Эндрю Ваксс - Флад

Я отделил сотню от моих доходов в суде и вручил ее маме.

– Мама, пожалуйста, придержи это для меня. Если я позвоню завтра, пожалуйста, передай это Максу Морису, хорошо? Если по какой-то причине я не позвоню… – она начала грустно улыбаться, – придержи для меня.

Макс – один из ее родственников. По крайней мере, я так думаю. Макс не слышит и не говорит, но он способен общаться. И у него нет программы страха – тот, кто складывал его гены, просто выбросил все, что связано со страхом. Если Мама попросит Мака передать пакет дьяволу, Макс пойдет прямо в ад. И в отличие от других моих знакомых, которые туда ходили, я всегда полностью уверен, что Макс вернется. Макс Тихий – крепкий парень. Вообще, он настолько невезучий, что однажды в ночном суде, когда его привлекали к суду за покушение на убийство, никто даже не смеялся, когда судья сказал ему, что он имеет право хранить молчание. Все знали, что Макс никогда не пытался убить кого-либо.

Мама вытащила из складок платья записку.

– Этот мужик, Джеймс, снова тебе звонил, Берк. Он оставил номер, но сказал, что позвонить ему ты можешь только завтра, между шестью и половиной седьмого. Он сказал, что он очень занят, и его не будет в офисе, кроме как в это в время, ясно?

Я посмотрел на бумажку, которую она мне дала. Нужно пробить номер по моему списку, но сто к одному, что это просто одноразовый телефон.

– Может, ты не звони ему, а, Берк? У него такой голос, ну, я тебе говорила. Он плохой человек, ясно?

– Посмотрим, Мама. Мне нужно работать, чтобы жить, верно? Дела не так хорошо идут в последнее время. У тебя есть мозговая косточка для моего щеночка?

– Да, большого щеночка, Берк, – рассмеялась Мама. Она еще не видела Пэнси, но она знала прошлого добермана.

– Да, она довольно большая.

– Берк, если у этого человека, который тебе звонил, есть собака, я знаю, какая.

– О чем ты говоришь, Мама?

– Берк, я говорю тебе. У него собака с темной спиной, понимаешь?

– Нет, не понимаю. Откуда ты знаешь, какая у него собака?

– Я не сказала, что у него есть собака, но, если есть, я знаю, какой она породы.

Я взял мозговую кость для Пэнси и попрощался с Мамой. Вернул машину в гараж, поднялся и выпустил Пэнси на крышу. Мозговую кость я положил в миску с кипящей водой, чтобы собаке было проще ее есть.

Неудивительно, я пробил номер по списку, который я получил от телефонной компании неофициально, конечно, номер Джеймса оказался телефонной будкой на Шестой авеню, рядом с тридцать четвертой улицей. Если я правильно помнил, это рядом с Метро Отелем.

Пэнси и я смотрели телевизор, ожидая, пока косточка выварится получше. Когда она была готова, я промыл ее, дал собаке, и услышал довольный хруст прежде, чем вернулся на диван.

Меня разбудил далекий грохот – это Пэнси скреблась в заднюю дверь, пытаясь сказать мне, чтоб я выпустил ее на крышу. Я встал, открыл дверь, и пошел варганить завтрак из еды, которую дала мне Мама.

Когда все было на плите, я накинул куртку и спустился за новостями. Мои часы утверждали, что сейчас было около одиннадцати утра, так что, даже вор, который открыл магазинчик на углу уже бы должен выложить «Фор стар эдишн». Он хорошо готовит омлет и я подумал, что могу себя побаловать, за счет законных доходов прошлого вечера, поэтому я сел у кассы и стал ждать владельца. Так как я собирался купить Ньюс, я взял со стойки Пост, пролистывая его.

Какие-то ребята тусовались вокруг музыкального аппарата, прикидываясь, что они из последней серии Крестного отца. Хорошо хоть, они не пытались прикинуться Брюсом Ли, как парни несколькими кварталами восточнее отсюда. Их болтовня была ни о чем.

– У нее такое красивое тело, ну, понимаешь, но ее лицо уродливое, как дерьмо.

– Мужик, ты же не трахаешь ее лицо.

Третий добавил свой мудрый комментарий:

– Эй, ты откуда, лузер? Из Канзаса?

Проснись я однажды утром не в себе, как хиппи, что живут подо мной, я бы дошатался до угла, чтобы убедиться, что я в Нью-Йорке. Я положил Пост обратно, заплатил за Ньюс, встретил кислый взгляд владельца забегаловки и вернулся к себе. Моя китайская еда была почти готова. А я настоящий гурман – я знаю, что нужно прожарить свинину получше, чтоб ее было безопасно есть.

Обычно, когда я дома утром, я читаю результаты забега Пэнси, поэтому я могу объяснить, почему моя лошадь прошла не так хорошо, как ожидалось. Поэтому сегодня я позвал ее и скормил ей несколько лишних порций свинины, пока проверял результаты прошлой ночи. Я никогда не начинаю читать с забега своей лошади – я начинаю с первого заезда и не спеша дохожу до своего. Седьмым был Йонкерс, моя лошадь выиграла. Эта проклятая лошадь выиграла, и этот сукин сын заплатил за это 21,40 доллар. Я проверил имя лошади, проверил ее позицию и… Да, это был номер три наверняка. Я мог получить хороший выигрыш – проклятье! Я хотел просто сидеть и читать результаты снова и снова, чтобы проследить путь моей лошади к победе так медленно, как только мог. Но я знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой – что-то должно быть не так.

Поэтому я собрался всю смелость и позвонил Морису, через телефон хиппи. Когда он скажет мне, почему моя лошадь не та, которая выиграла, я просто скажу, что Макс принесет его деньги позже, но сегодня же. Я поразительный неудачник, но постоянно повышаю мастерство.

– Морис, это Берк.

– Берк, я думал, ты умер – я подумал, что ты будешь на чертовом телефоне, как только я откроюсь, этим утром. Ты сменил того, кто подсказывает тебе лошадей?

Теперь я знал, что действительно выиграл.

– О, да, – сказал я небрежно, как будто мой последний большой выигрыш был на прошлой неделе, а не три года назад. – Послушай, Морис, можешь ли ты придержать выигрыш до позднего вечера?

– Ты думаешь, тупица, я уеду из города с ним?

– Нет, я просто…

– Я буду здесь, – говорит Морис и вешает трубку. Какой очаровашка.

Я вернулся, сел за стол и прочитал результаты Пэнси, пока ей не стало скучно до слез. Моя лошадь только что провела проводку по полю – он ушел с третьей позиции, добрался до лидера, за 28,4 обошел его на четверть корпуса, дожал за 59,3 до половины корпуса, прошел на три четверти, за 1,31 поравнялся и добрался до финиша, вырвавшись на полтора корпуса за 200,4. Его лучшая гонка, пожизненный рекорд – его отец был бы горд. Было похоже на то, что Флад никогда не получит свои деньги назад.

Я почему-то долго одевался этим утром. Я надел костюм, достал свой плащ и сунул диктофон в один из многочисленных карманов, пристегнул микрофон к карману рубашки, смотрелось это как колпачок от ручки в кармане. По щелчку выдвигалась машинная антенна длиной в 6 футов, как стальной хлыст. Это хорошо только против ножа, а те, с кем я собирался увидеться, работают только с огнестрелом. Как бы то ни было, я планировал быть на улице, когда буду звонить этому мистеру Джеймсу.