Дарья Кожевникова - Ангелы далеко

Скорее всего, да. Став доступной, Инна наверняка вскоре перестала бы его удовлетворять, и ему пришлось бы получать удовлетворение как-то иначе: через физическую или моральную расправу, через боль. Ее боль. Так чего же он, дурак, тянул до сих пор? Дожидался, пока Инна уедет? Давно бы уже мог с ней покончить и был бы сейчас свободен от мыслей о ней!

Он зло выбросил окурок, продолжая думать об этом.

Петру Иванычу Вадим все-таки попался на глаза, только на следующий день. Тот подкараулил его на лестничной площадке и, без лишних слов втолкнув в квартиру, навешал ему оплеух, как мальчишке. Вадим не сопротивлялся: он любил старика. Лишь спросил, дождавшись конца экзекуции:

— Ну что, полегчало тебе, царь-батюшка?

— Да что ж ты, мерзавец, творишь? — с горечью спросил Петр Иваныч. — Как только у тебя рука поднимается стаканы себе наливать? Сколько ты без них обходился, а теперь… Да я тебя лучше убью, чем позволю спиться!.. Ну, чего молчишь-то? Сказать в ответ нечего?

— А что говорить-то? — буркнул Вадим.

— Скажи, что с тобой происходит? Глазам ведь не хочется верить! Марья моя уж несколько дней плачет, не переставая, с тех пор как в окно тебя увидела. И пришла бы тебя усовестить, да боится теперь подойти, в рожу твою бесстыжую глянуть: без того с сердцем плохо.

— У Марь Васильны?! Петр Иваныч, ну а ты-то на что? Успокой же ее как-нибудь!

Эти слова вырвались из самой души Вадима, без игры, без притворства.

Услышав их, Петр Иваныч с подозрением присмотрелся к нему. И вдруг приказал:

— Ну-ка, взгляни на меня!

— Зачем? — спросил Ларичев, не торопясь выполнять требование.

— Затем! — Взяв Вадима за ухо, сосед сам развернул его к себе лицом. И воскликнул, встретившись с ним глазами: — Да ты ведь трезвый! Трезвый как стеклышко!

— Стеклышки ни трезвыми, ни пьяными не бывают, — проворчал Вадим и мотнул головой, высвобождая ухо. — Только люди на это способны.

— Но ты-то… — Старик, похоже, отказывался, а точнее, боялся поверить собственным глазам. — Что за комедию ты вздумал ломать? Зачем?

— Надо, Петр Иваныч, — больше не пытаясь ничего изображать, серьезно произнес Ларичев. — Жизненно необходимо. Ты уж прости меня за обман, но никто бы не поверил, что я запил, если б вы с Марьей Васильной отнеслись к этому как ни в чем не бывало. А все должны поверить. Все без исключения.

— Поверить? Для чего? Вадька, что у тебя на уме?

— На уме у меня только одно: не потерять свою вторую семью. Ради меньшего я никогда не решился бы вас с Марьей Васильной обманывать. У меня просто не было выбора. Потому что наш пресловутый душитель на Инку глаз положил, я это точно знаю. Вот и хочу его подловить «на живца»: к пьяному ведь и подступиться легче, и церемониться с ним так не надо, как с трезвым. Да и мне под видом пьяного проще шататься по улицам, даже никакого предлога не нужно выдумывать: брожу — и все тут.

— Ну ты и завернул! — развел руками Петр Иваныч. — Надо же, прям артист, даже меня сумел обмануть. Впрочем, чему тут удивляться, если на пьяниц насмотрелся еще в детстве. Только зря ты это, Вадька: я тебя и так не подвел бы. А Марье просто накажем из дома не высовываться. Так что давай рассказывай мне обо всем. Может, ты еще и ошибаешься насчет Инночки.

— Если бы… Но нет, не ошибаюсь.

И Вадим все старику рассказал. Про Иннину записку, про перчатки. И про едва не отравленную собаку, и про следы на земле.

