Макс Бодягин - Святые Полуночники

Он снял феску, потому что её кисточка противно лезла в глаза, хотел снять и халат, потому что стало жарко, но трубочка, подававшая волшебный дым, спеленала его поперёк груди. Он пригляделся и заметил, что это не трубочка, а дымная струйка, он подул на неё и маслята взорвались фонтаном радужных брызг, стон заполонил всю вселенную, Кромм открыл глаза и увидел рядом незнакомую голую женщину. Он лежал на большой, высоко взбитой кровати, заваленной бесчисленным количеством разнокалиберных одеял и покрывал самых разных цветов. Его пальцы погружались в промежность этой самой незнакомой женщины, под её ягодицами разлилась довольно большая лужа, лица женщины Кромм не мог разглядеть, потому что она запрокинула голову за край кровати, до крови прикусив предплечье.

Он осторожно высвободил пальцы и понюхал. Запах ему понравился. Он осмотрел себя. Кто-то разрисовал его тело магическими знаками вуду. Он послюнявил палец другой руки, потер рисунок на животе и поднёс руку к носу. Запах походил на менструальную кровь. Ого, сказал Кромм, да я затейник. Ты не затейник, ты волшебник, простонала женщина и с трудом подняла голову. Потом она кое-как подползла поближе и уронила кудрявую голову ему на бедро. Кромм посмотрел на её голубые глаза и странно маленький ротик сердечком. Потом на шею в тонкой золотой цепочке. Большую, чуть обвисшую грудь, животик со складочкой, крепкие коренастые ноги. Такая… Упитанная. Коротенькие пальцы на ступнях напоминали поросяток, рядком сосущих матку. Где я, спросил Кромм. Во дворце удовольствий, тихо простонала женщина и её встряхнуло от сладкой судороги. Как меня зовут? Виктор, Победитель Мужей, Величайший и Блистательный, шепнула женщина, перевернулась на спину, положила было руку себе в промежность, ойкнула, убрала ладонь и, шумно фыркнув, вытерла со лба крупные капли пота. Как-как, удивился Кромм.

Женщина медленно села. Лихорадочный пунцовый румянец понемногу стекал с её щёк. Она выглядела абсолютно счастливой. И измазанной разводами спермы с головы до ног. Что я тут делаю, подумал Кромм, но, как оказалось, произнёс это вслух и женщина ответила: доводишь меня до экстаза. И у меня получается? Ещё как, хотя не должно было бы, ответила женщина. Почему, удивился Кромм. Потому что ты до одури накурился мшицы, а после мшицы у мужика обычно не стоит, улыбнулась женщина. Мшицы? Она засмеялась, подползла к Кромму поближе, погладила по лицу и ласково спросила: ты вообще ничего не помнишь, да?

Кромм покачал головой, ощущая похрустывание в шее. Как тебя зовут, поинтересовался он. Какая разница, улыбнулась она в ответ: тебя принесли уже тёпленького с трубочкой мшицы во рту, ты попросил меня раздеться, осмотрел с ног до головы, потом обмакнул палец в варенье, нарисовал мне на лбу крест и сказал: нарекаю тебя Пончиком. И надеюсь ты будешь очень, очень сладкой. Так что я уже три дня как Пончик. В голове Кромма шумно протопал отряд пугающих мыслей, он встрепенулся и вскрикнул: сколько? Три дня?! Я вообще нифига не помню! А это что? Он показал на рисунки на своём теле.

А, это, насмешливо фыркнула Пончик: когда у тебя не получилось со мной… Ну я не одна тут была, нам прислуживала одна девочка, ты захотел с ней. Ну, ты понимаешь. А у неё месячные были. Ты сказал, что это хорошо, нарисовал на себе эти магические знаки, чтобы у тебя лучше стоял. Мы с девками сначала посмеялись, правда, мы и не такое видели, но это правда было ржачно. Ты же пьяный был, да ещё и мшицы обжабался. Зато потом… Пончик несколько раз поцеловала Кромму грудь и шею: выяснилось, что эта твоя менструальная магия прекрасно работает.

Стыд-то какой, подумал Кромм и спросил: что за мшицу-то ты всё время вспоминаешь? Пончик развернулась, угнездилась затылком поудобнее между свёрнутых калачиком ног Кромма и, играя кудрявой прядью, сказала: ты как с Луны свалился. Ты сказал Тристе, что хочешь забыться. Она велела переодеть тебя в халат и спросила, что ты предпочтёшь, мшицу или смолку. Ты сказал мшицу, потому что тебе нравится это мягкое слово. Мы думали, ты знаешь. Я не знаю, пожал плечами Кромм. Она делается из мха, пояснила Пончик: он сушится, потом с одного гриба снимают слизь деревянной лопаточкой такой, пропитывают и делают такие шарики. Она показала, какого размера получаются шарики. Ну и, в общем, ты куришь и начинаешь наяву видеть цветные сны, подытожила Пончик, встала, набросила пеньюар, подошла к длинному узорчатому шнуру и потянула. Где-то далеко за закрытой дверью раздался звон, за которым сразу последовали суетливо шаркающие шаги.

Ты давно не ел, пояснила женщина. Кромм кивнул и прислушался к себе. Голода он не чувствовал. Как и похмелья, что странно.

Пока Пончик отпирала замок на дверях, Кромм огляделся. Большая спальня с альковом, где они находились, казалась очень тёмной не только из-за слабого красного света, но и благодаря бордово-золотым обоям и панелям морёного дерева. Потолок то ли прокоптился, то ли его сразу так выкрасили, разобрать Кромм не смог. В целом, комната походила на душную, пропитанную приторным ароматом берлогу, заваленную подушками и подушечками всех цветов и размеров. В дальнем углу стояли качели с некоторым подобием гинекологического кресла, обитого кожей. На сидении небрежно валялась пушистая волчья шкура. В другом углу под точечным светильником стоял деревянный крест для распятия, висели плётки, наручники, гинекологические расширители, анальные шарики, кожаные маски, широкие гарроты, подбитые бархатом, рядом уродливым чёрным пятном распластался мешковатый костюм для сенсорной депривации с тонкой дыхательной трубкой там, где предполагался рот жертвы. На маленьком высоком столике стоял несусветных размеров дилдо, больше похожий на памятник, нежели на нечто, пригодное к использованию в эротических играх. Вокруг него, словно вокруг центральной фигуры алтаря, стояли разнокалиберные дилдо поменьше, их окружали пузырьки с ароматическими маслами.

Скажи мне, Пончик, надеюсь, мы не совершали паломничества в тот угол, спросил Кромм, рефлекторно ощупывая зад. Ладонь показалась ему липкой, он поднёс её к лицу и потянул воздух носом. Запахло розовым маслом. Пончик, настойчиво позвал Кромм. Женщина вернулась в постель, неся в руках плетёный поднос, на котором красовался полукруглый серебристый баранчик, из-под которого соблазнительно пахло мясом. Пончик подняла клош и Кромм чуть не захлебнулся слюной, глядя на серые полосы тёплой буженины, нежные, словно бумажные листки кусочки ростбифа, запечённые свиные рёбра и горку рубленых потрохов. Пончик подняла второй клош и протянула Кромму блюдо с сырами, зеленью и хлебом. Она завернула зелень и сыр в тонкую лепёшку, обмакнула в мёд и протянула Кромму со словами: о чём ты спрашивал, мой хороший?