Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

В дверь постучали, и хмурая Верка медленно пошла открывать. На пороге с букетом белоснежных роз в курсантской форме Военной академии, стоял Арташес Георгиевич Айвазян, её любимый мальчик! Сперва хмурое лицо Верки просветлело, потом посерело, и она брякнулась бы об пол, как когда-то её тетка, если бы её вовремя не подхватил Артошка, выпустивший от растерянности цветы.

– Ну не дурак? – сказал Верка, придя в себя на диване и безошибочно обращаясь к прячущемуся за диванной спинкой Тоникяну. – Это твоя идея – старую больную женщину гробить?

– Вот чтоб ты знала, идея – Шварца, – высунулся из-за спинки сияющий Тоникян. – Это он сказал: давай, мол, парню билет в оба конца пошлем, чтобы он со своей красавицей-старушкой Новый год встретил. Но финальную часть я срежиссировал. Арташес сомневался, а я говорю, давай: во-первых, мать у тебя – кремень, а во-вторых, рядом в этот момент будет высококлассный врач. Медицина гарантирует.

– Ну что мне с ним делать? – сияя, как школьница, спросила Верка у сына, и тот безошибочно нашел нужный ответ:

– Мам, а ты поставь нам кофе, а? А я тебе такой подарок привез! Сейчас распакую.

– Да как же ты мог живого младенца в бумагу упаковать? – заорал Тоникян, и Верка чуть опять не бухнулась с ног. – Ладно, шучу, шучу. Это что за паучок?

– Ты знаешь, дядя Тигран, – застеснялся Арташес, – в Греции все шубы покупают и везут сюда. Но мне до них еще очень далеко. Так я маме в качестве аванса брошь из норки купил, а потом буду постепенно доращивать…

– Какой парень, а, Верон? Какой парень! Теперь главное дело – не дать ему жениться до исполнения заветной мечты, а то при нынешних снохах дело на левом манжете так и пробуксует…

Верка бережно взяла брошку, расцеловала своего мальчика, потом подумала и расцеловала Тоникяна, и тот, довольный высокой оценкой личных заслуг, заложил ногу на ногу:

– А что, недаром я его Артошкой Маминой Брошкой дразнил в детстве. Хотя, если бы знал, что дразнилки у меня такие провидческие, обзывал бы Арташ Купи Дяде Гараж. А чтоб Шварц не посчитал себя обойденным – Арташ Верни Шварцу Мараш!

– А что Шварц? У него задержание не опасное?

– Оно для нас с тобой опасное. Приедет ночью голодный и злой. Все твои заготовки сметет и меня найдет за что пошпынять. Но я на этот раз ему легко не дамся. Уж я на нем сегодня отыграюсь! Между прочим, мне из министерства нашептали, что министр подписал ему звание подполковника. Так что отныне будем мы с тобой и Марго с мальчишками несчастными подподполковниками. Как придет, не забудь подсказать, чтобы руку на голову Арташесу Георгиевичу положил: пусть инфицирует его своим новым званием на старый армянский манер!

– Это еще когда-а-а будет, – удивился тоникяновской наивности Арташес.

– Ага, и Шварц нам точно так же говорил, – переглянулись Верка и Тигран.

И тут у Тоникяна зазвонил мобильник.

– Ага. Угу. Ага. Вот это хорошая мысль! Ну, так я как раз у неё. Да нет, просто в кому впала минут на пять. Сам дурак, товарищ подполковник. Ты что там – в чистом поле? Я при женщинах и детях тем же тебе ответить не могу. Да ладно тебе, не бери в голову. Ага. Угу. Ага. Будет исполнено на уровне современных технологий.

31 декабря, за полдень

– Ну мы шуму с тобой наделали, Шварц. Еще немного – крышка была бы нам, – скрипел дядя Вова, проглядывая сквозь очочки протоколы допросов. – Рисковал я, конечно, сильно, но правильно доложил в понедельник министру обороны. Это, конечно, полнейшее нарушение субординации, но он ведь – секретарь Совета безопасности. А здесь у нас материала на две войны потянет, – похлопал он по стопке бумаг. – Пришел – а там Акопян уже сидит! Втроем и отправились к президенту на доклад. Тот, со своей известной въедливостью, задал миллион вопросов, крякнул, брякнул, но одобрил решение. Вот вы и смогли провести операцию с Акопяном и военными коллегами консолидированно, без нежелательных накладок. Но если не будет у нас железобетонных аргументов обвинения, и перед главными двоими осрамимся, и наш министр с удовольствием нам башку открутит. И подарочек свой отберет.

– Не понял, – сощурился Шварц.

– Ха-а-ха-ха-а, – покатился Дядя Вова, – так я ж забыл тебе сказать, что с сегодняшнего дня ты у нас – подполковник Шаваршян! Вот приказ! Поздравляю! – И Дядя Вова встал во весь свой знаменитый рост и крепко пожал руку вытянувшегося Шварца. – Еще пара-тройка таких гениальных расследований – нагонишь и перегонишь свои потерянные звездочки. А эту обмоем как надо, обязательно обмоем. Вот только закончим с этим говном, от которого душу воротит. Я ж министру представление накатал еще, когда ты в один день свой дуплет пробил с раскрытием убийств профессора и иранца… – и тут же, чтобы не выглядеть ожидающим благодарностей начальником, продолжил:

– Новый год, а, Шварц? Два всемирно известных человека и еще полдюжины трупов в могилах, блядь в холодильнике, целый взвод оперов из трех силовых ведомств уже неделю не спит, а правительство стоит на ушах. И всё из-за великолепной семерки мерзавцев из пяти стран, изгадивших здесь все и вся ради личных денег и интересов пары враждебных государств!

– Когда я в детстве сильно болел и метался в жару, товарищ полковник, моя бабушка, которая жизнь бы отдала за меня, не позволяла маме делать мне жаропонижающие уколы. «Не бойся, Еран, – говорила она маме, – ничего плохого не случится, я рядом. Высокая температура нужна ребенку, она устраивает генеральную уборку в организме и сжигает заодно все другие хвори в самом зародыше. Для того Бог и посылает детские болезни, чтобы вычищать тело малышей для долгой и здоровой жизни». Может, так и у нас? Раз уж в нашей бесконечной истории мы на протяжении последних веков растеряли опыт управления государством и республика у нас фактически совсем молодая, может, такие встряски – во благо? Для генеральной уборки во имя долгой и здоровой жизни страны?

– Ну, Шварц, тебе книги писать. Здорово сказал. Попробую теми же словами унять грусть нашего министра, а? Ха-а-ха-ха-а, – залился Дядя Вова и стал натягивать шинель. – С наступающим не поздравляю, еще увидимся сегодня. Но ребятам передай, чтобы к полуночи все вы были по домам, с семьями. Как новогоднюю ночь встретим, так год и проведем. Так что без излишнего служебного рвения в застенках. А я пойду-ка на эшафот. Скажи: ни пуха, ни пера…

– К черту, товарищ полковник, – брякнул Шварц невпопад.

31 декабря, за полдень

В ближайшее время будет скучно. Совсем скучно. Есть рекомендация Центра залечь на дно и отдохнуть. Не знаю, кто как, а я связываю этот совет с отъездом в Москву Анаид, той оторвы, которая иногда шлялась сюда по понедельникам. Сама ей билет заказала в аэропорту. А запомнила я её еще с поездки руководимой мной тургруппы. На лбу было крупными буквами написано «блядь», а наивные эчмиадзинские сестры приволокли её в качестве личной переводчицы английского языка. Они там исчезли, а меня менты замучили потом допросами: «Да как же вы, тыкин Римма, могли привезти назад группу неполной, а нас не известили о пропаже людей?» А я что им – нянька, говорю? Я что же это, за ручки их должна была водить? Может, они там решили осесть на постоянное жительство. Вон, их сколько сейчас там крутится, слезу пускают: «Наша это земля, хребтом родное чувствуем!» Я-то тут при чем? Ох, натерпелась я тогда страху! Думала, засветилась. Но нет, пронесло.