Сергей Изуграфов - Смерть на Кикладах. Сборник детективов №1

– Будем делать все, чтобы избежать кровопролития и жертв. Скажут перегружать – будем перегружать. Никаких конфликтов на «Афине» не допустим, тут я полностью на вашей стороне, – решительно ответил Алекс. – Еще оружие на борту есть?

– Есть. Как без оружия в наши неспокойные времена! – капитан снова выпустил клубы ароматного дыма. – У меня есть «Большая Берта». Не пушка, само собой, – в ответ на удивление, ясно написанное у Смолева на лице, ответил он с улыбкой. – Не пушка. Но дробовик, по спецзаказу. Один знакомый немецкий мастер-оружейник делал. Кроме моего дробовика и этого пистолета на борту больше огнестрельного оружия нет.

– Боюсь, тут вы сильно ошибаетесь, дорогой капитан! Думаю, кроме моего, – Алекс распахнул на мгновение свой пиджак, продемонстрировав свой «Herstal FN 5,7», – вашего и этого новенького «Вальтера ППК» на судне в настоящий момент еще два-три ствола. Они заряжены и готовы к бою. И владеют ими люди, которые профессионально умеют с ними обращаться, – в отличие от нашего забывчивого друга. И правильно, что не поверили этой мадам. Будьте настороже! По поводу полиции – взаимодействие с ними я беру на себя. Но на «Афине» нам придется выкручиваться самим.

– Черт бы подрал все эти археологические раскопки! – после короткой паузы с чувством пророкотал Василиос своим нутряным басом. – Пойду, заряжу «Большую Берту».

– Подождите, капитан. Это успеется. Думаю, что у нас еще впереди весь день. Давайте договоримся, что действуем с вами по следующему плану…

На борту баркаса «Афина» уже несколько часов кипела работа: из-под воды с помощью мощной лебедки и крана на тросах в специальных сетках поднимались амфоры, покрытые песком и блестящие на солнце от морской воды, что стекала с них ручьями на дощатую палубу баркаса и вытекала обратно в море через штормовые портики – отверстия в фальшбортах.

Амфоры аккуратно и бережно выкладывались на палубу, на специально разложенные надувные коврики, где Лили Бэрроу с кистью и блокнотом в руках проводила первую регистрацию артефактов, аккуратно очищая их от прилипшего к ним мусора с морского дна.

Джеймс самозабвенно руководил процессом подводных работ, наблюдая в монитор за происходящим на дне, отслеживая этап за этапом и искренне, как ребенок, радуясь каждой находке, что доставляла на борт лебедка с очередным подъемом.

Смотритель музея Теодорос Феодоракис и его спутница стояли у него за спиной и очень внимательно следили за результатами работы. Джеймс, захваченный происходящим, не обращал на них ни малейшего внимания. Смолев и Василиос находились на верхней палубе, откуда было все очень хорошо видно, и тоже внимательно следили за происходящим.

Наконец, верхний ярус амфор был полностью поднят с глубины на борт «Афины». Необходимо было сделать перерыв перед тем, как приступить к раскопкам, вернее, к размыву с помощью мощного водяного насоса того небольшого песчаного холма, под которым лежали еще пять амфор, на сохранность пробок и содержимого которых так надеялся Джеймс.

– Двадцать шесть амфор! – запыхавшись, весело отрапортовала Лили, поднявшись на верхнюю палубу, вытирая с лица пот и морские брызги. – Но, увы! Все пустые. Я все их сфотографировала и описала по порядку поднятия на борт.

– Каким веком вы датируете их, Панайотис? – поинтересовался Смолев с верхней палубы у смотрителя археологического музея, стоявшего внизу. – Ваша первоначальная версия подтверждается?

Феодоракис присел на корточки у ряда амфор, аккуратно разложенных вдоль борта, достал из кармана небольшую щеточку на костяной рукоятке и небрежно потер пару амфор, счищая песок с округлых боков.

– Да, это первый век до нашей эры, – наконец ответил он, распрямившись, глядя вверх на Смолева. – Думаю, пятидесятые – шестидесятые годы. Скорее всего, в этих амфорах везли оливковое масло и вино. Да и судя по тому, что мы видим на мониторе – это римское торговое судно – онерария – середины первого века до Рождества Христова. Типичные круглые обводы корпуса, длина около тридцати метров, ширина – пять, может быть, шесть. Да, совершенно однозначно: это торговая «навис онерария».

– Ваше мнение, Джеймс? – обратился Алекс к английскому археологу.

– Согласен с коллегой! – радостно подтвердил Бэрроу, оторвавшись от монитора, на котором он последние несколько минут что-то внимательно изучал.

Положительные эмоции от долгожданной находки совершенно вытеснили у него негатив по отношению к Феодоракису и Делапорта. В этот момент Джеймс любил весь мир. Он задрал голову, глядя на Алекса блестящими от возбуждения глазами.

– И у меня есть доказательство, которое не оставляет ни малейших сомнений по этому поводу! – радостно потирая ладони, ответил археолог.

– Какое, милый? – спросила Лили.

– О, вам всем надо это видеть, спускайтесь сюда, спускайтесь, я вам покажу! – и он несколько раз махнул рукой, призывая их к себе.

Когда все столпились за его спиной вокруг монитора, Джеймс развернул увеличенное изображение кормы, что лежала на глубине около восьмидесяти метров, куда сегодня спустился водолаз для проведения разведывательных работ, пока аквалангисты помогали поднимать амфоры со средних глубин.

– Смотрите, – сказал Джеймс, посмеиваясь. – Сейчас вы все ахнете!

– Боже мой! – вдруг вскрикнула Лили, не отрывая взгляда от монитора. – Но ведь это… Лебедь! Какая красота! Какой огромный!

И в самом деле: камера, опущенная водолазом на эту глубину, показала голову лебедя с опущенным вниз клювом на высокой, тонкой и загнутой шее в виде вопросительного знака.

– Потрясающе! – совершенно искренне произнес смотритель музея и похлопал сидящего перед ним Джеймса по плечу. – Практически совершенно целый акростоль! Очень редкая находка.

– Удивительно, – произнес Алекс, всматриваясь в несколько размытое изображение. – Но что это означает?

– Это означает, что перед нами действительно «навис онерария» середины первого века до нашей эры. Это голова лебедя, что располагалась на корме у таких судов в виде украшения – акростоля. Иногда шея достигала трех метров в высоту, в зависимости от размера судна. Наша находка – еще средних размеров судно, а бывали и до двухсот метров в длину. Нам очень повезло, что мы ее обнаружили, это сильно облегчит нашу работу по датировке и доказательной базе. Были несколько находок в Средиземном море, но там они почти разрушились. В Эгейском море степень солей другая, здесь находки сильно известкуются, словно одеваются в тонкий защитный панцирь. Это чудесный результат, акростоль сэкономит нам массу усилий и времени. Да и просто… разве она не прекрасна? Посмотрите, какая плавная красота, изящество, какое совершенство линий! – говоря все это, Джеймс был совершенно счастлив.