Наталья Александрова - Алмаз лорда Гамильтона [litres]

– Ну да… от слова хомут, наверное… такая часть конской сбруи… прозвали какого-нибудь человека Хомутом, скажем, Васька-Хомут, и дети его стали Хомутовыми…

– Да что вы такое говорите! – Ерусалимский заволновался, даже его лысина покраснела. – Совершенная ерунда! Фамилия Хомутовы – старинная, дворянская, даже аристократическая, произошла она вовсе не от хомута, а от английской, точнее, шотландской фамилии Гамильтон. Очень, между прочим, знатная фамилия! Лорды Гамильтон носили титул первых герцогов Шотландии…

– Ну да, я слышала про леди Гамильтон. Но я не поняла… где Гамильтон, а где Хомутовы?

– Когда первые представители семейства Гамильтон, еще в шестнадцатом веке, в поисках выгодной службы приехали в Россию, русские дьяки – чиновники по-теперешнему – не могли правильно записать их фамилию, вот и написали, кто как мог. Вот так одни Гамильтоны превратились в Гомонтовых или Гамонтовых, а другие – в Хомутовых. Такую фамилию проще было написать и произнести, она понятнее для русского слуха…

– Так что, выходит, я – родственница леди Гамильтон? Той самой, у которой был роман с адмиралом Нельсоном?

– Возможно, возможно…

– Но тогда зачем бабушка сменила мою фамилию?

– Для того, чтобы защитить вас…

Выпалив эти слова, Аркадий Борисович охнул и закрыл рот ладонью. Видно, понял, что сказал лишнее. Но слово – не воробей, вылетело – не поймаешь.

– Защитить? – насторожилась Женя. – От кого она хотела меня защитить? Или от чего?

– Защитить? – переспросил Ерусалимский, пряча глаза. – Разве я сказал «защитить»? Наверное, вам это послышалось… наверное, я сказал что-то другое…

– Именно это вы и сказали! И ничего мне не послышалось, слух у меня хороший!

– Знаете, милая барышня, я уже такой старый, что не всегда сам понимаю, что говорю! Иногда такое ляпну, что самому стыдно становится! Честно вам говорю!

– Не пытайтесь отмазаться! – перебила его Женя. – Сказали «А», так говорите уже «Б»! От кого бабушка хотела меня защитить? Отвечайте, я ведь все равно не отступлюсь!

– Надо же, какая вы упорная! – вздохнул Ерусалимский. – Ладно, вижу, что придется все вам рассказать…

– Придется!

– Хорошо… – Аркадий Борисович вздохнул и поднялся. – Только сначала я должен показать вам одну вещь…

С этими словами он подошел к большому двустворчатому шкафу, стоящему в глубине комнаты, открыл его и принялся перебирать сложенные в этом шкафу документы.

Женя терпеливо ждала – она решила не торопить Ерусалимского и не давить на него, он и так уже готов рассказать ей все, что знает. И расскажет – иначе она не уйдет.

Она не видела Аркадия Борисовича – его закрывали от нее дверцы шкафа. Зато она хорошо слышала, что из шкафа доносились приглушенные причитания – причем не только на русском, но и на французском языке, потом что-то скрипнуло, и все стихло.

– Аркадий Борисович! – окликнула Женя старика. – Вы скоро? Что вы там делаете?

Ответа не последовало.

– Аркадий Борисович, с вами все в порядке? Аркадий Борисович, что вы молчите?

Ерусалимский снова не ответил.

Женя вскочила со стула.

Не случился ли со стариком от волнения сердечный приступ? Лет ему столько, что всякое может случиться…

Она обошла заваленный бумагами стол, подошла к шкафу… и удивленно ахнула: Аркадия Борисовича и след простыл. Он словно сквозь землю провалился.

Ну, старичок! Ну, ловок! Она-то боялась, что у него сердце не выдержит, а он просто сбежал!

Только вот куда?

Женя подошла к шкафу, заглянула в него.

С полки прямо ей в руки выпала черно-белая гравюра. Женя положила ее на стол, раздвинула сложенные в шкафу бумаги – и увидела на задней стенке шкафа обычную задвижку. Она потянула эту задвижку в сторону, и тут задняя стенка шкафа вместе с полками отодвинулась, как дверь купе, и на ее месте обнаружился проход. Проход был узкий, но и Ерусалимский был миниатюрный и худенький, как кузнечик, так что вполне мог пролезть в эту щелку.

Женя выглянула в образовавшийся просвет и увидела дорожки, надгробия и густые кусты – потайной ход вел прямиком на старинное кладбище. И Аркадия Борисовича не было видно – наверное, успел уже далеко уйти.

– Ну, старичок! Ну, силен! – проговорила Женя с невольным уважением.

Но почему он решил сбежать? Почему не захотел ничего ей рассказывать? Чего или кого он боится?

Она вернулась к столу и взяла в руки ту гравюру, которая упала с полки.

На листе желтоватой, истончившейся от времени бумаги тонкими черными штрихами был изображен укромный, тенистый уголок кладбища. На первом плане было массивное гранитное надгробие, украшенное сложной резьбой.

Приглядевшись, Женя разглядела высеченный в камне геральдический щит, на котором красовались два льва, стоящие на задних лапах, и два развесистых дерева.

Видимо, герб какого-то дворянина.

Впрочем, не какого-то, поправила себя Женя, а вполне определенного. Именно того, кто похоронен под этим надгробием…

Что ж, следует признать, что старичок оказался шустрым и сбежал от Жени. Точнее, от ее вопросов. Это странно, потому что Женя помнит ведь тот его разговор с бабушкой, где он уговаривал ее не скрывать от Жени ее фамилию. Они тогда чуть не поссорились.

Ну ничего, так просто он от Жени не отделается, Женя узнает его адрес и телефон и будет его преследовать, пока старик не расколется. Что, в самом деле, выдумал от нее бегать. Найдем, из-под земли достанем, если нужно будет…

Она вышла из тесной комнатушки в другое помещение с намерением расспросить толстяка о Ерусалимском. Раз он тут работает – стало быть, должны быть хоть какие-то его координаты.

Но за столом никого не было. Дверь нараспашку, и голос толстяка доносился откуда-то издалека. Потом послышался шум подъезжающей машины, потом в дверь заглянул здоровенный плечистый тип с лопатой наперевес.

– А где этот? – кивнул он на стол.

– Не знаю, вышел куда-то.

– А ты мне накладную подпишешь?

– Да нет, я здесь не работаю, – открестилась Женя.

– А чего тогда тут сидишь? – вызверился работяга.

Женя сочла за лучшее удалиться.

Маршрутка, в которой ехала Женя, остановилась на светофоре.

Прямо напротив окна оказалась афишная тумба.

Женя невольно взглянула на нее, увидев боковым зрением что-то знакомое.

В углу афиши был изображен геральдический щит, на нем – два льва и два развесистых дерева…

Точно такой же герб, как тот, что она видела на гравюре в кабинете Аркадия Борисовича Ерусалимского!

Ниже на афише был размещен текст, отпечатанный крупными буквами:

«Государственный Эрмитаж. Выставка произведений искусства из собрания семьи Гамильтон».

Там же были указаны сроки проведения выставки.