Стейнар Браги - Ката

С лестницы просматривалось одно из окон квартиры, и Ката следила за ним: мало ли, вдруг Фьёльнир покажется там с сигаретой и будет тихонько стоять и курить на сон грядущий, или читать книгу, или заниматься еще какой-нибудь ерундой – чем-нибудь совершенно другим, чем то, что ей наговорила Соулей.

Но когда она вновь перевела взгляд на подругу, у той было уже другое выражение лица, глаза вытаращены – и тут дверь распахнулась, и Соулей упала на зад на лестничную площадку. Кто-то, вылетев из дверей, пробежал мимо Каты, преодолев лестницу в несколько прыжков. Она прижалась к стене и смотрела, как полуодетая плачущая женщина мчится через сад и скрывается. За ней выбежал Фьёльнир, прокричал что-то, чего Ката не расслышала, но остановился на площадке, увидев Соулей. Та поднялась с пола, прижалась к перилам и изумленно поглядела на Фьёльнира.

– Ты! – проорал тот, моргая глазами. Он был гол по пояс, тело бледное, хилое, над резинкой от трусов висело бесформенное пузо. – Что тебе надо, сучка ты эдакая? Я думал, ты мне больше надоедать не будешь! – завопил он и загородил Соулей выход с лестницы, так, что она стала не видна Кате.

Соулей сказала что-то, чего Ката не расслышала, а Фьёльнир сделал шаг вперед и отвесил ей звонкую пощечину. Ката взбежала верх по лестнице. Она увидела занесенный для удара кулак, но опередила Фьёльнира: схватила за горлышко бутылку, оброненную Соулей на площадке, и со всего размаху ударила его ею по голове. Раздалось громкое «бум!», но бутылка не разбилась. Ката выпустила ее из рук и увидела, как Фьёльнир одной рукой хватается за голову, а другой шарит в поисках опоры. Он схватился за Кату, подтащил ее вплотную к той кадке между дверьми, кадка опрокинулась, и оба они повалились на землю, барахтаясь и брыкаясь. Фьёльнир не выпускал ее; судя по всему, он еще был в полном сознании, плевался и ругался, пытался перевернуться и оказаться сверху. Повсюду вокруг были камни из кадки, Ката нашла на ощупь большой круглый булыжник и стукнула им Фьёльнира по голове; удар был слабый, но достаточный, чтобы он выпустил ее и повалился на бок. Ката поднялась на колени, вновь схватила булыжник – и ощутила, как из нее вырывается ничем не сдерживаемая злость.

– Козел ты, козел несчастный, – прошипела она, села поудобнее, получше перехватила камень и как следует стукнула мужчину по верхней части головы.

Фьёльнир опрокинулся на спину и пнул ее по ляжке, но Ката не почувствовала этого. Она подмяла его под себя и залепила ему камнем в челюсть: и раз, и другой, – пока его рот не исказился и не стал напоминать дырку на лице. Из его носа хлестала кровь, руки Каты были перемазаны чем-то красным по локоть, да и грудь тоже – она не заметила, как так вышло. Ее схватили за руку, и, подняв глаза, она увидела Соулей: та велела ей прекратить. Опомнилась Ката уже по пути вниз по лестнице, Соулей затолкала ее в машину, а сама села за руль.

– Ты поведешь? – спросила Ката, и собственный голос показался ей далеким-далеким, все тело гудело от прилива адреналина. Вскоре ее руки задрожали так сильно, что ей стало тяжело удерживать их в спокойном состоянии, она терла ими коленки и смотрела в заднее окно – но погони не было. Перевела взгляд на Соулей – а та прищурилась, смотря через лобовое стекло на дорогу, а затем поднесла к губам бутылку и сделала глоток.

– Ты все еще со своей бутылкой? – спросила Ката, повторила про себя собственный вопрос и рассмеялась – наконец она нашла способ снять напряжение, – но велела себе замолчать. Она боялась.

Соулей передала Кате бутылку. Та отпила из нее, посмотрела в окно и увидела, что они приехали на улицу Боргартун.

Они отправились к Кате домой. В городе еще было полно народу, но в Тингхольте улицы были пустынны, а дома тихи.

Перед домом парковаться было негде, и Соулей поставила машину возле супермаркета «Бонус». Когда они вошли в квартиру, Ката принесла для них обеих бокалы и налила красного вина.

– А стаканы и лед у тебя есть? – спросила Соулей и пояснила, что хочет выпить рому, который у нее с собой, а с красным вином погодить. Ката принесла то, о чем она просила, поставила диск Сезарии Эворы, и когда адреналиновая горячка улеглась, ей стало страшно; все случившееся показалось ей таким невероятным, что голова пошла кругом.

– Да ты его даже не вырубила, – сказала Соулей. – Тем более, что это была самозащита. Если б ты ничего не делала, он бы меня отпинал, и мне была бы хана. И тебе тоже. Тебе было бы лучше, если б мы обе загремели в отделение «Скорой помощи»? И ты была бы вся избита, и твои же коллеги тебя штопали бы? Да ни за что на свете, подруга, так что всё, проехали.

– Он меня потянул за собой в падении, – сказала Ката. – После того, как я его ударила этой бутылкой.

– Да. После того, как он закатил мне оплеуху и собрался прибить. А ты его остановила.

– Я помешала ему ударить тебя.

– Да. И я ему тоже наваляла, не ты одна.

– Правда?

Соулей кивнула.

– Да. Я его пинала и камнями в него кидалась.

– Не верю. – Ката осушила стакан и снова наполнила. – Ты это выдумала, чтобы мне было не так паршиво?

– Да нет, конечно!

– А как ты думаешь: я его убила? Даже если не вырубился, он мог и после помереть. Или у него будет серьезная травма головы; я такое часто видала…

Соулей зажгла сигарету и положила Кате руку на колено, чтобы успокоить ее.

– Да, это хорошо было, – сказала Ката и кивнула, затем взяла у Соулей сигарету и зажгла, хотя, строго говоря, уже выкурила свою сегодняшнюю «норму». Но ведь уже настал новый день.

Ката вышла в туалет посмотреть, нет ли у нее синяков, но ничего не обнаружила.

– А его соседи? – спросила она, когда вошла.

– Да какая разница. Они услышали либо нас, либо его вопли. По крайней мере, у них в коридоре зажегся свет. Это муж с женой, старенькие.

– И они позвонили в полицию…

– Наверное, А может, нет. Когда он избивал меня, они на такое раскачаться не могли.

– Они открыли дверь и увидели, как он лежит на тротуаре, вот и позвонили. А может, видели и то, как мы бежим по саду. Номер на машине видели. Я же в этой квартире прописана. Как ты думаешь, они могли увидеть номер? Может, к нам сейчас уже кто-нибудь выехал?

Соулей помотала головой и налила себе еще рома; она не казалась ни пьяной, ни трезвой, только слегка потрепанной, волосы спутаны, в глазах блеск – но когда разговаривала, создавалось впечатление, что мыслит она ясно.

– Все обойдется, я тебе это гарантирую. А потом, он сам ничего не будет помнить. Решит, что упал или что-нибудь в этом духе.

– Какая разница, какая, в жопу, разница! – вырвалось у Каты, и она почувствовала, как в ней вспыхивает гнев. – Я об этом не жалею. Я рада; я чувствую, что я живая . – Она вскочила и немного покружилась по комнате, затем повернулась к Соулей и сказала, что снова так поступит, и снова, и снова. – Расскажи мне еще раз, как он с тобой поступал. Если тебе это не противно… Прости. Я больше не буду. – И снова села на диван.