Татьяна Устинова - Одна тень на двоих

Вот вам и мужчина мечты.

– Марта, я правда никогда не был в тебя влюблен, – начал он быстро, боясь, что начнет копаться в себе, по своему обыкновению, и тогда сказать совсем ничего не сможет, – я вообще ни в кого не был влюблен. Никогда. Наверное, я как-то не так устроен. Не правильно как-то.

– Это мы уже слышали, – пробормотала Марта с раздражением, – ты не правильно устроен и поэтому всех подвел, особенно мамочку. Ожидалось, что гениев будет два – отец и сын, как мило, – а сын в гении не вышел. Ну а раз не гений, значит, вообще ни на что не годен!

– Марта, ты мне мешаешь.

– Тогда я лучше пойду, – объявила она и не двинулась с места.

Внезапно он забыл, о чем говорил. Марта смотрела с интересом.

– Ты остановился на том, что никогда меня не любил и любить не будешь, – подсказала она и моментально от этого расстроилась, – вообще-то ты можешь не продолжать. Сейчас ты мне предложишь некоторую часть себя и стабильный брак, чтобы ребенок не рос без отца. Я подумаю, Андрей. Ничего, что я не выражаю восторгов?

– Я не могу без тебя жить, – бухнул Данилов мрачно, – а ты несешь сама не знаешь что. Я… подозревал что-то в этом роде уже довольно давно. Ты – главное, что у меня есть. Единственное, что у меня есть, – поправился он, подумав. – Лида как-то сказала мне, что она вышла бы за меня замуж, а мне было все равно. Ну, замуж так замуж. Тогда я в первый раз подумал, что со мной будет, если не станет тебя. Если ты перестанешь приезжать, или звонить, или приставать ко мне со своими экзаменами или с Гариком Сукачевым. В последнее время это стало как-то особенно понятно. Я думал, что мне придется отбить тебя у Петрысика вместе с его ребенком, чтобы оставить тебя себе, или придушить Петрысика, что ли.

Он мельком глянул на Марту. У нее приоткрылся рот.

– Только я не знаю, как нужно отбивать женщин, и никогда и никого не смогу придушить. Это от того, что я малодушный, понимаешь?

Марта молчала, только смотрела на него.

– Конечно, я идиот, – неожиданно признался Данилов, – но я только сейчас понял, что в моей жизни никогда не было никакого шекспировского одиночества, потому что ты… была всегда. Почти всегда. Все хорошее, что я помню, так или иначе связано с тобой. Сейчас мне кажется, что мама так на меня сердилась именно потому, что по-настоящему мне не было никакого дела до ее… инсинуаций. Я всегда знал, что есть ты и ты – на моей стороне.

– Я на твоей стороне, – медленно подтвердила Марта.

– Конечно. – Он улыбнулся, в этом у него не было никаких сомнений. – Так что я не стану предлагать тебе часть себя, а стабильный брак, по-моему, отличная штука. Я просто все слишком затянул, как обычно. Тогда мне надо было жениться на тебе, а не на Нонне.

– Ты еще вполне можешь успеть на мне жениться, – пробормотала Марта.

– Да, – согласился Данилов, – я и хочу успеть. Конечно, я не знаю, смогу ли я быть хорошим отцом…

– Стоп, Данилов, – прервала Марта, – что ты опять заныл! Конечно, ты будешь хорошим отцом! Ты ведь не станешь делать из него великого живописца или второго Энрике Карузо!

– Нет, – испуганно сказал Данилов, – конечно, нет! И никому не дам.

– Даже мне? – уточнила Марта. Она наслаждалась ситуацией и тем, что Данилов стоит без штанов и печальным голосом рассказывает, что не может без нее жить – господи Иисусе, неужели правда?! – и тем, что они уже обсуждают будущее их ребенка, и тем, что все стало наконец на свои места, а она уж было решила совсем пропадать.

– Даже тебе. Тебе тем более. Ты не знаешь, что это такое, когда родители ждут, что ты станешь вторым Сергеем Рахманиновым, а ты не можешь. Не можешь, и все тут.

Примерившись, Марта поцеловала его в губы и заставила замолчать. Левой рукой он обнял ее покрепче и прижал к себе, к кое-как надетому свитеру, к голым ногам, к марлевой нашлепке на груди, и она радостно прижималась.

– Я тебя так сильно люблю, – пожаловалась она, когда он чуть отпустил ее, потому что ему стало больно, – просто ужасно.

– Ничего, – утешил Данилов, – я переживу. Только первую брачную ночь придется отложить.

– Если не на пятнадцать лет, то я согласна.

– Нет, – сказал Данилов, – не на пятнадцать лет. Все у меня как-то не правильно. Марта. Первую брачную ночь приходится откладывать, брюки я сам надеть не могу, и вообще романтики никакой.

– Шут с ней, с романтикой, – решила Марта. Глаза у нее блестели. – Сейчас я натяну на тебя штаны, и мы пойдем есть. Ты сказал мне правду, Данилов?

– Да.

– Ты на самом деле на мне женишься?

– Да.

– Не только затем, чтобы дать ребенку свое честное имя?

– Затем, что я без тебя не могу, – произнес Данилов недовольно, – ты это прекрасно знаешь.

– Мне требуются подтверждения.

– Ты получишь сколько угодно подтверждений, как только я смогу самостоятельно снимать и надевать штаны.

– Ого, – сказала Марта, – что-то у тебя и чувство юмора прорезалось. Это подозрительно.

Она застегнула на нем ремень и осторожно просунула правую руку в рукав свитера. Данилов морщился и пыхтел.

– Спать будешь в нем, – велела Марта, – снять мы его не сможем.

Сигарету ему она тоже зажгла сама.

– Теперь ты сиди и думай, а я буду тебя кормить.

Думать Данилову не хотелось. Раненая рука начинала потихоньку наливаться болью, и он знал, что, когда боль нальется до краев, он не сможет ни сидеть, ни лежать, и поэтому все тянул и тянул эти мгновения, почти без боли и почти без мыслей, и смотрел на Марту, и курил, и ждал еды, хотя есть ему не хотелось, но в ожидании была какая-то домашняя мирная прелесть, свидетельство того, что у него теперь – семья, Марта и малыш, маленький, лысый, мягкий мышонок, сидящий у нее внутри, и он станет любить его так, как ему всю жизнь хотелось, чтобы любили его самого, и никто не сможет ему помешать. Даже его «черный человек».

– А что ты писал в своем блокноте? – вдруг спросила Марта. – По-моему, ведь ничего особенного. Только какие-то фамилии.

– Я перечислял фамилии тех, кто мог быть замешан.

– Ну и что? Разве это так важно, что из-за этого можно убить человека?

– Он не собирался убивать, – сказал Данилов, – он хотел забрать блокнот, а Сашка попался ему под руку.

– Откуда он знал, что блокнот у тебя на работе?

Данилов пожал плечами.

– Не знаю.

– Откуда он вообще знал про блокнот?

– Не знаю.

– Может, у него подзорная труба и он за тобой в нее все время подсматривает?

– Не знаю.

– Да что такое! О чем ни спросишь, ничего не знаешь. Вот твое мясо. Подожди, я тебе сейчас его порежу.

– Спасибо, – сказал Данилов.

– А на дороге? – спросила Марта, – Он вправду хотел нас убить?

– Ну конечно.

– Нас обоих?

Данилов посмотрел на нее. У нее был спокойный, почти безмятежный голос, который насторожил его.