Юлия Михалева - Невидимые

Там в утренний час уже вовсю кипела работа: под шумный стрекот суетились и сновали мастерицы — ткали, носили, паковали. Бирюлев ухватил одну из работниц за плечо, привлекая внимание, и закричал, чтобы быть услышанным в грохоте:

— Я по поводу убийства хозяйки!

Шум сразу стал гораздо тише. Репортера окружили. Не спрашивая, кто он и что ему надо, мастерицы наперебой делились соображениями. Бирюлев едва успевал записывать:

— Господин управляющий и убил. Ему же все досталось. Он ведь ее любовник! А хозяйка того ожидала. Остерегалась. Заперлась в своем доме и носа на улицу не казала. И управляющего к себе пускать не велела.

— Верно! Она даже в мануфактуру ходить перестала, до того боялась. Так-то каждый день за всем лично смотрела.

— Ничего такого. Призраки ее замучили. Сперва разума лишили, а там и в петлю позвали. Призраков она видела! Сама про то говорила, когда здесь еще порой появлялась.

— Да разве? Она же радостная такая была. Не в себе.

— Тсс!..

Поздно. Господин лет сорока пяти с квадратной черной бородой, в которой виднелась проседь, подкрался в суматохе, и, очевидно, многое слышал. Бирюлев подумал, что сейчас его выставят за дверь, но нет: управляющий сделал вид, что неприглядные замечания его не касались.

— Анна Петровна все улыбалась, улыбалась… Ходила сама не своя, как во сне. Покойную дочь вспоминала. Единственную. Ту, что младенцем померла. Рассказывала, что видит ее… В дом перестала пускать. Не только меня — всех, даже родню.

Он выглядел опечаленным.

— Такая странная стала — как будто чем опоили…

Управляющий озвучил догадки Бирюлева. Опоили! И отца опоили — так объяснил городовой. Вот в чем причина: жертв усыпляли перед тем, как повесить.

— Прислуга могла заранее подливать что-то в питье, — завершил свой рассказ репортер.

— И у хозяев начинались видения? Они окончательно запирались в своих домах и становились совсем легкой добычей. А потом им давали порцию больше и они засыпали. А что, вполне могло быть, — неожиданно согласился Червинский. — Спрошу, на всякий случай, у наших медиков — хотя при вскрытии, насколько знаю, они такое не смотрели. Черт! Если жертвы спали, то они бы не смогли помешать ограблению. Зачем их было душить?

На этот счет у Бирюлева мнения не имелось.

— И вот еще что, самое главное. Вы говорите — прислуга. Нет… Но при первом убийстве мы тоже так полагали. Горничная или кухарка могла и открыть, и закрыть двери, и тогда бы нам не пришлось ломать голову над тем, как невидимые проникают в дома. Многое оказалось бы, как на ладони, если бы не одно "но": у Грамса слуг точно не было. У прежней девушки, которую мы нашли, он сам отобрал ключи, когда ее рассчитал. Не думаю, что она обманула, да и мы все хорошо проверили. Но я хочу сказать о другом. Все убийства — однотипные, а на убитых работали совершенно разные люди. Что это? Городской заговор слуг? Не думаю. Хотя… Надо будет еще кое-что проверить. Но пока что вопрос остается: как?

Сыщик вновь достал припрятанную бутылку.

— Двери и окна заперты. Никаких повреждений в стенах. Через нужник — у кого он был — не пробраться. Через дымоход тоже. Про все ключи сказать не могу, но к замкам дяди и Грамса их подобрать почти невозможно: штучная работа… Как?

Репортер пожал плечами.

— Так что малинку, конечно, подлить могли, но кто это сделал, Бирюлев? И как? Вот что неясно. Кстати, кто вам сегодня на мануфактуре сказал о призраках?

— Рабочие… и сам управляющий.

— Ладно они — народ суеверный. Но он — господин серьезный. И еще те следы… Призраки, говорите. А ведь я и сам о таком думал.

Сейчас Червинский походил на безумного.

— Сборище идиотов. Вы все только портите, — Легкий раздавил фарфоровую голову, что доверчиво подкатилась прямо к его ногам.

Жалко. Кукла была словно живая.

— Мы еще можем выменять.

— Дура!

Даже слезы выступили. Как всегда: стоит допустить маленькую осечку — и люди тут же забывают о прошлых заслугах.

Он углубился в конторскую книгу.

Вера громко всхлипнула, хотя и не собиралась.

— Да ладно, не хнычь. Будем думать дальше, — примирительно заметил Легкий.

Он всегда добрый. Почти всегда.

В передней началась потасовка.

— Отойди, сказал! Я сам решу, куда мне идти.

Незнакомый голос, и слышен все ближе. Похоже, визитер смог проломить себе путь.

Вера открыла дверь в ложном книжном шкафу — по виду он ничем не отличался от обычных, что стояли вдоль стены — и проскользнула в скрытую комнату. Тут же забралась на табуретку — к высокой узкой прорези, через которую можно наблюдать.

Гость вошел в кабинет. Коренастый, темнолицый. Белая рубаха измазана — кровью Сеньки-привратника?

В черных покрасневших глазах бесновалось безумие.

Вера ощутила страх даже из своего укрытия.

— О, кого я вижу! Алекс, ты ли это? — Легкий встал, распахнул объятия, но вошедший будто и не заметил. Без слов он уселся в кресло, вынул из кармана коробок, достал спичку и принялся ковырять в зубах.

Легкий тоже сел, соединил перед собой руки на столе.

Долго молчали, глядя друг на друга.

— Ну, я пришел, как ты и хотел. Да только послание твое не понял, — сплюнув на пол, заговорил гость.

— Послание?

— Ага. То, что твой человек передал.

Вера ликовала: сработало!

Легкий ответил не сразу.

— Как тесен мир. То поезда, то девки. Но я не знал, что эта — твоя. Иначе бы решил по старой дружбе договориться.

— Мы и сейчас можем. Если отдашь обратно.

Легкий поджал губы.

— Хотел бы, да не могу. Нет, я-то верну. Она цела, никто ее не касался — не тревожься. Отдам. Но не за так.

Безумный искривился, показывая зубы.

— И что ты хочешь?

— Да просто верни мое — и все.

— И что это?

— Ты сам знаешь.

Гость — ловок! — метнулся через стол, схватил Легкого и сжал в углу, сдавив горло.

— Хватит со мной шутить.

Вера прикусила руку — переживала. Однако напрасно: через миг визитер дернулся и отпрянул, ухватившись за бок. Видно, что далеко не новичок — и при том неосмотрителен чрезвычайно.

Освободившись, Легкий отошел подальше, ощупывая шею.

— Вот не ценишь ты дружбу, Алекс. Какой был, такой и остался. А шуток я тоже не люблю. Так что думай, думай… Или получишь девку частями.

— Ну смотри, Легкий.

Злобно, по-звериному, взглянув, тот, кого называли Алексом, вышел вон.

Вера спрыгнула с табуретки и поспешила наружу.

Свой выбор Легкий сделал, и на сей раз мира не будет. Сначала Алекс выбьет из его человека, где прячут Маруську, а уж затем найдет и своих людей. А там…

Верно говорят: нет хуже врага, чем прежний приятель.

Черт, до чего же больно.

Алекс остановился и схватился за бок. Не слишком глубоко — не смертельно. Но чувствительно.