Гарольд Роббинс - Чужак

Или должно быть так, как она говорит, или вообще никак.

Прикуривая, я чувствовал на себе пристальный взгляд Рут и думал, что она пытается прочесть мои мысли. Потом она встала и подошла ко мне.

— Ты не понимаешь, да? — ласково спросила она.

Я покачал головой.

— Нет, не понимаю, — ответил я почти раздраженно, — какая тебе разница? Неужели для нас будет лучше, если я пойду убирать улицы?

Глаза ее затуманились, в них появилось страдание.

— Кто знает, может быть, и лучше, Фрэнки. Дело ведь не в тебе, а в том, чем ты занимаешься. Ты вынужден быть злым и жестоким; ты не сможешь днем, отдавая себя целиком своей работе, быть одним, а ночью — другим. Эти два человека быстро сольются в одного, в такого, какой ты сейчас.

Я начал отвечать ей, желая объяснить, что она не права, но в это время раздался стук в дверь. Это вернулся Марти, и я впустил его в комнату.

Он посмотрел сначала на Рут, потом на меня. Он не стал задавать вопросов, потому что по нашему виду и так все понял. Больше он не давал мне советов, он знал, когда надо промолчать. Через несколько минут они ушли, и я остался один.

Я думал о словах и чувствах Рут. Ей следовало понимать, что бросить мое дело не так легко, как отложить в сторону книгу, я слишком со многим связан. Мне пришлось здорово потрудиться, и я не собирался бросать свой бизнес ради какой-нибудь женщины. Даже ради Рут.

Несколько месяцев мои дела шли на удивление хорошо. Парни и Феннелли вели себя тихо, тщательно следя за своими действиями. Компания зарабатывала приличные деньги, которые я воровал в силу своих возможностей. Но я не обманывал себя, я знал, что так долго не протянется, и все же тянул до последнего.

Сложности начались в конце мая, причем так, как я совсем не ожидал. Было около четырех часов. День был, как обычно, суетливый, и я порядком устал. Раздался селекторный вызов, и я щелкнул выключателем.

— Да?

— Вас хочет видеть мистер Московитс, — прозвучал голос мисс Уолш.

— Пусть войдет, — сказал я, отключая селектор и рассуждая о том, что ему могло понадобиться.

Московитс вошел, как всегда шумный и неуклюжий. Я стоял и с улыбкой смотрел на него. Мы обменялись рукопожатием, потом сели.

— Что ты задумал, Мойша? — спросил я, продолжая улыбаться.

Он сразу приступил к делу. Мне нравилась эта его черта. Он был одним из старейшин подпольного тотализатора, всегда держал слово, вел игру честно и никого не обманывал.

— Фрэнки, — тихо сказал он своим грубым голосом, — я хочу завязать.

Несколько секунд я не отвечал, а просто сидел и молча смотрел на него. Потом закурил и спросил:

— Почему?

Видно было, что Московитс испытывал неловкость.

— Не потому, что боюсь, совсем не поэтому, но… — он замялся, потом продолжил: — Я слишком стар для такого бизнеса, мне уже тяжело им заниматься. Я хотел бы уехать куда-нибудь с женой и спокойно наслаждаться остатком жизни.

Я раздумывал, что предпринять. Сейчас мне было совсем не с руки отпускать кого-нибудь, и если я позволю ему отойти от дел, то другим это может не понравиться, они подумают, что я начинаю терять контроль над ситуацией. Но с другой стороны, он имел право выйти из игры, и я знал, что он будет молчать о наших делах. Я молча подвинул ему ящик с сигарами.

Он взял сигару, прикурил и посмотрел на меня. Так мы некоторое время сидели молча, затем я сказал:

— А ты знаешь, как к этому отнесутся ребята? — Он кивнул. — Они подумают, что ты струсил и решил расколоться, — продолжил я.

Московитс ласково, почти по-отечески тронул меня за руку.

— Ты же знаешь меня, Фрэнк. Мойша Московитс ни разу в жизни ни на кого не настучал и уж тем более не собирается стучать в свои шестьдесят два года.

А я и не думал, что ему уже столько лет. Мы опять помолчали, потом я развернул кресло к окну и спросил, сидя к нему спиной:

— А как насчет твоей территории?

— Ребята могут поделить ее.

— А твоя доля в компании?

— Если требуется, ты можешь ее пока оставить. — Московитс не мелочился, пытаясь достигнуть своей цели. Я прикинул в уме — его доля составляла примерно сто тысяч.

— Куда ты собираешься? — спросил я. Мне было известно, что у него есть какая-то недвижимость в Калифорнии, и я хотел знать, расскажет ли он о ней.

— У меня есть ферма в Калифорнии. Там я смогу жить тихо и спокойно, как того желает моя жена.

Я развернул кресло и посмотрел на него.

— Когда ты хочешь уехать?

— Как только решу этот вопрос с тобой, — ответил Московитс.

Я снова задумался.

— Фрэнк, — заговорил Московитс, — плохо, когда человек не может насладиться своими деньгами. У меня довольно много денег, но здесь я не могу получить от них удовольствие. Всегда возникают какие-то трудности, проблемы. В свои годы я хочу пожить мирно, без головной боли.

Я принял решение. Да, Московитс заслужил немного спокойствия, и он получит его.

— Хорошо, — сказал я, — можешь готовиться к отъезду, Мойша.

Я готов был поклясться, что у него из глаз брызнут слезы, но он прекрасно владел собой, и только в голосе его прозвучала неподдельная радость:

— Спасибо.

— Из города уедешь в конце недели, — сказал я, — и ничего никому не говори. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из парней знал о тебе до тех пор, пока я им сам не скажу, а скажу я им об этом после твоего отъезда.

Я снял трубку и позвонил Максону, который замещал Прайса.

— Сколько сейчас стоит наша компания?

— Миллион сто тысяч, мистер Кейн, — ответил он. Это упрощало дело.

— Выпиши чек на имя Мойши Московитса на сто десять тысяч и принеси сюда прямо сейчас. — Закончив разговор, я положил трубку.

Глаза Московитса сияли.

— Если тебе нужны деньги, Фрэнк, — сказал он, — то я могу и подождать.

Я покачал головой.

— Ты всегда платил свою долю в срок и вполне заслужил ее.

Максон принес чек и удалился. Я подписал его и протянул Московитсу. Поблагодарив меня, он сунул чек в карман. На прощанье я дал ему совет:

— Мойша, никому не говори об этом, квартиру оставь как она есть, не пытайся что-нибудь продавать или брать с собой слишком много вещей. В машину загрузи только несколько сумок, как будто собираешься съездить на выходные в горы. Мне надо, чтобы ты исчез незаметно, я здесь все сам улажу.

Мы пожали друг другу руки, и он направился к двери. Перед тем как выйти, он в последний раз оглядел кабинет.

— Фрэнки, мальчик мой, — сказал он, — послушай совета старика, бросай ты это дело, пока можешь. Ты хороший и умный парень. Я прожил гораздо больше тебя и знаю, что мало кому из нас представлялся шанс уйти тогда, когда ему этого хотелось. Уходить надо молодым и внезапно. Чем больше втягиваешься, тем труднее уйти. Мы становимся жадными, и нас всегда подстерегает пуля. Если бы на твоем месте был другой, мне не удалось бы так просто выбраться. Не позволяй никому уговаривать тебя остаться и уходи как можно скорее.