Чарльз Вильямс - Мертвый штиль: Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Он отвязал фалинь шлюпки и подтянул ее к борту «Сарацина». Прежде чем залезть в нее, он вновь оглядел море. В случае ветра оставлять Рей управлять яхтой было опасно: одна она с парусами бы не справилась. Однако на горизонте все было чисто, и ничто не предвещало ветра.

— Если вдруг снова подует ветер, — продолжил он, — постарайся развернуть «Сарацин». Я долго не задержусь.

— Хорошо. Будь осторожен.

— Да, конечно.

— Подожди. А ты не хочешь надеть спасательный жилет Уоринера? Он лежит все там же, на сиденье.

— Зачем? — улыбнувшись, спросил Ингрэм.

Он был уверен, что при таком спокойном море ему ничто не грозит. Непонятно, зачем только Уоринер надел его. Когда яхта, покачиваясь на волнах, в очередной раз накренилась в сторону шлюпки, Ингрэм спрыгнул в нее и оттолкнулся от борта.

Лодка отошла от «Сарацина» и плавно заскользила по воде. Ингрэм взялся за весла и, щурясь от солнечных бликов, погреб в сторону тонущей яхты. Подплыв к ней ближе, он увидел, что паруса ее небрежно свернуты, а на палубе в беспорядке разбросаны канаты. Главный гик опирался на шпангоут, но бизань раскачивалась из стороны в сторону и ударяла по парусам. Да, яхта ушла в воду не меньше, чем на шесть дюймов ниже ватерлинии, подумал Ингрэм. И качается она тяжеловато. Ему стало жалко ее. Впрочем, он всегда ощущал это чувство, когда видел попавшее в беду плавучее средство. Ингрэм слегка изменил направление шлюпки, чтобы проплыть мимо кормы яхты и взобраться на нее с правого борта. Название яхты и ее порт приписки были написаны большими черными буквами на выкрашенном белой краской транце:

ОРФЕЙ

САНТА-БАРБАРА

Находясь в двадцати ярдах от кормы, Ингрэм услышал глухой удар внутри яхты, а затем еще один. Судя по всему, какой-нибудь ящик, плавая в ней, колотится о стенки. Подобравшись к правому борту, он ухватился за пиллерс, подтянулся и залез на палубу. Оказался он почти в центре яхты, прямо напротив рубки. Привязывая шлюпку, Ингрэм услышал, как в судне плещется вода. Ему стало как-то не по себе. Задерживаться здесь не стоит, подумал он.

От бизань-мачты в сторону кормы палуба имела небольшой подъем и была огорожена низкими перилами. В середине кормы, очевидно над задней кабиной, находился световой фонарь. Он был закрыт и заперт изнутри. Пошатываясь, Ингрэм подошел к рубке и, заглянув в нее, увидел четыре ведущие вниз ступеньки. Воды в рубке не было. На ее полу валялись морские карты, исписанные листы бумаги и карандаши, упавшие со стоявшего справа стола. Ингрэм спустился по ступенькам и огляделся. Вдоль левой стены рубки и у стола стояли табуретки с сиденьем из белого пластика. На полках над столом находились радиотелефон и радиоприбор для определения курса.

В задней стене по обеим сторонам от, лестницы располагались две небольшие двери. Одна из них была открыта. Подойдя к ней, Ингрэм увидел лестницу, спускавшуюся в залитую водой каюту. В каюте были мойка, плитка, холодильник, несколько шкафов и стол с придвинутыми к нему двумя кожаными канапе. На Ингрэма повеяло сырой гнилью и затхлостью. При покачивании яхты вода, заполнившая каюту фута на два, волнами набегала на мебель и, ударясь о нее, брызгами взлетала к потолку. Под водой по полу перекатывались банки с консервированными продуктами, плавала одежда и книги. В дальнем конце каюты находилась дверь, которая, вероятно, вела в туалет, а слева от нее — занавешенный шторой проход в соседнюю каюту. Ингрэм спустился по лестнице, прошел по воде и, заглянув за штору, увидел две койки. Между ними плескалась вода. Все было так, как и говорил Уоринер. «Что же тогда я разыскиваю?» — подумал Ингрэм и поспешил назад в рубку.

