Лия Аветисян - Про любовь, ментов и врагов

А потом и двух лет не прошло, как Центр дал мне повышение, и я перешла сюда на скромную работу. Это у них правило: чем большим доверием ты облечен, тем ниже твой официальный статус. Зато намного выше доход, а он важнее. Раньше эвон – тряслась с группами через три границы, пару раз в аварии попадала – шофера ведь из турок никакие, автобус водят, как дедова ишака. Рисковала сильно, зарабатывала слабо – по сравнению с теперешним доходом. Ну вот, предложил мне куратор перейти сюда на выгодных условиях, я и перешла. Смотрю – шастает она иногда сюда, в кинотеатр, на детские сеансы. А я что? Я ничего. Сижу себе в афишном цехе кинотеатра, степлером афиши к рамкам присобачиваю: цык-цык-цык. Потом выйду из цеха, пойду прибраться в опустевшем кинозале, конвертик – в карман, и болтаю с билетершей. В следующий понедельник с утра – конвертик подклею, и опять: цык-цык-цык…

Ну и хорошо, что каникулы у меня наступили, как у школьников. Не всё же гноить дорогие шмотки и являться сюда бомж-бомжом, в тапках войлочных. Эх, ноги мои, ноги… Отекают в последние годы – не ноги, а колбаса. А какие стройные были! Мне все девчонки на курсе завидовали. Сглазили, наверное…

Вот надену дорогие да удобные туфли, приоденусь, с мужем и сыном в гости поездем на нашей «ешке» – пусть родственницы дохнут от зависти, что муж мой такой успешливый предприниматель! И ни одна душа не узнает, что денежки-то – мои! К нему ещё родственники подъезжают за коммерческими консультациями, он их с умным видом учит. А пацан наш мне подмигивает и на него кивает: понимает, что инсценировка всё это!

Интересно, как это мальчишка наш, Артурик, хоть и ребенок, а догадывается, кто в семье главный? Я-то виду не подаю. Подчиняется мне беспрекословно, а с отцом – так себе, всерьез его не воспринимает. А он сам виноват: все детские блажи, любые капризы исполняет. Вздумалось Артурику щенка белого взять с улицы – пожалуйста, приволок! Еле избавилась. Потом велосипед взрослый купил ему – чуть не расшибся насмерть у нас же в парке, налетев на дерево! Надо будет еще втихомолочку подлить им еще в лунки жавель, чтобы повысохли лишние. Хотя муж против. Недотепа он – и все тут. А как подружки завидовали, когда за него, за всеобщего любимца, красавца с кафедры гидравлики выходила, от жены уводила! Тоже сглазили. И она, небось, напроклинала с детками своими мерзопакостными. Разве в этом старике узнаешь того весельчака и красавца? Точно сглазили и бездетными нас оставили…

Соседи, злыдни, Артурику небось уже успели рассказать, что неродной, в роддоме купленный, но он и виду не подаёт. Потому что – умница! А красивый-то какой, сукин сын! Глазищи круглые, волосы волнистые. А на заднице – счастливая примета: родинки змейкой вьются!

Вот я ему и говорю: ты получше учись, а уж я тебя отсюда вызволю. И от армии, и от здешней неинтересной жизни подальше уедешь. Станешь гражданином какой-нибудь мощной и богатой страны, сам разбогатеешь. Уж мама постарается. А Армения – пусть о ней думают те, кто на самом верху и те, кто в самом низу. Те – потому что возможности должны оберегать. А те, что внизу, – потому что, кроме родины и родни, им оберегать нечего. А мы люди серединки. И нас много. И плевать нам и на тех, кто наверху, и на тех, кто внизу, и на то, о чем они пекутся. Где еда – там и нужная среда…

Вот и хорошо, что директор пораньше сегодня отпустил. Ну, любимые мои ребята на афишах, с наступающим Новым годом!

