Макс Бодягин - Святые Полуночники

Дизайнер обложки Савва Мысов

© Макс Бодягин, 2021

© Савва Мысов, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0053-4676-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Есть места, где чувствуешь вдохновение, а есть те, что душат тебя тоской и предчувствием беды. И даже если ты понимаешь, что дело только в тебе самом, ощущение беспокойства не проходит, а лишь усиливается, как бы ты его не прогонял. Ты словно муха в паутине. Чем больше усилий, тем больше увязаешь. Ты пытаешься расслабиться, но чувство беспокойства только нарастает. Оно зреет изнутри и наливается холодом до тех пор, пока не превращается в настоящую паранойю и ты не осознаёшь, что должен был бежать отсюда задолго до этого самого момента.

Такие места попадаются нечасто, но если уж ты очутился в одном из них, то запомнишь его надолго. Ведь покидая его, ты словно рождаешься ещё раз. Заново делаешь первый вдох. Открываешь глаза. И видишь.

Небольшой город под названием Энподия закрывал узкое ущелье, куда бурливым потоком вливались две речушки – Большой и Малый рукава. Грохоча в облаке водяной пыли они неслись по узкому каменному ложу, чтобы вылиться на равнину большой рекой Майестикой, впитать в себя ещё несколько речушек и рек и широким величавым потоком катиться на восток до самого океана. Объезжать Энподию с севера или юга было хлопотно и дорого, и большинство путешественников, пересекающих ойкумену, предпочитали заплатить несколько медных грошей за проезд и охрану, несмотря на то, что Энподия считалась поганой землёй. Люди прокляли этот город не за отвратительный климат, уродливый внешний вид и полное беззаконие, что царило тут с беспамятных времён.

Люди предали Энподию анафеме, поскольку она была единственным городом ойкумены, где не действовал запрет на ростовщичество. Несколько улиц, объединённых под названием Торговая галерея, охотно давали в долг любые суммы всем проезжающим. Однако, если человек пытался смошенничать или нарушить условия договора, гоплиты Торговой галереи, закованные в сталь и полихитин, находили хитреца, где бы он ни прятался. Здесь, в Энподии, сломались тысячи судеб. Тысячи голосов молили о пощаде в каменных мешках местной Долговой ямы. Они царапали стены ногтями и клялись, что больше никогда не нарушат слова. Но камни отвечали молчанием.

Виктор Кромм, сухощавый мужчина средних лет, с шеей борца и запястьями молотобойца, шумно отхлебнул из высокой кружки, вытер пену с красной квадратной бороды, задумчиво поскрёб бритую голову и спросил спутницу: значит, вы не останетесь? Его собеседница, бесцветная блондинка чуть за пятьдесят, одетая в строгий брючный костюм, отсалютовала Кромму бокалом, отпила вина и покачала головой: нет, я и так застряла здесь с вами на три дня, верховный кат. Все поручения Ассандре я выполнила, со всеми встретилась, пора возвращаться в ледяной город. Кромм пожал плечами: как скажете, матроне Брюнильте. Мы сделали большое дело, спасибо вам. Меня до сих пор слегка мутит, когда я вспоминаю эту их Долговую яму. Я видел много тюрем, но эта выглядит как воплощение кошмарного сна. Брюнильте улыбнулась: я же говорила вам, что если надо избавиться от преступника, то лучшего места в ойкумене не найти. К сожалению, остальной город такое же дно как и его главная тюрьма. Зачем вы остаётесь в этой клоаке, простите мою дерзость?

Кромм окинул взглядом таверну. Полированные деревянные столбы уходили высоко вверх, поддерживая скруглённые потолки. Дубовая стойка покоилась на витых чугунных колоннах. Всё здесь дышало основательностью, надёжностью и традицией. Кромм потянулся и сказал: я очень устал, благородная матроне. В этой таверне вполне неплохо и я не собираюсь выходить отсюда, пока не отосплюсь и не приду в себя. Разве что, схожу в местный бордель, говорят, его хвалят. Брюнильте засмеялась: и это говорит человек, когда-то спасший мир! Господи, до сих пор не могу привыкнуть к тому, что тот, кого называют Освободителем, это вы.

К ним подошёл смуглый молодой человек лет двадцати пяти или чуть старше, одетый в поварской китель и длинный, ослепительно белый фартук, и, слегка склонившись, пропел: матроне Брюнильте, цеппелин на северо-запад отходит от вокзала через полчаса, вы просили напомнить вам. Брюнн встала, надела шляпу с алым пёрышком, и холодно бросила: спасибо, пульмон Декка. Кромм тяжело выбрался из-за стола и поклонился спутнице, она отвесила глубокий поклон в ответ, шепнув так, чтобы не расслышали другие: счастлива была сражаться рядом с вами, Освободитель.

Она подхватила саквояж и плащ и вышла, изящно неся на сгибе руки полированную чёрную трость, скрывавшую внутри остро отточенное лезвие. Поразительная женщина, пробормотал Кромм, глядя, как за ней затворяется массивная дубовая дверь и витражное стекло растворяет силуэт Брюнильте, размывая его в алых и зелёных бликах. Настоящий боец, добавил Кромм и жестом подозвал пульмона.

Молодой пульмон Декка наблюдал эту странную пару третий день. Они заявились позавчера поздно ночью, с ними была бледнокожая блондинка и длинный свёрток, в котором пульмон признал спеленутого человека. Они остановились на пороге, струи дождя, подсвеченные луной, казались за их спинами стеклянными шторами. Декка уже закончил подсчёт расходов и доходов за день, возился с документами, сидя прямо за барной стойкой. Обычно в это время он поднимался в кабинет, но весь день стояла жара и когда вместе с ночной темнотой пришёл дождь, ему захотелось проветрить питейный зал и подышать свежестью.

Первым вошёл Кромм и Декка сразу понял, что гость изрядно пьян. Он свалил свёрток, что держал на плече, на пол, не обращая внимания ни на стоны, ни на попытки спелёнутого освободиться, отвесил поклон и сказал: дай-ка мне холодного пива, добрый Декка. Пульмон удивился и спросил, откуда пришелец знает его имя, но тот захохотал и сказал, что в Энподии не так много пульмонов, трудно ошибиться. Его старшая спутница сняла шляпу, аккуратно положила её на стол и, вместо того, чтобы поздороваться, сильно пнула лежащий свёрток, потом присела на корточки, достала из саквояжа шприц и сделала спелёнутому человеку укол. После чего она убрала шприц, встала и ласково сказала: теперь вы сможете спокойно выпить, патрон Кромм.

Декка где-то слышал это имя. То есть, он прекрасно знал имя Кромма Освободителя, мистериумы о котором он учил в сколии, но он слышал и о человеке, которого назвали в его честь. Наконец, он догадался, что пора перестать пялиться на странных гостей и зажёг свет. Борода незнакомца вспыхнула алым пламенем и Декка тут же опознал его. Он вспомнил, как с месяц назад к нему приходил щеголеватый молодой человек, представившийся буамой, предъявил верительные бумаги от буамакангая и сказал, что служит верховному кату.