Татьяна Устинова - Одна тень на двоих

– Я думаю, он не знал, что ты будешь со мной. Вернее, он был совершенно уверен, что я буду один. Он позвонил мне и сказал, что горит дом. Я должен был кинуться его спасать, что я и сделал. Ты оказалась со мной совершенно случайно. Конечно, я поехал бы один. Но ты спасла мне жизнь. Правда.

– Он собирался тебя застрелить?

Данилов опять на нее посмотрел. Она жевала мясо и выглядела заинтересованной.

– Возможно. Или загнать обратно в машину, а потом в карьер. Проделать на «Фольксвагене» такую штуку, что ты проделала на своей «Ниве», невозможно. Он не ожидал, что ты… победишь его.

– То есть сегодня вечером ты должен был погибнуть в неизвестном карьере в лесу, – подвела итог Марта, – тебя могли проискать сколько угодно. Даже если бы нашли, ничего понять было бы нельзя: машина сгорела, тело тоже.

– Поэтому и блокнот ему понадобился так срочно. Он был уверен, что сегодня убьет меня, а в блокноте какая-то запись его беспокоила.

– Надо было тебе писать под копирку. Тогда мы бы сейчас узнали, в чем дело. Жаль, что у тебя нет привычки писать под копирку.

– Марта, – сказал Данилов встревоженный ее тоном, – все обойдется. Я знаю совершенно точно.

– Ничего не обойдется! – крикнула она, и глаза у нее налились слезами. – Нас сегодня чуть не убили! Если бы ты был там один, ты ничего не смог бы с простреленной рукой! Он же… он даже не просто собирается тебя убить, он издевается над тобой, потешается, Данилов! Ему любопытно. Он наблюдает, что ты будешь делать, куда поползешь, в какую щель забьешься, если тебе, например, прострелить руку. Или ногу. А мы даже приблизительно не можем себе представить, кто это!

– Капитан Патрикеев нашел очки.

– Какой капитан Патрикеев? Какие очки?

– Очки мои, а капитан из милиции. В луже Сашкиной крови сверху лежали очки. Мои. Помнишь, мы с тобой покупали?

– Помню, – сказала Марта быстро, – конечно, помню.

– Эти очки у меня просил Веник, когда приехал в понедельник вечером. Он сказал, что Ася собирает вещи, а он не может ее видеть и что-то в этом роде. Он смотрел хоккей и попросил у меня очки. После этого я их не видел.

– Веник просто дурак, Данилов, – крикнула Марта, – у него нет ни характера, ни мужества, ничего!..

– Но он наврал мне про субботу и про то, что ночевал дома, и так и не сказал, где ночевал на самом деле! Он был у меня на работе и видел мой портфель и блокнот, кажется, тоже видел, потому что я разговаривал с ним и смотрел в этот блокнот. И у него дома голубая краска. Он собирается красить ею ванную. Грозовский сказал, что он готов вернуть мне компьютер. Он ему больше не нужен.

Зачем он его брал? Сашка ночью что-то делал с компьютером. Может, это как-то связано с Грозовским?

– Почему? – удивилась Марта. – С тобой ведь никак не связан магазин «Техносила», а там компьютеры, и у тебя на работе компьютеры тоже.

– Потому что у меня паранойя, – злобно ответил Данилов, – я подозреваю всех. Знаменская мне сказала, что оперировала где-то на Пироговке, а вовсе не в Кардиоцентре, и я забыл это проверить. Теперь я сижу и думаю, наврала она мне или не наврала!

Они помолчали.

– Надпись на зеркале в моей ванной была сделана губной помадой. В моем окружении пять женщин – ты, Знаменская, Лида, Таня Катко и Ира Разуваева. Таня и Ира никогда у меня дома не были. Ты ни при чем. Значит, Знаменская и Лида. Знаменская не красит губы. Значит, Лида?

– Это еще менее правдоподобно, чем Веник, – пробормотала Марта. – Лида ударила по голове твоего сотрудника и убила?! Это глупости, Данилов. Если бы ей был нужен твой знаменитый блокнот, она бы вытащила его у тебя из портфеля, когда ты принимал душ после очередной сексуальной партии.

– Тогда получается, что никто ни при чем! – заорал Данилов так, что на полке звякнули бокалы. – Нет человека, который мог бы все это! И самое главное – зачем?! Зачем?! У меня нет состояния, и я не завещал никому скрипку Страдивари! Грозовский узнал от Тани про Кольцова, про дом и про то, что его разгромили. Таня узнала про разгром все из той же записной книжки! Тарасов мог узнать все от Грозовского, но ему-то зачем?! Он в пятницу прилетел с гастролей, а в субботу побежал громить дом?! Кто и когда вытащил у меня ключи? Это вообще непонятно! Моим сотрудникам ключи не нужны, они у них и так есть!

Значит, остаются Веник, Марк, Тарасов и Знаменская. Марк мог взять у Тани, она ничего бы не заметила! Знаменская?! Веник?! И все сначала! А янтарь?! Этот чертов янтарь откуда?! Кто его вытащил? Когда?! Кто знал о том, что он в шкатулке?!

На этом месте Данилов вдруг замолчал, как будто ему заткнули рот.

– Ты что? – осторожно спросила Марта. Такого Данилова она никогда не видела. – Тебе больно? Плохо?

– На приеме, – забормотал Данилов, – все говорили, что я не в себе. Марк позвонил и сказал, что я какой-то странный, мать позвонила, Знаменская приехала, чтобы выяснить, что со мной.

– А что с тобой?

– Ничего. – Он вдруг улыбнулся и взялся за лоб, но спохватился – ничего такого, что можно было бы расценить как театральные эффекты, не допускалось. – В том-то и дело, что ничего. Со мной все в порядке. И было все в порядке, но почему-то все решили, что я не в себе.

– Да почему все решили-то?!

– Ты знаешь, – сказал Данилов, – мне кажется, что я понял – почему.

Спать он не мог, а Марта уснула на удивление быстро – измучилась за этот длинный и трудный день, начавшийся, казалось, много лет назад. Данилов знал, что реакция еще даст о себе знать и будут слезы, плохое настроение, страх, депрессия, но пока она спала, и он был рад, что она отдыхает.

Она спала у него под боком, а он курил и думал – и все о том, что это так странно, что она спит рядом с ним, несмотря даже на то, что «первую брачную ночь» пришлось отложить на неопределенный срок, и странно, что все так хорошо устроилось. Это было непривычно для Данилова, и он все выискивал подвохи и возможные препятствия на пути к безоблачному счастью, но они что-то пока не находились.

Для безоблачного счастья, сказал себе Данилов, нужно только одно: постараться, чтобы завтра меня не убили.

Он закрыл глаза и снова увидел свое личное черно-белое кино – белая дорога в зализах метели, черные елки, белый снег и белый свет фар, темный ствол поперек белой дороги и, как недостающее шумовое оформление, негромкий хлопок выстрела. Моментальная боль, от которой разрывается мозг и вылезают из орбит глаза. Страх. Ночь. Впереди заброшенный карьер – и больше ничего.

У него Марта, а внутри у нее маленький, мягкий, пузатый, скрюченный ребенок. Их с Мартой ребенок. Данилов ни разу не подумал, девочка это или мальчик. Ему было все равно. Он так и думал об этом – ребенок.

Тот человек готов был убить всех троих, и Данилову теперь ничего не остается, как только победить его.