Мэри Лу Лонгворт - Смерть на винограднике

— Прошу прощения, — заговорил Верлак, склоняясь над единственной на все кафе женщиной, сидевшей в одиночестве. — Мадемуазель Матур?

— Да, — ответила она, протягивая руку для рукопожатия. — Садитесь… пожалуйста.

Верлак сел и заказал кофе официанту, который тут же ушел выполнять заказ.

— Спасибо, что согласились уделить мне время, — начал Верлак.

— Простите, хорошей компанией меня сейчас не назовешь, — призналась мадемуазель Матур, затягиваясь сигаретой и откладывая ее в пепельницу. — Я до сих пор в шоке из-за… убийства Жизель. Ну вот я и произнесла это слово. Никогда не думала, что поставлю «убийство» рядом с именем знакомого человека.

— Сочувствую… Вы, если не ошибаюсь, долго работали вместе с мадемуазель Дюран?

— Двенадцать лет. Она была хорошей подчиненной и, надеюсь, хорошей подругой.

— Надеетесь? — переспросил Верлак.

Мадемуазель Матур кивнула, вновь затягиваясь.

— Я проработала бок о бок с ней двенадцать лет, но если вдуматься, в том, что мы были подругами, я не уверена. Коллегами — да, но подругами?

— С ней было трудно сблизиться?

— Да. Легко понравиться, а сблизиться трудно. По-моему, у нее было тяжелое детство, вдобавок она всегда выбирала плохих парней. И ничего не складывалось. Хотя их к ней тоже тянуло.

— Вот как?

— Да, она ведь была красавицей. Даже в сорок лет выглядела гораздо моложе, под тридцать или чуть за тридцать: миниатюрная, с густыми блестящими волосами, чистой оливковой кожей. Бедняжка… — Мадемуазель Матур опустила голову, закрыла глаза и тихо заплакала.

Верлак смотрел через улицу на готические статуи, стоявшие на страже дверей собора, и ждал, когда мадемуазель Матур возьмет себя в руки.

— Выпить бы, — наконец выговорила она, вытирая глаза бумажной салфеткой.

— Пастис? — спросил Верлак. Посмотрев на ее мелированные волосы и татуировку на плече, он предположил, что она не откажется от напитка с ароматом аниса.

— Только если вместе с вами, — ответила она и улыбнулась уголками рта.

— Будьте любезны! — обратился Верлак к официанту. — Два пастиса, пожалуйста.

Мадемуазель Матур глубоко вздохнула и спросила:

— Так вы не знаете, кто это сделал?

— Пока нет… — Он помолчал и спросил: — А вы?

Она пожала плечами.

— Это мог быть любой из ее никчемных бывших парней, кроме последнего, Андре. Одного из них, Жоржа, мне пришлось гнать из магазина метлой.

Верлак улыбнулся: ему понравился ее пыл.

— Вы не могли бы составить для меня список имен?

— С удовольствием.

Официант принес два высоких узких стакана, на дно которых слоем высотой в дюйм была налита желтоватая жидкость, графин с водой, миску с кубиками льда и две палочки для размешивания.

— Merci, — поблагодарил его Верлак. — Вы позволите? — спросил он мадемуазель Матур, поднося графин с водой к ее стакану.

Она кивнула.

— Да, пожалуйста. Я скажу вам, когда будет достаточно.

Он подлил в стакан воды, глядя, как пастис становится мутным. Когда мадемуазель Матур сделала знак рукой, что пора остановиться, Верлак добавил воды в собственный стакан и положил туда же два кубика льда.

— Чин-чин! — Мадемуазель Матур поднесла свой стакан к стакану собеседника.

— Ваше здоровье, — ответил Верлак, глотнул пастиса и удивился его приятному освежающему вкусу. Он очень любил лакрицу, но этот напиток заказывал редко. Неужели из чистого снобизма?

— Его или любят, или терпеть не могут, — произнесла мадемуазель Матур.

— Пастис?

— Или лакрицу в целом.

— Вы правы. Как и кориандр, — добавил он, думая о своем пристрастии к этой пряности и неприязни к ней Марин.

— Или… устрицы.

— Обожаю их, — улыбнулся он.

— А я не выношу.

Официант принес две тарелки — с арахисом и попкорном — и поставил их на стол.

— Почему вы закрыли свой магазин? — спросил Верлак, взяв попкорн.

— Слишком трудно стало конкурировать с большими магазинами одежды в Эксе, особенно с тех пор, как построили новый торговый центр на бульваре.

— О чем я очень сожалею, — признался Верлак. — Представить себе не могу, кому он мог понадобиться, кроме застройщиков, больших сетевых магазинов и мэра. Значит, мадемуазель Дюран ушла, когда вы закрыли магазин?

— Да. Я сразу же нашла работу в Эксе и советовала ей сделать то же самое. Даже предложила подвозить ее в Экс, поскольку она не водит машину. Но у нее началось что-то вроде депрессии, она редко выходила из дома.

— В то время она встречалась с Андре Продо?

Мадемуазель Матур пригубила пастис и кивнула:

— Да, но они расстались через месяц или два после того, как закрылся магазин. По-моему, он нормальный парень. Я случайно столкнулась с ним вскоре после их ссоры, и мне показалось, что он грустит. Он объяснил, что никак не мог вывести ее из хандры, поэтому они и перестали встречаться. Но он продолжал время от времени звонить ей. Наверное, на самом деле ее любил.

— Он и нашел ее, — сообщил Верлак. — Вчера вечером.

— Боже мой! Этого я не знала. — Мадемуазель Матур прикурила очередную сигарету. — Бедный Андре. Я смотрела достаточно детективов по телевизору, чтобы знать, — вы наверняка будете допрашивать его. — Она снова затянулась сигаретой и выпустила дым. — Но Андре — не тот, кого вы ищете.

Филипп Леридон вздыхал с облегчением, думая о том, что его жена бегает по парижским магазинам, выбирая мебель и шторы для их нового дома. И удивлялся: как можно часами разглядывать ткани? Его жена не выносила Полин Даррас, и вот теперь, когда старуха мертва… то есть убита… к нему в любой момент может нагрянуть полиция. Он понимал, что попадет в число подозреваемых: мадам Даррас довела его придирками, и он в конце концов поскандалил с ней — и не где-нибудь, а на почте. В присутствии подружки местного судьи — Филипп сразу узнал ее на вечеринке клуба любителей сигар. А кто бы не узнал такую женщину — рослую, стройную и элегантную, с ореховыми глазами, вьющимися рыжеватыми волосами и очаровательными веснушками?

Он прошел через маленькую лужайку за домом — впрочем, для участка в центре города лужайка могла считаться большой, хотя и узкой, и тянулась на пятьдесят метров от дома. В запущенном саду уцелели лишь две высокие пальмы, растущие в глубине по сторонам участка, да пара олеандров. Мокасины Филиппа утопали в траве, неожиданно зеленой и сочной для Прованса благодаря недавним и неожиданным дождям. Он остановился у границы сада, под навесом, который его каменщик наскоро возвел над ямой. Опустившись на четвереньки, Филипп сдернул брезент и посветил фонариком вниз, где когда-нибудь появится винный погреб, оборудованный по последнему слову техники. Он намеренно распорядился перебросить строителей с погреба на еще один крупный фронт работ — итальянскую кухню. И каждый день не мог дождаться шести часов, когда рабочие, которые являлись на стройку, уйдут и он сможет изучить свой трофей. Он практически выгонял их из дома.