Жорж Сименон - Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа

Жак ничего не заметил. Он взял за правило почти каждый вечер навещать свою невесту.

Но чтобы Софи…

— Держите! Вот графин. Налейте себе стаканчик, а я тем временем надену шляпу и пальто…

Софи нанесла точный удар. Польдина и ее сестра лишились дара речи. Тем не менее они попытались улыбнуться хранителю. Польдина даже робко пробормотала:

— Возвращайся не слишком поздно!

Дверь с шумом захлопнулась. Парочка прошла мимо окон, сквозь которые доносился смех Софи.

Польдина встала из-за стола. Матильда последовала ее примеру. Они хотели поговорить, но сдерживали себя до тех пор, пока не вошли в кабинет. И только тогда, когда они собрались сесть, Польдина предложила:

— Может, поднимемся выше?

Все это заняло некоторое время. Польдина взяла с собой рукоделие и надела пенсне. Сестра наблюдала за ней.

— Что ты хотела мне сказать? Когда мы выходили из-за стола, ты открыла рот…

— Ты полагаешь? Я и забыла…

Это было неправдой, но, поразмыслив, Матильда решила, что лучше промолчать.

В моменты, которые они сейчас переживали, было трудно всегда знать, что следовало делать. Слишком сильными были потрясения. Наступала новая жизнь, и внешне незначительные детали могли впоследствии оказаться весьма важными.

Например, свидание, которое спокойно назначила Софи мсье Жони, чтобы пойти с ним в кино!

В молчании прошло несколько минут. Потом Матильда пробормотала, предварительно бросив взгляд на сестру, чтобы убедиться, что та не собиралась лгать:

— Она тебя предупредила?

— Нет… Полагаю, она забыла…

Сразу же был дан отпор. Один камень полетел в один огород, другой — в другой:

— Жак говорил тебе о своих планах?

— Каких планах?

— Он собирается провести целый месяц в Италии с женой… Я узнала об этом от подрядчика…

Для столь короткого промежутка времени это было слишком. Польдина вязала, считая петли своим низким голосом. Матильда просматривала, не читая, роман двадцатипятилетней давности, который она нашла в библиотеке своего мужа.

А в это время на экране кинотеатра действующие лица уже успели устроить и перестроить свою жизнь. Здесь же они прошли лишь малую часть пути, ровно столько, чтобы добраться до фразы, брошенной в воздух, фразы, которая, тем не менее, была вехой.

— Он еще не принес предисловие, не так ли?

Речь шла о мсье Жони, на которого была в определенном смысле возложена обязанность посмертно прославить Эммануэля Верна.

— Еще нет…

— И он не задавал тебе никаких вопросов?

Матильда возразила:

— А тебе?

— Вопросы, не имеющие особого значения… Он меня спрашивал, каким был Эммануэль в личной жизни, был ли он рассеянным, много ли он говорил о своем творчестве, часто ли выглядел вдохновленным… Кажется, все эти подробности нужны для того, чтобы создать живой портрет…

— Что ты ему сказала?

Они по привычке обменялись взглядами.

— Я сказала, что Эммануэль чувствовал себя чужаком в материальном мире… Что по-настоящему он жил только в этих четырех стенах…

Один этап был преодолен. Теперь надо было выжидать. Матильда прекрасно знала, что сейчас за этим последует продолжение, и поэтому напряглась, преисполненная недоверия.

Наконец это произошло. Польдина с неожиданной грубостью спросила:

— Что он тебе сказал в последнюю ночь?

Польдина уже не в первый раз возвращалась к этой теме, но прежде она никогда не спрашивала столь откровенно. Не успела Матильда проглотить слюну, как ее сестра продолжила:

— Признайся, что он злился на тебя, что все его упреки были адресованы именно тебе…

— Хотелось бы мне знать, что тебя заставляет так думать?

— Все… И в первую очередь то, что, если бы он хотел меня в чем-то упрекнуть, он мне так бы и сказал…

— Не понимаю почему… Ты не была его женой…

— А ты?

— Мне кажется…

— Послушай, Матильда, нам нет никакой необходимости спорить. Существует факт, который мы с тобой должны признать. Ты никогда его не любила. Ты вышла за него замуж, потому что хотела выйти замуж. И случаю было угодно, чтобы он стал…

— В то время как ты…?

— Я ничего не ждала от него…

— Кроме мести! Ты сходила с ума при одной только мысли об одиночестве! Я вышла замуж, а ты нет! У меня был мужчина, а у тебя не было! Я должна была предвидеть день, когда тебе станет невмоготу! Да! Это так! Ты начала понимать, что все это слишком! Я ускользала от твоего влияния, и ты нарочно совала свой нос в мастерскую!.. Только посмей отрицать, что это не ты попросила его написать твой портрет…

— Ты говоришь глупости!

— Я говорю глупости, потому что все понимаю, ясно тебе? Я уже давно тебя знаю! И доказательством тому, что так уж ты устроена, служит то, что ты все начинаешь сначала. Мсье Жони берется написать предисловие, и ты выступаешь вперед. Ты делаешь так, что об Эммануэле он спрашивает тебя, словно меня нет…

— Когда он был жив, ты доставляла ему много страданий!

— А из-за кого? Разве я доставляла бы ему страдания, если бы не застала вас обнимающимися, когда я еще не оправилась от родов, и если бы сразу же не поняла, что Софи была его дочерью? Отвечай! Отвечай…

Они не повышали голоса. Они говорили тихо, но каждый слог был выкристаллизован, словно оправа, а взгляды только усиливали намерения.

— Осмелишься ли ты мне сказать, когда ты стала его любовницей?

— Да!

— Говори!

— До тебя!

— Что?

— Это тебя удивляет, не сомневаюсь! И, тем не менее, это правда! Разумеется, Эммануэль вошел в этот дом ради тебя. Это тебе хотелось во что бы то ни стало иметь мужа. Это тебе наша тетка прислала кандидата. Но когда мы немного узнали друг друга, он полюбил меня. Он не осмелился тебе это сказать. Он был твоим женихом. Все было готово для свадьбы. Было бы весьма трудно поменять супругу…

— Ты лжешь!

— Нет, моя милая Матильда, я не лгу. И ты понимаешь, что я не лгу. И ты это еще лучше поймешь ночью, лежа в кровати, когда будешь вспоминать о малейших подробностях своей жизни. Эммануэлю не хватало смелости высказываться прямо. Он боялся причинить тебе боль. Он всегда пускал события на самотек…

— Прекрасный выход из положения! И, разумеется, именно он, узнав, что ты ждешь ребенка, посоветовал тебе найти скромного, покладистого мужа, если возможно, страдающего туберкулезом, чтобы ты смогла его отправить в Швейцарию до конца его дней!

— Нет, это я!

— И ты рассчитывала, что все пойдет своим чередом, что вы и впредь будете настоящими любовниками, а я…

И тогда Польдина, неприязненно взглянув на сестру, сказала:

— На моем месте ты поступила бы точно так же!

Почему в этот момент Матильде показалось, что она услышала голос своей дочери, доносившийся из кровати и придававший фразам таинственное звучание: