Дик Фрэнсис - Осколки

Не без презрения к самому себе я признался: знай я, что им нужно, то, вполне вероятно, все бы выложил, лишь бы остановить их.

Эх, Мартин, старина, подумал я, в какую же ты меня втравил заваруху.

Лестерские букмекеры пригласили Ллойда Бакстера на ленч. Наши с ним дорожки пересеклись на полпути между демонстрационным кругом и букмекерскими стойками. Для него встреча с нами была неожиданной, но я-то давно его заприметил. Мы с Уэрдингтоном дождались, пока он покончит с букмекерским угощением — ростбифом, сыром и кофе.

Бакстеру встреча со мной доставила мало радости. Уверен, он сожалел обо всем, что произошло тем вечером в Бродвее, однако изо всех сил старался быть вежливым. Должен признаться, с моей стороны было неблагородно подозревать, будто это потому, что я знаю о его эпилепсии. Его болезнь ни разу не фигурировала в разговорах или в печати, и, возможно, он опасался, что я не только предам ее гласности, но еще и начну высмеивать.

Уэрдингтон на какое-то время отлип от моей персоны, и мы прошлись с Бакстером. Тот нахваливал букмекерский ленч, обсуждал достоинства разных тренеров и напирал на недостатки Прайема Джоунза.

— Он не виноват, что Таллахасси упал в Челтнеме, — сказал я и в ответ получил язвительное:

— Ему следовало лучше натаскать жеребца.

— Ну, — возразил я, — этот конек доказал, что умеет прыгать. Он ведь уже выиграл на нескольких скачках.

— Мне нужен другой тренер, — упрямо заявил Бакстер.

Внутреннее чутье, решил я.

Букмекеры не только угостили Бакстера ленчем — они вручили ему пропуск в гостевую ложу. У входа Ллойд Бакстер начал было извиняться, что вынужден меня оставить, но какой-то шедший за нами букмекер изменил ход событий.

— Вы ведь стеклянных дел мастер, верно? — добродушно пророкотал он. — Моя жена от вас без ума — вы ей выдули такую шикарную лошадку… Вы же и приходили тогда делать подсветку?

Я неплохо помнил и фигурку лошади, и дом, так что меня пригласили в ложу, чему Бакстер не очень обрадовался.

— Если верить моей жене, этот молодой человек — истинный гений, — сообщил букмекер Бакстеру, провожая нас внутрь.

На крупном лице Ллойда Бакстера ясно читалось, во что он ставит мнение жены букмекера. Но, видимо, оно в конце концов на него повлияло: когда стихли аплодисменты в честь очередного победителя, Бакстер, к моему удивлению, легко тронул меня за рукав, чтобы я не спешил уходить. Однако он по-прежнему мялся, и я решил ему помочь.

— Я все задаюсь вопросом, — осторожно приступил я, — видели вы или нет того, кто входил ко мне в демонстрационный зал в новогоднюю ночь.

Он долго молчал, потом едва заметно кивнул.

— Входил человек. Помнится, он спросил о вас, я ответил, что вы вышли. Но я не смог его разглядеть. Порой я вижу все в искаженном виде.

— У вас же наверняка есть таблетки.

— Разумеется, есть! — раздраженно ответил он. — Но в тот страшный день я просто забыл их принять.

Я спросил, не мог бы он, несмотря на искажения, описать моего неизвестного гостя.

— Нет. Очнулся я уже в больнице. — Затем он неуверенно протянул: — Худой мужчина лет за пятьдесят, с седой бородой.

По описанию он никак не походил на вора. Бакстер, должно быть, заметил мои сомнения, потому что добавил: на его взгляд, седобородый больше всего напоминал университетского преподавателя. Профессора.

— Обычный покупатель? — спросил я. — Интересовался стеклом?

Бакстер не помнил.

— Даже если он что-то и говорил, я слышал только бессмысленное бормотание. Довольно часто я все воспринимаю в превратном виде. Что-то вроде предупреждения. Порой удается немного исправить картину или хотя бы приготовиться к приступу, но в тот вечер все случилось слишком быстро.

Я подумал, что Бакстер со мной чрезвычайно откровенен и доверителен.

— Этот бородач, — сказал я, — он, верно, видел, как начинался ваш э-э… ваш приступ. Тогда почему он вам не помог? Как, по-вашему, он просто не знал, что делать, или забрал парусиновую сумку с деньгами и был таков?

— И видеопленку, — добавил Бакстер.

От неожиданности я ойкнул, потом спросил:

— Какую пленку?

Ллойд Бакстер наморщил лоб:

— Он ее попросил.

— И вы ему отдали?

— Нет. Да. Нет. Не знаю.

Стало ясно, что воспоминания Ллойда Бакстера о том вечере и вправду напоминают яичницу-болтунью. Просто так уж мне повезло, что его припадку надо было случиться в самое неподходящее время.

Мы распрощались. Снаружи меня ждал дрожавший от холода Уэрдингтон. Он заявил, что хочет есть, и мы пошли искать, где бы перекусить. Пока он уплетал две полные тарелки пирога с мясом и почками (свою и мою порции), я ему объяснил, что теперь мы ищем худого седобородого мужчину за пятьдесят, похожего на преподавателя высшей школы.

— Как тебе это нравится? — спросил я. — Допустим, мистер Седобородый отдает пленку Мартину, тот передает ее Эдди Пейну, а Пейн — мне. После гибели Мартина мистер Седобородый решает вернуть свою видеопленку и выясняет, что та у меня в Бродвее. Он забирает пленку и заодно, поддавшись искушению, — сумку с деньгами, которую я как последний дурак оставил на виду. В результате он вынужден помалкивать о том, что забрал пленку.

— Потому что тем самым признается и в краже наличных?

— Железно.

Мой телохранитель вздохнул и добрал с тарелки последние крошки.

— Чего теперь ждать? — спросил он.

— Могу только гадать.

— Вот и давай. Гадай. Потому как циклопропаном нас травил вовсе не старикан. Малыш Дэниэл рассказал, какие на нем были кроссовки — таких никто, кроме подростка, не наденет даже под страхом смерти.

Тут я с ним не был согласен. Седобородые эксцентрики могут носить все, что угодно. Могут также снимать эротические видеопленки. Могут кому-то сказать, что пленка стоит целое состояние и находится у Джерарда Логана. Соврать по мелочам. Отвлекающий маневр. Избейте Логана, чтобы был готов выдать пленку или что там на ней записано.

Что именно собирался Мартин отдать мне на хранение?

И так ли уж мне теперь хочется это знать?

Не буду знать — не смогу рассказать. Но если они считают, что знать-то я знаю, только рассказать не хочу… Черт возьми, может, не знать еще хуже, чем знать. Поэтому я решил: как ни прикинь, а надо выяснить, кто ее взял.

Мы вернулись к сомкнутым рядам букмекеров, которые выкрикивали свои ставки на последний заезд. Роза свирепо уставилась на меня, вся напрягшись от ненависти, причин которой я тогда еще не понимал. Нас разделяло не более двух метров, отчего моя саднящая кожа покрылась пупырышками, но я снова задал вопрос, на который она уже отказалась ответить:

— Кто дал Мартину пленку на Челтнемских бегах?

На сей раз она сказала, что не знает.

— То есть вы не видели, как Мартину передали сверток, или видели, но не знаете того, кто передал?