну… ну, я не знаю…

– А по-моему, знаете! – безжалостно наступала Женя. – Давайте прямо с начала. Ведь фамилию Королькова мне дала бабушка, это ее фамилия, правда?

– Правда, – кивнул Ерусалимский. Должно быть, он старался говорить правду, когда это было возможно. – Конечно, правда… смотрите-ка, чайник уже вскипел… давайте лучше чай пить…

– Да не нужно никакого чая! Давайте лучше поговорим!

– О чем? – на лице Ерусалимского проступило огорчение.

– До этого моя фамилия была Хомутова, ведь так?

– Так…

– Бабушка мне сказала, что сделала это, потому что ее фамилия гораздо красивее.

– Неужели Шурочка так говорила?

– Да, да, именно так! Как сейчас помню – она говорила, что фамилия Хомутова неблагозвучная, грубая…

На самом деле Женя ничего этого не помнила, она сказала так, чтобы разговорить Ерусалимского в надежде, что он заступится за фамилию. И не ошиблась.

– Ну уж, грубая! – не выдержал Аркадий Борисович. – Да вы хоть знаете, откуда появилась на Руси такая фамилия? Вы знаете историю ее происхождения?