В ее окне он увидел грациозно покачивавшийся на волнах «Сарацин», который, как и прежде, находился в двухстах ярдах от «Орфея». При виде его на душе у Ингрэма сразу полегчало.

Дверь в помещение под кормой была подперта двумя досками. Ингрэм освободил дверь и уже собирался положить доски на стол, но тут его взгляд упал на лежавший на столе судовой журнал. Он в задумчивости сдвинул брови. Почему Уоринер солгал про журнал? Он же сказал, что все судовые записи, радиотелефон, хронометр и секстант уничтожены водой. Но они не были даже подмоченными. Почему Уоринер при затоплении яхты не перенес деньги и паспорт в рубку, в которой и сейчас было сухо? Любой нормальный человек в подобной ситуации в первую очередь позаботился бы именно о них. Может быть, они лежат в одном из ящиков стола? Хорошо, это он проверит чуть позже.

Ингрэм распахнул дверь и, заглянув в каюту, увидел в правом от него углу на койке, как ему показалось, совершенно голую женщину-брюнетку. Упираясь подбородком в согнутые колени, она испуганно жалась к спинке кровати. Прикрыв рот рукой, женщина смотрела на Ингрэма круглыми от ужаса глазами. Выражение страха на ее лице неожиданно сменилось удивлением, и она закричала:

— Стой! Это не он!

И в это мгновение в большом зеркале между койками Ингрэм увидел отражение обнаженного по пояс здоровяка. Мужчина стоял позади Ингрэма, слева от лестницы. На его широкое, покрытое щетиной лицо из раны на голове струйкой текла кровь. В занесенной руке он держал какой-то деревянный предмет, очевидно доску от ящика, который уже собирался обрушить на голову Ингрэма. Однако крик женщины остановил его. Неожиданно яхту качнуло, мужчина, не удержавшись на ногах, упал и забарахтался в воде. Не поднимаясь из воды, он сел на пол и, проведя рукой по окровавленному лицу, с горькой усмешкой произнес:

— Добро пожаловать в Долину Счастья. А где этот панамериканский псих?

— Выходите наверх! — сказал Ингрэм. — Я сейчас вернусь.

Он выбежал на палубу, спрыгнул в шлюпку и дрожащими руками отвязал фалинь. Сделав два мощных гребка веслами, Ингрэм оказался возле кормы «Орфея», откуда был уже виден «Сарацин». Яхта стояла на прежнем месте, только слегка развернулась.

Рей в ее рубке была одна.

Ингрэм облегченно вздохнул и налег на весла. Проступивший на лице пот начал щипать ему глаза. Он греб изо всех сил, отчаянно повторяя про себя: «Все в порядке. Все в порядке. Этот сумасшедший сукин сын все еще спит».

Он находился в ста пятидесяти ярдах от «Сарацина», когда услышал тарахтящие звуки: Рей, включив стартер, собиралась подобрать его.

Ингрэм попытался подать ей знак. Рискуя перевернуть шлюпку, он поднялся во весь рост и замахал руками. Однако Рей, склонившись над панелью управления, на мужа не смотрела. Стартер вновь затарахтел, и на этот раз двигатель яхты завелся. По спине Ингрэма пробежали мурашки. Он сел, схватил весла и, злясь на себя, снова начал грести. Посмотрев на него в бинокль, Рей выскочила из рубки, пробежала по палубе и остановилась у борта яхты. Поняв, что его раннее возвращение вызвано чем-то непредвиденным, она во что бы то ни стало хотела ему помочь. Расстояние между ними теперь составляло ярдов сто и продолжало неуклонно сокращаться. «Все будет хорошо», — работая веслами, успокаивал себя Ингрэм.