Макс Бодягин - Святые Полуночники

Он перешагнул высокий порог, поднял глаза и замер, выронив мокрый зонт. Ему припомнилась серая, ноздреватая и шершавая морская раковина, которую нещадно шваркало течением об дно, на ней гнездились актинии, её пытались разломать крабы и разгрызть хищные донные рыбы, от этого её панцирь стал походить на взлётную полосу аэродрома, прочную как алмаз. Однако внутри эти неподатливые створки выстилал нежнейший перламутр, переливающийся всеми оттенками радуги, только гораздо нежнее и тоньше. И там, в глубине, на трепещущей подстилке самой нежной и уязвимой в мире плоти, возлежала драгоценная жемчужина, сияющая так, что невозможно отвести глаз.

Как и эта раковина, бордель Энподии, серый и обшарпанный снаружи, внутри оказался настолько нарядным, что Кромм будто бы стал размером с муравья и очутился внутри монаршей короны. Всё блистало алым и золотым, пурпурный полумрак пронизывали бриллиантовые отсветы, пол из чёрного мрамора поглощал свет и вошедший гость ступал на него осторожно, как на сумеречный ноябрьский лёд. Задрапированные тяжёлым бархатом своды уходили так высоко, что Кромм даже не понял, как внутри такого невзрачного и даже уродливого здания, столь небольшого на вид, могло уместиться столько пространства. Из переливчатых бархатных облаков спускались стрельчатые узкие люстры, будто грозовые струи застыли в падении, не достигнув земли. Словно перевернутые колонны они разбивали пространство зала, превращая его в несложный лабиринт, среди поворотов которого притаились шёлковые диваны, кушетки, банкетки и кресла, заполненные жаркими полутенями. Они шептали и звали, манили бархатистой кожей, дразнили приоткрытыми губами, их мерцающие в полумраке глаза обещали наркотическое удовольствие, они обволакивали ароматом разгоряченного тела, сводили с ума.

Кромм растерянно стоял в центре зала, где две широкие парадные лестницы с балюстрадами сливались в балкон, за которым виднелась богато задрапированная аркада. Под балконом располагалась стойка рецепции, облицованная тёмной яшмой и змеевиком, сзади её подсвечивали невидимые тёплые светильники, отчего девушки в строгой, серой с красным форме казались актрисами, вышедшими на авансцену.

Я вижу, вы у нас впервые, шепнул сзади и справа женский голос. Кромм обернулся к хозяйке и от неожиданности сделал шаг назад. Перед ним стояла стройная блондинка в шёлковом платье цвета слоновой кости, но его поразили вовсе не её зелёные миндалевидные глаза, не гипнотический голос и не грация. При всей красоте незнакомки, её рост точно превышал два метра. И сильно превышал. Кромм попытался вспомнить, видел ли он когда-либо такого высокого человека, и не смог. Не извиняйтесь, мой дорогой, засмеялась женщина: я знаю, как выгляжу и привыкла к тому, что все реагируют на моё появление одинаково. Меня зовут Тристе, я управляю этим дворцом.

Она щёлкнула пальцами и две девушки в той же самой серой форме бросились поднимать оброненный Кроммом зонт. Тристе подхватила Кромма под рукав и повлекла к подсвеченной стойке, мило щебеча с высоты своего роста: в городе это место именуют борделем, но это так вульгарно. Здесь мы называем его дворцом, дворцом удовольствий, дворцом счастья. Посмотрите вокруг, на многие дни пути вы не найдёте такой роскоши. Каждый предмет здесь, каждая чайная ложечка или пуговка на наволочке имеет свою историю и имеет большую ценность, да-да, патрон. Кстати, вы не назвали своего имени, мой дорогой, это необязательно, мы сохраним ваше инкогнито, но мне неловко от того, что вы знаете моё имя, а я не знаю, как обратиться к вам. Она нагнулась к лицу Кромма и он снова слегка обмер. Лицо Тристе выглядело красивым и гармоничным, но когда она вот так наклонялась, становилось очевидным, что её изящная головка вдвое больше головы Кромма. Он посмотрел на её пальцы, лежащие на его рукаве. Они были в полтора раза длиннее его ладони.