— Мда… — обдумав все, вздохнул Петр Иваныч. — С тех пор как Иннуся сорвалась и уехала, даже не попрощавшись, я чувствовал, что за ее побегом что-то кроется. Но все себя винил, что сам за ней не поехал в тот вечер. Думал, сбежала к матери, потому что нервы у нее не выдержали. Немудрено ведь: увидела такое, в ее-то положении, зная, что совершивший убийство отморозок все еще бродит поблизости. А дело, оказывается, вон в чем! Здорово этот гад с перчатками твоими придумал. Умно, нечего сказать. Пожалуй, даже я в тебе поначалу усомнился бы, если вот так их нашел, а ведь я-то тебя гораздо лучше знаю. О ней же и вовсе говорить не приходится. Но молодец девка! Молодец! Не предала! Я с такой, не раздумывая, пошел бы в разведку.

— Я бы тоже. — Глаза Вадима осветились улыбкой. Но тут же погасли, став снова серьезными. — Только прежде, чем куда-то идти, надо, так сказать, дорогу расчистить.

— У тебя есть какие-нибудь догадки, кто это может быть?

— Пока никаких. Я все жду, что он придет ко мне с расспросами. Ждет ведь Инну обратно. Не может не ждать.

— Да, — согласился Петр Иваныч. — Не ждать не может. Был ведь уже так близко к своей цели, что даже подумать страшно. Считай, почти уже держал ее за шею. Я-то, дурак, все сокрушался до сегодняшнего дня, что позволил Валерке уговорить себя в тот вечер не ездить за Инночкой! А теперь вот думаю: если б он меня не уговорил, не повез бы ее вместо меня, я-то наверняка проехал бы мимо того места, ничего не заметив. Инночка не увидела бы перчатки, не спрятала бы их, и по большому счету не было бы сейчас уже ни ее, ни тебя.

— Не было бы, — согласился Вадим. И вдруг, подсознательно насторожившись, переспросил: — Ты сказал, что Валерка тебя уговорил… Это как понимать? В смысле предложил съездить за ней вместо тебя?

— Нет, именно уговорил, — возразил Петр Иваныч. — Я уж тебе обещал Инночку домой привезти, вот и собирался это сделать, независимо от того, едет он в ту же сторону или нет. А Валерка начал со мной перепираться, задавил меня, можно сказать, разумными доводами, так что я в конце концов поддался на его уговоры, согласился дома остаться.

Старик внимательно посмотрел на задумавшегося Вадима.

— А ты с чего это вдруг этим заинтересовался?

— Да пока и сам не знаю. Однако странно как-то получается. Тебе так не кажется, а, Петр Иваныч? Какая-то чересчур уж ровная цепочка совпадений, словно Валерка специально Иннульку к перчаткам привез и только что носом ее в них не ткнул. Вначале, как ты утверждаешь, буквально вырвал ее у тебя из рук и сам повез через парк, в котором ты и правда ничего бы не заметил. Потом увидел что-то в кустах и сразу потащил за собой Иннульку вместо того, чтобы прежде туда сходить, посмотреть… Нет, чушь какая-то!

— Смысла никакого, — поддакнул сосед. — Ведь если предположить, что ему что-то было известно заранее, то разве тогда он позволил бы Инночке скрыть ее находку?

— Не позволил бы, — согласно кивнул Вадим.

И все же что-то не давало ему покоя. Уже после ухода Петра Иваныча он взял в руки «Иннин» телефон, взглянул на часы. Нет, еще не поздно… Пальцы заскользили по кнопочкам.

«Валерка, привет! Что делаешь? Как жизнь?»

Ответ не заставил себя ждать:

«Привет, Инесс! Жизнь нормально, только без тебя очень скучно. Когда приедешь?»

«Сразу, как только смогу. Сама уже хочу поскорее вернуться. Тоже скучаю».