Мэри Лу Лонгворт - Смерть на винограднике

— Приятно познакомиться, — ответил брат Бенуа. — Вы ищете отца Жан-Люка? Он на выставке Сезанна, уже в третий раз.

Марин рассмеялась.

— Выставка замечательная, — подтвердила она. — Но я ищу Филомену Жубер. Она моя соседка.

— Мадам Жубер, как видите, здесь нет. Она вместе с группой других прихожан отправилась в паломничество в Сантьяго-де-Компостела. Наверное, сейчас они уже где-нибудь на окраине Конка.

У Марин упало сердце.

— Они намерены проделать весь путь пешком? Ведь это может занять несколько месяцев!

— О нет, — ответил брат Бенуа, — всего две недели. Зимой паломники ходят другим путем. Мадам Жубер даже уговорила месье Жубера присоединиться к ней.

— С ней можно связаться? — спросила Марин.

— Это довольно сложно. Мобильных телефонов они не берут и ночуют в приютах для паломников, а обстановку там я назвал бы спартанской. У вас что-то срочное?

— Нет, — ответила Марин, — спасибо.

Она вышла на яркий солнечный свет. Срочное ли у нее дело? Неизвестно. А если Филомене этот адрес знаком? Если связь все-таки есть? Она повернулась, почти вбежала в церковь и у самой ризницы догнала брата Бенуа.

— Пожалуй, дело все-таки срочное, — сказала она.

Брат Бенуа обернулся и кивнул:

— Понимаю.

— Речь идет о… насильственной смерти Полин Даррас. Они с мадам Жубер выросли вместе.

— Ясно. Вы не могли бы позвонить мне после вечерни, примерно в половине девятого? Я постараюсь найти телефонные номера приютов, мимо которых пролегает путь паломников.

— Благодарю вас, — кивнула Марин и направилась в обратный путь по улице Кардиналь, затем на север по улице д’Итали, в конце которой свернула на Тьер. Там ее внимание привлекла витрина «Синдереллы» — обувного магазина, где она бывала с раннего детства и где еще ее мать покупала туфли в ранней юности, в пятидесятых годах. Здесь продавали преимущественно практичную старомодную обувь на невысоком каблуке, из качественной кожи, хотя с недавних пор на витрине появились и яркие балетки «Репетто». Магазин был еще закрыт на обед, и Марин зашагала дальше, понимая, что намеренно тянет время. Может, и Эрик Блэ ушел на обед? Вряд ли, уже почти половина третьего. Она нажала кнопку звонка на двери его офиса, ее впустили. По мраморной лестнице она поднялась на второй этаж, в адвокатскую контору братьев Блэ.

— Здравствуйте, — обратилась Марин к элегантно одетой женщине в приемной. — Я давняя знакомая мэтра Блэ. Он у себя?

— Сейчас выясню, — пообещала секретарь. — Как ваша фамилия?

— Марин Бонне. Доктор Бонне. — Она редко пользовалась своим докторским званием, разве что в тех случаях, когда благодаря ему удавалось добиться более быстрого и качественного обслуживания.

Секретарь позвонила Эрику Блэ и после краткого разговора сообщила, что Марин может пройти к нему — вторая дверь налево.

Осторожно приоткрыв дверь, Марин увидела, что Эрик Блэ уже идет через комнату навстречу ей. Смутившись, они остановились лицом друг к другу, не зная, чем обменяться — рукопожатием или традиционным поцелуем в щеку. Марин нарушила молчание смехом:

— Ну что же, давай поцелуемся, — сказала она. — Для этого мы достаточно давно знакомы.

Блэ рассмеялся:

— Ты права. Я ведь даже в хор записался только потому, что туда ходила ты. — Он дружески обнял ее за талию и расцеловал в обе щеки.

Разрумянившись, Марин отступила.

— Неужели ты и вправду записался в хор только из-за меня?

— Нет, мама настояла. Но ты стала для нас, братьев Блэ, дополнительным бонусом.

Марин засмеялась.

— Ну, как ты? — Блэ отступил, глядя на нее.

— Прекрасно, — ответила она. — Спасибо, что согласился принять меня.

Она вгляделась в породистое лицо Блэ, длинный орлиный нос, тонкие губы и бледно-голубые глаза. Редеющие волосы лишь подчеркнули красоту загорелого лба, глаз и изящно очерченных скул. В подростковые годы Марин с подругами прозвали его «парень из Малибу».

— Не за что, — ответил он. — Но ведь это, как я понимаю, не визит вежливости?

— Нет, — сказала Марин. — У тебя найдется несколько минут?

Блэ кивнул и указал на стул, затем обошел вокруг огромного письменного стола, когда-то принадлежавшего его деду и уже много лет стоявшего в кабинете. Марин села и пристроила сумочку на полу, при этом шелковая блузка соскользнула с левого плеча. Она быстро поправила ее, подняла голову и увидела, что Блэ не сводит с нее глаз. Он заметил маленькую повязку у нее на груди, в том месте, где сделали прокол для биопсии.

— С тобой все хорошо? — спросил Блэ.

Марин выпрямилась.

— Да, отлично.

— Прости, не надо было мне спрашивать.

— Ничего, — ответила Марин. — Просто сегодня утром я ходила на биопсию, потому мне и наложили повязку. Было не больно, но очень некомфортно. Словами не описать.

— Сочувствую, — сказал Блэ. — Когда будут известны результаты?

— Наверное, к концу дня. Папа звонил в лабораторию, просил поторопиться.

Отец Марин был самым востребованным терапевтом в Эксе и на протяжении многих лет — врачом всего семейства Блэ.

Блэ потянулся через стол и взял Марин за руку.

— Я буду держать пальцы скрещенными за тебя.

— Спасибо, Эрик, — улыбнулась Марин.

— Итак… о чем речь?

— О смерти мадам Даррас. Ты ведь ее адвокат.

— Правильно.

— Нам известно, что мадам Даррас встречалась с тобой и хотела сохранить этот визит в тайне от своего мужа.

Блэ кивнул:

— Это конфиденциальная информация, Марин.

— Но ее же убили, — возразила она. — В пятницу вечером.

— Что? — Лицо Блэ стало пепельно-бледным. — Сегодня утром я слышал, что она умерла, но не знал, как именно. Все выходные я провел в Париже и вернулся только сегодня утром… У меня нет слов. Как это случилось?

— Мы пока не знаем. Труп нашли на винограднике, ее ударили в висок камнем, бумажник из сумки пропал.

Блэ сел и запустил пальцы в волосы.

— Что ты хочешь знать? И кстати, почему сюда пришла ты, а не полиция? У преподавателей права теперь новые обязанности?

— Я помогаю Антуану Верлаку.

Несколько секунд Блэ молчал, потом спросил:

— Значит, ты все еще встречаешься с ним?

Марин кивнула.

— Мы хотим понять, почему мадам Даррас держала визит к тебе в тайне. По-моему, это странно: мне говорили, что они с мужем всегда и всюду бывали вместе.

— Бедняга Жиль… — вздохнул Блэ. — Да, они были неразлучны. А ко мне мадам Даррас приходила по поводу своих денег — состояния семьи Обанель.

— Тогда понятно.

— К ее завещанию прилагается особый раздел, содержание которого не зависит от завещания, которое подписали они с Жилем. Я мог бы показать его тебе, будь у тебя ордер, но поскольку ты в полиции не служишь, полагаю, его у тебя нет.

— Правильно, нет. Но судье Верлаку он не понадобится.