Виктор, кашлянув, ответил Кромм: зовите меня Виктор. Какое редкое и красивое имя, зазвенела красавица, слегка толкнув Кромма бедром в плечо. Она с Марса что ли, подумал он, чувствуя возбуждающий мускусный аромат, струящийся от спутницы. Она же огромная. Как она вообще ходит с такими пропорциями? Серьёзно, не может быть у человеческого существа шеи такой длины. Кромм вновь кашлянул и сказал: матроне Тристе, ваше платье поразительно. Очень красиво. Тяжело, наверное, найти одежду такого размера? О, спасибо, вспыхнула улыбкой красавица: здесь мне действительно непросто поддерживать свой гардероб в порядке и вовремя его освежать, но… Её улыбка стала загадочной и мечтательной: есть места, где это куда проще. И что это за места, спросил Кромм с глуповатым лицом. Тристе нагнулась к нему и пощекотала пальцами его заросший алой щетиной подбородок: миленький, я не сплю с клиентами, простите меня, Виктор. Её декольте слегка разошлось и Кромм увидел две нежные полусферы совершенной формы, но совсем уж несуразного размера, будто бы он действительно уменьшился в размере втрое и смотрел на обычную земную женщину. Тристе приблизила губы вплотную к его уху и шепнула, обдав его жаром: я смотрю, патрон, вы уже готовы осчастливить наших девушек. Она скользнула пальцами по его ноющему от напряжения члену и заглянула в его глаза: так чего же вы хотите, Виктор?

Стекающие с потолка хрустальные люстры внезапно стали сосульками, пробивающими череп и раскаляющимися добела, воздух сгустился и перестал проходить в лёгкие, всё тело бросило в пот, Кромм дрожал, как новоиспечённый муж у ног возлюбленной, только что снявшей подвенечный наряд. Забыться, выдохнул он: хочу на какое-то время забыть обо всём.

Тогда вы пришли по адресу, улыбнулась Тристе, выпрямляясь и щёлкая в воздухе длинными пальцами: оставьте на стойке депозит в размере золотой марки и вы окунётесь в чудо. Кромм словно в забытьи положил монету, обернулся и замер. Двадцать или тридцать женщин полукругом выстроились вокруг. Он даже не пытался понять, сколько их. Темнокожие и совсем белые, зрелые и почти совсем юные, коротко остриженные и носившие богато уложенные причёски, полненькие и донельзя сухие, задрапированные в многослойные одежды и совершенно обнажённые, вызывающие и смущённые, смеющиеся и грустные, они стояли, ожидая его вердикта.

Хочется заполнить ими бассейн, разбежаться и нырнуть туда, подумал Кромм. Он облокотился на стойку, почесал бороду и сказал: ужасно трудно сделать выбор на сухую. Вы все восхитительны. Поэтому мне срочно нужно выпить, пока я не сошёл с ума и не попытался вступить в связь со всеми вами.

Его кружило в осклизлом пространстве, пропахшем грибами, он и сам сидел на огромной, слегка вогнутой шляпке гриба, с которой местами пооблезла тонкая кожица. Жидкие зелёные пятна плыли перед глазами, поднимаясь и опускаясь, играя и мороча, он дул в тонкую трубку или эта трубка, похожая на катетер, вдувала в него ледяной воздух, приподнимая над шляпкой гриба как воздушный шарик, он не вполне понимал. Неба не было. Землю сплошь покрывали грибные поля, тонкие изогнутые стебельки поганок с полупрозрачными шляпками, похожими на медузу и коренастые, как молодые бычки, белые. Но ему нравились маслята, от которых тянулась сладкая слизь, она так приятно грела пальцы, что хотелось гладить её ещё и ещё. Он услышал громкий стон, тихо засмеялся и начал подпевать этому стону, как если бы он был песней, раскачиваясь и аккомпанируя себе на влажных шляпках маслят. Да-да-да, сказали маслята, да-да-да, быстрее, быстрее.