31 декабря, почти полночь

Сперва раздался незнакомый свист. Потом дверь отворилась, и в дверном проеме показался здоровущий человек. От него вкусно пахло телячьими котлетками и еще чем-то памятным с детства, но запахи эти перебивал несносный сигаретный дух. Софи даже чихнула. Человек щелкнул выключателем, и подвал вновь залил ровный свет с потолка, как бывало при Добряке.

– А ты и вправду красавица, но худышка, – усмехнулся человек и сел перед ней на корточки. Давай знакомиться. Дай лапу. Ай молодец. На-ка, специально для тебя принес, – и вынул из кармана котлетку с её головокружительным запахом. Софи была такой голодной, что сглотнула её в один миг и пристально уставилась на оттопыренный карман: там явно лежала еще одна, такая же пахучая и вкусная.

– усмехнулся человек и сел перед ней на корточки. Давай знакомиться. Дай лапу. Ай молодец. На-ка, специально для тебя принес, – и вынул из кармана котлетку с её головокружительным запахом. Софи была такой голодной, что сглотнула её в один миг и пристально уставилась на оттопыренный карман: там явно лежала еще одна, такая же пахучая и вкусная.

– Ах ты, хитрушка, почуяла, да? Ну ладно, пойдем, вместе попируем, – и человек снова присвистнул и похлопал себя по карману.

Софи озадаченно застыла на месте. Идти или не идти за ним? Но очень уж призывно пахла котлетка в его кармане. Да и сам он был явно добрый человек. Что-то и от Добряка, и от Давида. И Софи осторожно двинулась следом за ним. Невдалеке стояла машина. Он отпер ее, раскрыл настежь дверь и снова призывно свистнул, похлопав себя по карману.

– Что он, мальчишка, что ли? – возмутилась Софи, – что за прихлопы и посвисты? Взрослые себя так не ведут. И куда он собирается её отвезти? Сколько раз она каталась вот так в авто? Один раз, когда Старик увез её на дальнюю дорогу и забыл там. Ещё один раз – когда Жилистые Ноги привезли её обратно в город. Один да ещё один – это сколько будет? Что-то ей Добряк пытался втолковать по этому поводу. Ах, Добряк ты мой, Добряк! Вспомнив Добряка, Софи снова загрустила, хотела завыть и даже задрала для этого голову, но уперлась взглядом в добрую улыбку человека и успокоилась. Уж вторую котлетку она съела обстоятельно, со смаком. Потом быстро, чтобы не успеть передумать, вспрыгнула на заднее сиденье и улеглась, удобно вытянув усохшую лапу.

Они больше стояли, чем ехали по запруженным автомашинами освещенным улицам. Всюду мигали разноцветные фонарики, машины беззлобно гудели друг дружке, и Софи авторитетно откликалась на каждый гудок. Потом они подъехали к аккуратному дому, какой был и у Жилистых Ног. Человек вышел из машины, надел на неё новенький поводок, пристегнул его к ошейнику, присвистнул:

– Ну, пошли, красавица, – и толкнул дверь. Дверь подалась, и из дома запахло такой вкуснятиной, что Софи от неожиданности присела. В таких вкусных домах она еще не бывала!

– С Новым годом вас всех, с Годом Собаки! – выкрикнул человек, чтобы перекричать гвалт за огромным столом, и все на секунду застыли.

Что потом началось! Люди повскакивали с мест, стали целовать его и по-разному называть. Чтобы у одного человека – и столько имен? Одни называли его Папа джан, другие – Брат джан, третьи – Армен джан, четвертые – Дядя Армен, пятые – Армен Арутюнович, старая женщина с ворохом на голове назвала его Балик джан [152] Сынок (арм.) , а другие – просто Шварц. Женщины забегали вокруг стола, стали менять местами посуду, а маленькая девочка подошла к Софи и боязливо погладила её по голове. Потом осмелела и еще раз погладила. Потом почесала ей за ухом. Потом погладила и почесала грудку. И Софи тоже осмелела и лизнула её в лицо.