Максим Городничев - Бродяга

На спину обрушилось тяжелое. Я не удержался на дрожащих ногах, упал, но тут же поднялся. Тролль мог убить из темноты, но зверь, как кровавый сомелье, желал насладиться агонией жертвы.

Тролль метнулся вперед, надвигаясь грудной клеткой, из глотки вырвался никак не артикулируемый рев ярости. Я подпрыгнул, выставляя ноги, обеими ступнями ударил в грудь врага. Любые кости переломились бы как тростинка под стопой лесоруба, но тот лишь упал, загремел по ступенькам ниже и оказался на первом этаже. Я заметил: в лапе мутанта мелькнул камень.

Глотая прохладный воздух, я кинулся на гребень стены. Луну заштопало облаком, под ногами поплыли чернила – почти не отличишь узкий гурт стены от пустоты. Сзади свистнул рассекаемый воздух, в голову ударило твердое, и сознание покинуло меня.

[ССХЛАЦЦЦ]

«В центре разваливающегося мегаполиса – рабство и ростовщичество. Город прекратит строиться после того, как достижения, накопленные человечеством за тысячелетия эксплуатации, рухнут бесформенной кучей просроченного долга. Люди на прилавках корчатся от недостатка кислорода, а Город на вихляющейся оси неумолимо летит по кругу, нет ни тормозов, ни выбора. Он лишь закручивает волчком рынок, заставляя нас крепче цепляться за разделочные доски».

Выворачивающие на изнанку мысли, перебивая друг друга, бубнили в голове. Я очнулся от холода в подвешенном состоянии – тело распяли на сырой стене, я был как мясо, лохмотьями свисающее с каменного оборванца: запястья в железных кольцах, а c затылка на пол – весенняя капель.

Никому бы не понравилось чувствовать себя куклой, распятой по канонам Бандинелли, не понравилось и мне. Но обстоятельства изменились с головокружительной быстротой, и теперь мне приходилось трястись, как животному на бойне, при виде остро наточенного топора. Когда по мокрому коридору кто-то шел, загребая ботинками мутную воду, мне становилось не по себе. Победитель не думает о поражении, но когда проигрываешь, реальность быстро дает понять: приговор уже вынесен, свидетельство о смерти подписано и отправлено в архив.

Я попытался осмотреться: грязный подвал, под потолком сквозь бойницы проникает лунный свет, ясно ощутим запах плесени. Обе бойницы перекрыты решетками. Губернатор даже своему тайному каземату сделал своеобразные повязки на глаза.

Взгляд зацепился за что-то. «Выхода нет». Большими красными буквами по серому. Краска засохла неравномерно, и запах. Пахнет железом. Писали кровью? Сколько жертв пришлось сцедить? Я заметил: буква «т» не дописана.

Подвал – длинное прямоугольное пространство, пахнущее чем угодно, только не жизнью. В одном углу пророс плющ, сожрав что-то живое. Рядом клетки, ржавые, воняющие болью и страхом.

Наверху монотонно скрипели оконные петли. Только вслушайся, ших-ших, легкое, под чертовым сквознячком. Щелястые ставни, щелястые зубы, дыры в заборах – сквозит отовсюду!

На противоположной стене болталось тело женщины, поблескивая перламутровым потом на висках, почему сразу не заметил? Она очнулась, распахнула зеленые лужи глаз, горящие фосфором, губы округлились в безмолвном восклицании. Она всматривалась в изможденное лицо, покрытое сеточкой морщин, такие же зеленые глаза, что смотрели на нее сквозь мутную кровавую пелену. Я с великим трудом оторвал взгляд. Ярость, кипевшая в нейронах, едва не просочилась сквозь поры на лбу.

– Я вляпалась в неприятности, милый.

– Прости, Мара, я совершил ошибку, подставил тебя под удар. – Мне никогда не удавалось общение. Если нужно успокоить девушку, я в этом деле такой же эксперт как мясник с тесаком в роли хирурга. И вообще, мне давно следовало умереть, тогда Марену не смогли бы схватить. Старику смерть, девочке жизнь. Все честно.

Она улыбнулась, из потрескавшейся губы выступила бусинка крови.

– Можешь восстановить картину событий? От вчерашних побоев у меня провалы в памяти.

Только сейчас я стал замечать, что лицо узницы покрыто глубокими ссадинами, но, несмотря на боль, она не сердится. Удушающее бессилие расползлось по телу.

– Мы в подвале Сергераса Кетера. Твой знакомый из Нотр-Дам посоветовал посетить губернатора, я сначала не поверил, но наводка оказалась честной.

– Теперь ясно, как Кетер связан со шлюхой. – Мара нахмурилась.

– С какой шлюхой?

– Убитой в трактире у ворот Святого Иакова. Ее звали Тиферет, не так ли?

Я вздрогнул, волна холода прошла по телу.

– Игра зашла слишком далеко, уже не важно. Но я не знал, что она на «службе».

– Тиферет считалась лучшей в городе, для особых случаев. Вряд ли она понимала, во что ввязалась, но благодаря ее смерти Кетер в очередной раз тебя подставил.

Я напряг еще теплящиеся в мышцах силы, в новом свете оковы показались игрушечными. Я выдрал кольца вместе с комьями сырой штукатурки; вот и весь дом у Кетера такой – гнилой, как сама власть. Плечи затекли, и пришлось их размять, чтобы разогнать кровь.

Картина огромными кусками начала складываться воедино, прояснялись теневые зоны, и слышно было, как со скрежетом, соприкасаясь пазами, превращаются в единое целое разрозненные части этой запутанной истории.

Я подошел к Марене, та застыла в безмолвном ожидании. Взявшись за крючья, я выдернул их, девушка сползла на мои руки как марионетка без струн. Я усадил ее на островок пола, до которого не могла добраться влага, и отогнул скобы на тяжелых браслетах. Руки ведьмочки безвольно опустились. Затем я высвободил свои руки – оковы впились в кожу глубоко, оставляя широкие борозды полопавшихся сосудов.

Прошлись по подвалу. Потолок то скреб макушку, то поднимался на полтора человеческих роста, прячась в густых простынях паутины, свисающих вниз как на сушке и норовящих лизнуть в лицо. На полу серо-коричневые пятна, остатки штукатурки в углах.

Пройдя вдоль стены, мы оказались перед массивной дубовой дверью. Я слышал, как Мара втянула воздух, очерк ее грудей, скраденных тканью, проступил яснее, а руки поспешно толкнули тяжелую створку. Из глубокого подземелья вместе с влажным холодом пахнуло таким мощным запахом вин, что она пошатнулась. В тусклом багровом свете факела, дрожащего на стене, виднелись три бугристых ряда похожих на спины буйволов бочек с вином. Дурманящий, волнующий кровь аромат в столь черную минуту оказался мне по душе, но увиденное дальше напоминало удар под дых. В конце подвала располагалась тяжеленная металлическая дверь, ведущая наверх.

– Черт, проще сломать стену.

– Не богохульствуй, – мимические мышцы ведьмочки сложились в гримаску вампира. – Враг не дремлет.

Над головой громыхнуло. Несколько секунд Мара задерживала дыхание, пока не зачихала. Вторя ей, прокатился очередной раскат грома, ливень забарабанил по карнизам. Да чтоб эту непогоду! Дождь эмоциональным потоком хлынул в промежность бойницы, а вокруг воцарился настоящий африканский мрак, такой густой, что, казалось, его можно потрогать.