Татьяна Кошман - Летний рай

Я летела, не разбирая дороги, и не ориентируясь на местности. Где-то, в очередных зарослях, Иннке удалось вырвать у меня свою руку, и теперь я слышала позади её слоновий топот, и сбивчивое дыхание. Не знаю, как бы долго я ещё бежала, если бы лес неожиданно не кончился. Я вылетела на дорогу и, обнаружив, что ноги так удачно вынесли меня к нашей автобусной остановке, притормозила.

Запыхавшаяся Иннка, согнувшись пополам, поставила свою корзину, которую умудрилась каким-то образом прихватить на бегу. Я-то свою из рук не выпускала, поэтому она со мной. Смотри-ка даже грибы на месте после нашего кросса по пересечённой местности. Насилу отдышавшись, сестрица набросилась на меня.

– Ну ты даёшь, мать! Я когда рожала так не кричала, честное слово! А уж бегала я так в последний раз, и не припомню когда. Скорей всего, никогда! Фу-у! – Иннка обессиленно опустилась на обочину дороги. – Чё ты так ломанулась-то, как будто за тобой черти гнались? Ты же, блин, детективы пишешь, у тебя там кишит от этих трупов, на каждой, можно сказать, странице по трупу, да кровищи…

– И что? – не поняла я её претензий.

– Как что, должна уже привыкнуть к трупам-то, и не удирать сломя голову, причём мою.

– Не выдумывай, – устало отмахнулась я, – это немножко не совсем одно и то же. Я настоящего, живого трупа, до этого ни разу не видела.

– Правда что ли? Надо же, а сразу и не подумаешь, так ты их правдоподобно описываешь, особенно в предпоследнем, как его… а! «Пари с покойником»! Так он у тебя живописно лежал в луже крови на мокрых рельсах…

– Перестань! – почему-то упоминание выдуманного мной же мёртвого тела, на фоне свежеувиденного трупа, вызвало тошноту. Да, я пишу детективы. Не очень давно, и книг у меня вышло не так уж много, всего тринадцать, и вообще я никогда не думала что стану этим заниматься. Просто так сложились обстоятельства.

Три года назад я сломала ногу, перелом был сложный, что-то там долго не срасталось, я четыре месяца провалялась с подвешенной к потолку ногой, потом ещё долго разрабатывала её, она постоянно болела, и сейчас нет-нет, да разноется, тягучей, надоедливой болью. Вот тогда-то, дурея от безделья, сердито швырнув очередной «шедевр» современной литературы, в яркой обложке, я пожаловалась мужу.

– Совершенно не умеют писать. Нечего почитать больному человеку, дабы облегчить страдания.

Муж понимающе и сочувствующе покивал, потом огорошил неожиданным предложением.

– А ты напиши сама. Раз уж почитать нечего, то пиши. Ну а что, ты же писала рассказы о животных, их даже печатали.

– Ну ты вспомнил, когда это было, сто лет назад!

– Как же сто, сто лет назад мы с тобой ещё и знакомы-то не были, – подначивал он. – а тогда у нас уже Игнат родился, и кошка приблудилась рыжая, помнишь? Про неё и был твой первый рассказ.

– Конечно помню, только ведь это совсем другое. Тогда я просто наблюдала и описывала всё, что видела. А тут же придется всё самой выдумывать.

– А что тебе ещё делать? Лежи себе да выдумывай.

Потом к мужу присоединились дети, и я, поддавшись на их провокации, написала свой первый детективный роман. К моему удивлению, первое же издательство, в которое я его отправила, напечатало мою писанину и заключило со мной договор.

– Что будем делать? – теребила меня сестрица, – полицию надо вызывать.

– Ой, как не хочется, может лучше пойдём грибочки чистить?

– Саня, ты взрослая женщина, мать двоих детей, тебя даже по телевизору целых два раза показывали, а ты такие глупости говоришь! – пристыдила меня сестра.

Мимо проносились машины, обдавая нас копотью и пылью. У нас за спиной, пыхтя и фыркая остановился автобус, выпуская из своего душного чрева дачников, а у меня не было сил, чтобы встать и начать действовать.

– Сань, ну мы не можем сделать вид что ничего не случилось, и пойти жарить грибы, – продолжала увещевать меня Иннка, – и потом, это же так интересно, не каждый же день такое происходит, обычно трупы у нас на дороге не валяются…

– Это где трупы не валяются? – раздался у нас за спиной звонкий девичий голосок, – Какая занимательная у вас тут беседа происходит.

– Маруся! – радостно заорала я, и вскочив, бросилась обнимать свою доченьку. Нет, конечно, по правде ее зовут не Маруся, у неё нормальное, красивое человеческое имя: Полина. Но как-то так повелось, что в семье мы почти не называем детей по именам. У каждого из них, куча ласковых, смешных прозвищ, а имена, как сказал мой муж, для посторонних. Так вот одно из домашних имен моей девочки – Маруся.

– А что это вы тут делаете, а, девушки? – вкрадчиво поинтересовалась доченька, усаживаясь между нами, – о каких таких трупах беседуем? Ну-ка колитесь.

– Да твоя тётя шутит, зайка, как всегда. Не обращай внимания. Сейчас мы передохнём немного и пойдем домой грибочки жарить.

– Мам, да у тебя крупными буквами на лбу написано, что вы с тётушкой куда-то вляпались. – она подмигнула Инке, – давайте, давайте, колитесь.

Моя дочь, внешне очень похожа на моего мужа. Конечно в женском варианте. Наш папочка – мужчина крепкий, с красивым мужественным лицом, и благородной сединой в чёрных волосах. Полечка же – тоненькая и лёгкая, порывистая, как весенний ветерок и звонкая как тёплый летний дождь, а тёмные, словно два глубоких омута, глаза, делают её похожей на лесную нимфу. Но, несмотря на всю эту девичью, нежную красоту, внешнее сходство с отцом сразу бросается в глаза.

Нраву сие прелестное дитя кроткого, спокойного, и имеет, на мой взгляд, слишком доброе сердце. Ещё с малолетства, дочь была заступницей и благодетельницей всех обиженных и страждущих, по причине чего, в нашем доме, да и в городской квартире, постоянно появлялись раненые птицы и кролики, помоечные кошки и собаки, попадались даже суслик, несколько ёжиков и один совенок. У нас и сейчас благополучно живет кошка, подобранная два года назад крошечным голодным комочком. Правда, теперь ее не узнать, из ободранного плешивого заморыша, она превратилась в шикарную дымчатого окраса кошку по имени Ефросинья, а в быту Фрося.

Но несмотря на такую свою добросердечность, твердости характера и упрямства, моей доченьке не занимать (вся в меня). Она всегда добивается чего хочет, так как противостоять её напору трудно даже мне, не говоря уже о папочке, из которого она вообще вьет веревки. Вот такое нежное создание, девятнадцати лет от роду, сидело сейчас рядом со мной на обочине дороги, сверлило меня своими черными глазищами, и врать, что всё в порядке, ей бесполезно…

– В общем так, Марусь, ты только не волнуйся, мы с твоей тетей ходили по грибочки, и нашли труп, – я решила не ходить вокруг да около, коль уж все равно от ответа не отвертеться, – вот теперь не знаем, что с ним делать.