Эбигейл Дин - Девушка А

— Ты их сделала, — произнесла она.

— Абсолютно.

Я рассказала ей о Билле.

— Как Мать ухитрилась обаять его?

И, наконец, о доме — она промолчала в ответ.

— Мне нужно снова там побывать, — сказала Эви. — А ты? Что ты почувствовала?

— Ничего, — ответила я.

— Фирменный ответ Лекс: «Ничего».

— Ну я не знаю, что тут можно еще сказать, — дом и дом. Ну теперь-то ты можешь рассказать мне, как ты себя чувствуешь?

— Так себе.

— Аллергия на Холлоуфилд? — Я пошутила, но Эви задумалась всерьез.

— Не знаю. Это началось, когда мы приехали. Это что-то вроде страха, я думаю. Ужас.

— Мы можем уехать, завтра же. Пожить в Манчестере или вернуться в Лондон. Поищи гостиницу…

— Нет, Лекс, я устала. Давай завтра.

— Хорошо, давай завтра, но первым делом, прямо с утра.

Я сходила в бар за бутылкой вина, и мы распили ее, сидя на стульях около окна в нашей комнате, ожидая, когда начнется гроза. Со стороны верещатников дул ветер, напитанный влагой тех мест, откуда он прилетел. Небо приобрело цвет песка. Я укутала Эви покрывалом и положила ноги на подоконник. Люди на центральной улице выходили из магазинов и спешили к своим машинам. Славно было сидеть вот так — внутри, вдвоем, и день уже близится к концу.

— Я переживала за тебя, — сказала я.

— Я просто устала, — ответила Эви.

— Ты такая маленькая, тебе нужно побольше есть.

— Ш-ш-ш. Расскажи мне лучше сказку, как раньше.

— Однажды в темную ночь началась гроза…

Она засмеялась.

— Счастливую сказку.

— Счастливую? Ну ладно. Жили-были четыре брата и три сестры.

— Не знаю, хочу ли я эту сказку, — она взглянула на меня, приподняв бровь, — мне почему-то кажется, что я уже знаю, чем все закончится.

— Ну а если они будут жить на берегу моря? В большом деревянном доме, прямо на пляже?

— Уже лучше.

— Их родители много работают. Папа занимается небольшим бизнесом, связанным с информационными технологиями, а мама работает редактором местной газеты.

— И она пережила волну сокращений среди журналистов?

— Их веб-сайт выглядит просто потрясающе. Ее муж разработал его.

— Ну тогда конечно!

— Дети то дружат, то нет. Все детство они проводят на пляже. Много читают. Каждый из них хорош в чем-то своем. Самый старший — самый умный…

— Неправда…

— …самый умный. У него свои соображения насчет того, каким должен быть мир. И аргументы у него тоже…

— Девочки. Расскажи о них.

— Ну, одна из них неописуемо красивая, пошла в мать и работает на телевидении. И кто угодно выложит ей все свои секреты. Она знает, чего хочет от жизни, и точно знает, как этого добиться.

— А две другие?

— О, они еще толком не определились. Одна из них хочет стать художницей. Другая сама не знает, кем бы ей хотелось стать. Может, академиком. Может, девушкой по вызову. А может, даже юристом. У них еще куча времени, чтобы все обдумать.

— Они смогут стать, кем пожелают.

— Точно. Но прежде, чем решить окончательно, они уедут из деревянного дома и отправятся путешествовать по свету. Из прочитанных книг они наметили список мест, которые хотели бы посетить. Они будут путешествовать много месяцев или лет.

— Воплощать мечты.

— Затем приедут куда-нибудь поближе к дому, в маленький незнакомый городок, больше похожий на деревню.

— А он не может случайно называться Холлоуфилд?

— Он называется Холлоуфилд.

— Хорошо.

— Оттуда до их дома еще около дня пути. Но они очень устали. Им нужно передохнуть. Они снимают комнату, где их настигает странное чувство — плохое, — как будто им не стоило туда приезжать. Как будто им там не рады. Или, возможно, как будто они уже бывали здесь раньше.

— И что же?

— Ничего. Они сидят у окна в тревоге, пытаются разобраться в себе. Наутро они соберут вещи и отправятся дальше.

— А они хоть знают, как им повезло?

— Нет. Не думаю.

— Как бы я хотела сказать им об этом.

— Не нужно. Пусть живут как живут.

— Ох, Лекс, я так устала.

— Ладно. Хватит нам уже болтать.

Я посмотрела на нее и увидела, что она как будто уменьшилась, стала выглядеть лет на двенадцать-тринадцать. Послышался шум грозы, вдоль центральной улицы надвигалась стена дождя. Я закрыла окно, уложила Эви на кровать и села у изголовья, охраняя ее сон и глядя на то, как в комнате становится темно.

Ночь. Мать. Сгорбившись, сидит у меня в ногах. Она схватилась руками за голову, пальцы у нее распухли и покрыты коркой застарелой грязи. Прежде чем заговорить, я прислушалась к дыханию Эви. В комнате так холодно, что его можно даже увидеть. В темноте белеют вытянутые над головой истощенные руки.

— Мам, — окликнула я ее.

— О, Лекс…

— Мам, — повторила я, — нужно что-то делать.

И я разревелась. Я гордилась тем, что я так редко плакала, прямо как мои любимые герои. Но мне это давалось тяжелее, чем им. Даже мысли о слезах нельзя было допускать, а в тот раз я спохватилась слишком поздно.

— Пожалуйста! — сказала я.

— Временно, — ответила она, — это все только временно.

— Эви голодает. И еще у нее этот кашель и…

— Не знаю, могу ли я что-нибудь…

— Ты можешь. Кое-что ты можешь.

— Что? Что я могу сделать?

— Ты же выходишь в магазин. Ты пойдешь, может быть, завтра. Может, послезавтра. Ты можешь все подстроить. Подойти к кому-нибудь — к кому угодно. И просто начни говорить. Ты можешь рассказать об Отце. Ты можешь просто — ты можешь объяснить. Ты можешь объяснить, что все вышло из-под контроля. Рассказать, как он начал меняться. Ты можешь сказать им, что боишься. Можешь рассказать — о Дэниеле. — Рыдание рвалось у меня из горла. Я проглотила его. — Пожалуйста!

Она покачала головой и сказала:

— Да разве они поймут?

— Просто все вышло из-под контроля. И все.

— Да. Все должно было быть не так, Лекс. Ты же понимаешь. Мы просто хотели вас защитить. Всего лишь. Мы не видели другого выхода…

— Да. Я это понимаю. У Отца была мечта. И когда все пошло не так…

— Все началось задолго до этого, Лекс. Намного-намного раньше.

— Вот и расскажи все это, — сказала я. — Только поскорее. Обязательно поскорее.

Она коснулась моего плеча, затем лица; от прикосновения ее руки в ямочке между подбородком и краем челюсти остался холодок.

— Может, я так и сделаю. Может быть, сделаю.

Разумеется, она не сделала ничего.

Итан у нас в комнате, в руках у него какая-то розовая ткань.

— Вы должны надеть это, и еще вымыться, — сказал он.

У него был ключ от наручников, и, когда брат склонился надо мной, я вцепилась в его руку. Итан покачал головой.

— Если ты попытаешься что-то сделать… Отец просто убьет нас — и тебя, и меня. Не сегодня, Лекс.

— Тогда когда?

— Я не знаю.

Я села на кровати и потянулась. Мышцы словно сдвинулись и заныли. Едва освободившись, Эви ринулась через Территорию — ко мне на колени; она обхватила меня руками за шею и повисла, как ленивец на ветке.