Татьяна Шахматова - Удар отточенным пером

– Фамилия Миллер тебе о чем-нибудь говорит? – лукаво подмигнула тетка, садясь за макияж.

Я поперхнулся чаем. Поверить в то, что профсоюзники наняли Примадонну в качестве нашего оппонента, означало признать, что мы живем в каком-то очень плохом сериале, который затянулся на несколько лет, сменив около сотни сценаристов.

– Ада Львовна Миллер? – уточнил я, хотя какая еще Миллер могла бы в нашем городе претендовать на роль эксперта-филолога.

– Тесен мир, да? – Вика соскочила с дивана, как будто ее укусил мебельный клоп.

– Интересно. Она ввязалась в это дело потому, что ты будешь ее оппонентом, или потому, что она хочет восстановить справедливость и помочь рабочим?

– О-о-о! – возопила тетка. Судя по интонации, ответ ей был очевиден и он был не в пользу заботы о рабочих.

– Думал, что Миллер давно плюнула на тебя с недосягаемой высоты своей научной карьеры.

– Я тоже так думала, но, видимо, ее гештальт относительно меня еще не закрыт, – подмигнула Вика и добавила: – Собирайся, раз ты теперь в деле. Поедем на завод. Селиверстов достал текст экспертизы Миллер.

У заводской проходной возникла неожиданная проблема. Работники возвращались с обеда, но попасть на территорию завода оказалось не так просто. Не помог и специальный пропуск, выданный самим Селиверстовым. Возле проходной собралась толпа: человек сто, кто-то в заводской защитной униформе, кто-то без нее, люди толпились и загораживали проезд. Над толпой возвышались две головы, которые я сразу опознал: это были Алексей Жильцов и Катерина из редакции.

– Единым фронтом! Берем газету, идем на работу! – кричал Жильцов, размахивая газетой.

– С нами справедливость и правда! Ура! Читаем газету «Рабочая сила»! – немного не в такт, но задорно подхватывала Катерина.

Выйдя из машины, я пробрался через толпу: глава профсоюза и его помощница стояли на деревянных ящиках, причем Катерина – сразу на двух, поэтому издалека они с Жильцовым казались одного роста. В ногах у профсоюзников лежали стопки свежеотпечатанной прессы. На первой полосе красовался Селиверстов, с перекошенным лицом бегущий на зрителя.

«Безопасность для лохов. А я плевал!» – называлась статья.

Разъяренное лицо Селиверстова действительно как будто сморщилось перед смачным плевком, который пришелся бы ровно в лицо читателю. Помня о том, в каких условиях происходила фотосессия, должен признать, Жильцов оказался отменным фотографом.

– Если вас ложно обвиняют в нарушении трудовой дисциплины и лишают премии, что делать? – выкрикивал Алексей. – Читайте в новом номере!

– Как на самом деле работает юридический отдел!

На второй странице красовались совсем уже неожиданные кадры: ресторан «Весеннее утро», космический зал, Карнавалов с красным носом и рюмкой в руке, Селиверстов, танцующий в обнимку сразу с двумя девочками из юротдела. Игорь Курчатов в блестящем, но уже голубом, пиджаке и без конфорки на голове. Значит, второе отделение все-таки было. Но самое главное даже не это, а вопрос – как журналисты из профсоюза смогли проникнуть на тщательно охранявшееся мероприятие. Не в форточку же они влезли?

Увидев меня, Алексей приветственно махнул рукой и неловко спрыгнул с ящика. Сегодня он был одет теплее, чем в прошлый раз: в серую застиранную мешковатую куртку, шапку-ушанку и все те же валенки «прощай молодость».

– Вот так и работаем, – широко улыбнулся он, обнажая желтые зубы. – Молодец, что пришел.

– Я с теткой, – ответил я, показывая на машину, где сидела хмурая Виктория.

– Тот самый знаменитый эксперт, – понимающе кивнул Алексей. – Ничего. Такая красивая девушка не может быть нечестным человеком.

– Она разберется, – ответил я, а Вика высунулась в окно и в ярких народных образах выразила свое неудовольствие происходящим.

Алексей рассмеялся. Вышло и вправду комично, но я остался серьезным, и Жильцову тоже пришлось спрятать улыбку. Катерина поглядывала в нашу сторону, не переставая ловко раздавать прессу.

– Хотел только узнать, вернули ли Катерине детей? – быстро спросил я.

– Наш профсоюзный юрист занимается. Обещают отдать в начале той недели.

Я помахал Катерине и тут же пожалел об этом. Женщина отвлеклась на мое движение и покачнулась на своем высоком парапете из ящиков. Взмахнула руками, завалилась на бок и начала рушиться вместе со всею хлипкой конструкцией. К счастью, толпа тут же подхватила ее и уже через пару секунд кроху поставили на прежнее место. Этот незначительный, к счастью, по части травматизма эпизод зацепил меня другим. Когда Катерина вскинула руки, я увидел, что бока ее зеленой куртки желтые: точно такую же зеленую букашку с желтым брюшком я видел несколько часов назад в Старом Озерном. Неожиданное совпадение. Букашечью куртку сложно было назвать обыкновенной: такое ощущение, что куплена она была в спортивном магазине, причем на распродаже униформы команды пигмеев из Габона, приехавшей на зимние олимпийские игры в Сочи. Не могла же Катерина быть сегодня в деревне? С чего бы?

Жильцов похлопал меня по плечу, улыбнулся и снова взгромоздился на свой ящик.

– Единым фронтом! Берем газету, идем на работу!..

Я уже шел к машине, когда сзади раздался чудовищный грохот. Обернувшись, я увидел, как гигантский железный занавес ворот вдруг задрожал и поехал влево. Завод оскалился ровной шеренгой красных пожарных машин, выстроившихся на снегу у самых ворот. Взревели турбированные двигатели. Рев подхватила пожарная помпа, которая могла бы с легкостью выстрелить струю на высоту двенадцатого этажа. Помпа тужилась и верещала, как будто ее застали в родовых муках первой на всем белом свете капли воды. Все это были лишь спецэффекты: вряд ли кто-то всерьез собирался применять лафетные стволы или водяные пушки, но испуганные люди бросились врассыпную, и уже через пару минут перед воротами остались только Жильцов и Катерина, торопливо собиравшие брошенные заводчанами газеты.

Несмотря на отсутствие сопротивления, демонстрация силы продолжалась. Помпа бесилась адски. Я мысленно выругался и двинулся к машине Виктории, но мои ноги как будто увязали в глубоком снегу. Я сам становился звуком, пьянел и задыхался. Рев пригвоздил меня к земле. С трудом обернувшись, я видел две крохотные мельтешащие фигурки на фоне гигантской красной стены из грузовиков.

Стало невыразимо страшно. Под курткой было как в парной. Из последних сил я приказал панически орущему внутри меня человеку заткнуться, и он, как ни странно, послушался. Вокруг стало тихо, спокойно и темно. Как долго я пребывал в блаженной тишине? Может быть, пару секунд, может быть, начиная с этого мгновения, всегда… На этой блаженной мысли, когда я, казалось, почти достиг нирваны, что-то начало покалывать у меня за переносицей. Сначала кололо едва заметно, потом все настойчивее. Горел уже весь лоб, и наконец я громко чихнул, возвращаясь в безжалостный пространственно-временной континуум, как сказал бы настоящий Игорь Курчатов.