Эбигейл Дин - Девушка А

Мы свернули на Мур Вудс-роуд, и Билл, переключив передачу, сбросил скорость.

— Вы знали соседей?

— Нет. Но вот здесь паслись лошади. По дороге из школы домой мы останавливались и разговаривали с ними. Но они нас не запоминали.

— Вы что, кормили их?

— Кормили? Нет. — Я рассмеялась.

За окнами машины молчаливо вырос дом.

— Кормить их мы никак не могли.

Билл вырулил на подъездную дорожку и заглушил мотор.

— Выходить будете? — спросил он.

Каркас дома возвышался на фоне белого неба. Стекла были или разбиты, или отсутствовали. В окнах спален на втором этаже болтались обрывки штор. Крыша провалилась внутрь и выглядела как чья-то физиономия после удара.

— Конечно, — ответила я.

Здесь оказалось прохладнее — со стороны верещатников дул ветер, знаменуя собой конец лета. Я дошла до стены и взглянула на сад. Кучи мусора и сорняки по пояс. В траве запутались старые обертки и обрывки тканей, в которых невозможно было распознать одежду. Круги выжженной земли остались там, где разводили костры местные подростки. Билл стоял у парадной двери и что-то говорил, но из-за ветра я не смогла разобрать слов. На пороге лежало несколько цветочков, завернутых в прозрачный целлофан. Я тронула их ногой. Карточку читать не стала.

— Люди до сих пор приносят цветы, — сообщил Билл. — Это так трогательно.

— Разве?

— Мне кажется, да.

Когда я лежала в больнице, происходило то же самое. Мою палату завалили новыми игрушками и ношеной одеждой. И букетами белых цветов. Как будто я умерла. Доктор Кэй попросила медсестер рассортировать все это и прикрепить ярлыки. Категории следующие: «Приемлемое», «От души, но мимо», «Нечто сумасшедшее».

— Как вы думаете, они поняли суть дела и что из этого может получиться? — спросила я. — Я имею в виду — комитет?

— У них есть цифры.

— Да, цифры есть.

— А вы все так и представляли? — спросил Билл и энергично стукнул по двери.

Мне вдруг захотелось напугать его и сказать: «А вы не хотите посмотреть, что там внутри?»

— Нет. То есть я никогда не представляла.

«А вот он представлял», — подумала я.

Он часто себе это представлял.

Я подошла к машине и взялась за ручку двери, ожидая, когда он разблокирует замок.

— Когда вы приедете в следующий раз, все уже будет снесено, — сказал Билл.

— В следующий раз? — переспросила я.

По дороге назад, когда мы доехали до конца Мур Вудс-роуд, я указала на место сразу за перекрестком.

— Вот здесь меня и нашла та женщина. В тот день, когда мы освободились.

— Прямо на этом самом месте?

— Да, где-то здесь. Знаете, что она сказала потом, когда у нее брали интервью? Она подумала, я — упырь какой-то. Так и сказала. Подумала, будто я — мертвец.

Я приготовилась мило улыбаться. Такое выражение лица я обычно делаю, когда прохожу контроль в аэропорту или даю интервью. Или когда мне что-то нужно.

— Можно задать вам вопрос?

Он взглянул на меня и отвел глаза.

— Почему Мать выбрала исполнителем воли именно меня?

— У меня нет ответа на этот вопрос.

— Да бросьте, Билл. Вы помогали мне, организовывали встречу, договаривались со специалистом по завещаниям. Вы должны были очень хорошо ее узнать, чтобы так заморочиться со всем этим.

— Но это ведь моя работа.

— Разве?

Он шумно выдохнул, щеки у него сдулись. Я порадовалась, что за рулем сидит он и мне можно рассматривать его сколь угодно пристально.

— Ну хорошо. Мы с ней действительно очень ладили. И я на самом деле хотел ей помочь. Вы просто не представляете себе, насколько она была беззащитна. Вся эта злоба, с которой она столкнулась, лишь потому что осталась жива. Но вы, наверное, не захотите об этом слушать. О размере камеры, о насилии, о матерях, которых она встречала в столовой…

— Нет. Не захочу.

— И это все-таки моя работа. Я всегда думал, что стану специалистом по правам человека. И так буду помогать людям. Буду барристером [44] Юрист в Великобритании, который имеет право выступать в суде. . Думаю, на это у меня просто не хватило ума. В Лондоне сразу после университета я ходил на все собеседования подряд. И нет, моих способностей и близко не хватало.

Мне представился Джей Пи, поднимающийся по огромной каменной лестнице, с зажатыми в руке документами, — вот уж кому ума точно было не занимать.

— А эта работа тоже дает мне возможность помогать. Помогать людям, которые, как все считают, не заслуживают никакой помощи.

Его ладони оставляли на руле влажные отпечатки.

— Как бы то ни было, если вы спрашиваете меня, я отвечу: я думаю, что она уважала вас больше всех.

— Правда? — произнесла я. — Не ожидала. Нет, правда, для меня это настоящий сюрприз.

Я заставила себя рассмеяться, хотя ничего смешного не видела. Больше всего мне хотелось ударить Билла.

— Мне кажется, она пыталась. На самом деле пыталась. Она говорила о той стипендии, на которую вы могли претендовать, когда учились в школе. Рассказывала, что не одну неделю пыталась достучаться до вашего отца, капала ему на мозги, как она это называла. Говорила, что ей приходилось хитрить, всегда приходилось хитрить.

Мы проехали мельницу и свернули обратно к городу.

— Уж что-что, а хитрить она умела, — сказала я. — Этого у нее было не отнять.

— Знаете, что она сказала, когда я предложил связаться с вами? Когда она уже умирала? Я предположил, что вы можете приехать, если я вам сообщу обо всем. А она ответила: «Нет, нет, Лекс для этого слишком умна».

Краска залила его шею и щеки до самых ушей, на меня он больше не смотрел.

Я старалась придумать, о чем бы таком приятном нам поговорить остаток пути. Мне представилось, как через несколько часов он придет домой, где в микроволновке уже разогревается его ужин. Вцепится в рубаху и брюки, стащит их с себя и успокоится — благоразумно, в одиночестве — в своей тихой спальне. «Стерва неблагодарная». Хотя так он вряд ли подумает.

Он не стал выходить из машины, чтобы попрощаться. Я выбралась и встала на тротуаре, глядя на него сквозь открытое окно. Я вся вспотела в рубашке и костюме и стояла, обняв себя за плечи — чтобы он не увидел пятна.

— Я очень ценю вашу помощь, Билл. Но впредь не смогу ее принимать.

Он не смотрел на меня, его глаза не отрывались от скучной дороги.

— Ваш отец, — вдруг произнес он. — Вы думали когда-нибудь, что он с ней делал?

— Знаете, я как-то и без этого всегда находила, о чем подумать.

Эви ждала меня в комнате над пабом, такая крошечная на фоне двух кроватей. Бледная, ссутулившаяся, она все же улыбнулась мне, когда я вошла.

— Расскажи мне. Расскажи мне все.

— Как ты себя чувствуешь?

— Да все пройдет скоро. Ну же, Лекс?

Пока я принимала душ, она сидела в углу ванной, уперевшись позвонками в радиатор. Я поведала ей весь свой день, начиная с туалетной кабинки, жестикулируя в струях воды и выныривая время от времени, чтобы увидеть выражение ее лица.