Люси Фоли - Список гостей

Мне льстит, что он помнит мое имя, что он узнал меня в лицо. И потом я вспоминаю, что ему не понравилось это самое лицо настолько, чтобы вставить его в шоу, поэтому сдерживаю свой энтузиазм.

— Пирс, — говорю я, протягивая руку. Понятия не имею, зачем ему подходить и говорить со мной. Мы встречались только один раз, когда я пришел на кастинг с Уиллом. Было бы лучше просто поднять бокалы друг другу над головами этой толпы в качестве приветствия и оставить все как есть.

— Давно не виделись, Джонно, — продолжает он, покачиваясь на пятках. — Я тебя почти и не узнал… с отросшими волосами.

Это он пытается быть вежливым. Мои волосы почти не отросли. Но, наверное, я выгляжу лет на пятнадцать старше с нашей последней встречи. Пожалуй, все дело в алкоголе.

— И чем ты занимался? — спрашивает он. — Наверняка чем-нибудь стоящим.

Мне кажется, что эта фраза звучит как-то странно, но решаю не обращать внимание.

— Ну, — я весь надуваюсь от гордости, — я занимаюсь производством виски, Пирс.

Я изо всех сил стараюсь показаться важным, но на самом деле думаю только о том, как этот мужик отказал мне в письме всего одной строчкой.

Не совсем то, что нужно для шоу.

Видите ли, именно у меня возникла идея этого шоу. Я не говорю, что придумал вообще все. Но я знаю, что посеял само семя. Где-то год назад мы с Уиллом сидели в пабе и выпивали. Я первый всегда предлагал встретиться. Уилл слишком занят, хотя в те дни у него практически не было актерской карьеры, всего лишь агент. Но хоть он и откладывает встречи, но никогда не отменяет. Между нами слишком много общего, чтобы эта дружба умерла. Он это знает.

Видимо, я хорошо напился, раз вспомнил главную игру школы: «Выживание». Я помню, как Уилл на меня уставился. Думаю, он боялся того, что я скажу дальше. Но я не собирался вдаваться в подробности. Мы никогда этого не делаем. Я смотрел какую-то программу прошлой ночью с коллегой, и она показалась мне такой простой. Поэтому я сказал:

— Это стало бы крутой телепрограммой, не то что все эти так называемые шоу на выживание.

Тогда он посмотрел на меня совсем по-другому.

— Что? — спросил я.

— Джонно, — сказал он, — возможно, это лучшая идея за всю твою жизнь.

— Да, но этим нельзя заниматься. Ну, знаешь… из-за того, что случилось.

— Это было сто лет назад, — сказал Уилл. — И это всего лишь несчастный случай, помнишь? — и потом, когда я так и не ответил. — Помнишь?

Я посмотрел на него. Неужели он правда в это верит? Уилл ждал ответа.

— Да, — вздохнул я. — Да, так и было.

И уже через несколько дней Уилл устроил нам обоим кинопробу. А остальное, как говорится, уже история. Во всяком случае, для Уилла. Очевидно, им не нужна моя уродливая рожа.

Я понимаю, что Пирс как-то странно на меня смотрит. Наверное, он меня о чем-то спросил.

— Прости, — говорю я. — Еще раз, что?

— Я сказал, что ты нашел свое дело. По крайней мере, наша потеря — это находка для мира виски.

Наша потеря ? Но при чем тут потеря: они дали мне от ворот поворот, и все.

Я делаю большой глоток.

— Пирс, — начинаю я, — вы не хотели снимать меня. Так что, при всем уважении, какого хрена ты несешь?

Тучи на горизонте становятся все более угрожающими. Ветер усиливается. Шелковые платья развеваются на ветру, пара шляпок уносится прочь, пара закусок улетает со стола.

Но над нарастающим шумом ветра раздается голос певицы:

На одно мгновение мне кажется, что я разучилась дышать. Эта песня. Мама пела ее нам в детстве. Я заставляю себя вдохнуть, выдохнуть. Сосредоточься, Ифа. У тебя много работы.

Гости уже столпились вокруг меня, засыпав вопросами:

— А в этих канапе нет глютена?

— А где здесь ловит связь?

— Вы попросите фотографа, чтобы нас сняли?

— Можете пересадить меня в другую часть стола?

Я хожу среди них, успокаивая, отвечая на вопросы, подсказывая, где туалет, гардероб, бар. Кажется, их гораздо больше, чем полторы сотни: они повсюду, снуют туда-сюда, роятся у бара, на траве, позируют для фотографий, целуются, смеются и хватают канапе у армии официантов. Я уже отвела нескольких гостей подальше от болота, пока никто из них не попал в беду.

— Прошу, — обращаюсь я к очередной компании, пытающейся пробраться с напитками на кладбище, будто это какие-то аттракционы, — некоторые надгробия очень старые и хрупкие.

— Что-то не похоже, чтобы их кто-то навещал, — замечает мужчина спокойным милым голосом, когда они неохотно отходят подальше. — Это же необитаемый остров, да? Так что вряд ли кто-то будет возражать.

Очевидно, он еще не обратил внимания на маленький участок, где покоится моя семья, и я этому рада. Не хочу, чтобы они слонялись среди надгробий, проливая на них напитки и ступая по священной для меня земле в своих остроносых туфлях и блестящих ботинках, читая надписи вслух. Там на всеобщее обозрение выставлена моя личная трагедия.

Я готовилась к этому, к тому, как странно будет видеть здесь всех этих людей. Это было неизбежно: но, в конце концов, именно этого я и хотела. Снова привести гостей на этот остров. И все же я не совсем понимала, насколько непрошенными они окажутся.

Церемония длилась целую вечность — по крайней мере, так мне показалось. Я вся продрогла в своем тонком платье. И так крепко вцепилась в букет, что шипы впивались мне в кожу сквозь белую шелковую ленту. Пришлось слизнуть капельки крови с ладоней, пока никто не видел.

В конце концов все закончилось.

Но после была еще и фотосессия. Лицо занемело от попыток улыбаться. У меня болят щеки. Фотограф постоянно просил меня «перевернуть это хмурое личико вверх ногами, дорогуша!» Я пыталась. Знаю, вряд ли было похоже на улыбку, — наверное, это скорее оскал, потому что именно так я и чувствовала. Я понимала, что Джулс уже начинает злиться, но ничего не могла с этим поделать. Не могла вспомнить, как правильно улыбаться. Мама положила руку мне на плечо.

— Все хорошо, Ливви?

Пожалуй, она понимала — что-то не так. Все совсем не «хорошо».

Вокруг собирается толпа: тети, дяди и другие родственники, которых я сто лет не видела.

— Ливви, — спрашивает моя кузина Бет, — ты все еще с тем парнем? Как там его зовут?

Она на несколько лет младше: ей пятнадцать. И мне всегда казалось, что она на меня равняется. Помню, как я все рассказывала ей про Каллума в прошлом году, на пятидесятилетии моей тети, и гордилась тем, как Бет ловит каждое мое слово.

— Каллум, — говорю я. — Нет… уже нет.