Анне Ханкок - Трупный цветок

Тишина.

– При задержании у тебя оказалось почти восемь тысяч крон наличными.

– Ну и?

– Откуда они взялись?

– От зубной феи, – сказал мужчина, обнажая в улыбке сломанный зуб.

– Где ты зарабатываешь на жизнь?

– Везде понемногу.

– Понемногу? На кого же ты работаешь?

– На себя.

– Независимый, значит?

Мужчина кивнул, как будто ему понравилось определение.

– Независимый… да.

– Чем же ты занимаешься – так независимо?

– Решаю проблемы.

– А Элоиза Кальдан была проблемой, которую нужно было решить? И Ульрик Андерсон?

Мужчина обвёл комнату скучающим взглядом.

Эрик Шефер наклонился над столом.

– Это Йоханнес Моссинг заплатил тебе, чтобы ты их убрал?

Их взгляды встретились. Мужчина улыбнулся и промолчал.

– Что за хрень он вытворяет? Что он скрывает? – продолжал Шефер. – Если ты сдашь мне Йоханнеса Моссинга, дашь что-то существенное на него, что-то, что я смогу использовать против него, то увидишь, ты проведёшь здесь значительно меньше времени и с бóльшим комфортом, чем если откажешься играть на нашей стороне.

Это был блеф. Шефер не имел полномочий предлагать такой бартер, и он ясно почувствовал, что человек по ту сторону стола это знает.

Его брови сдвинулись и практически сошлись на переносице, когда он вопросительно смотрел на Шефера.

– Йоханнес… как?

Они с Шефером долго смотрели друг на друга. Затем мужчина засмеялся тихим хриплым смехом.

– Хорошо, – сказал Шефер, кивая, – тогда пойдём трудным путём.

Дверь позади Шефера открылась, и в комнату влетел коротконогий мужчина, в котором он узнал адвоката Маркуса Плесснера. Он был одет в серебристо-серый костюм, который, как догадывался Шефер, был сшит на заказ, потому что, насколько он мог вообразить, в мире не существовало лекала, которое подходило бы фигуре Плесснера: это был совершенно квадратный человек – как кубик Рубика с ногами.

Шефера весьма позабавило, что с момента их последней встречи волос у него на голове значительно прибавилось, пучки пересаженных волос закустились на бывшей лысине, как салат на грядке.

– Отойдите от моего клиента, – сказал он, обошёл стол и остановился рядом со Стефаном.

Он положил руку ему на плечо и осмотрел его лицо.

– Чёрт, надеюсь, вы к этому не причастны, – сказал он быстро – он всегда говорил быстро, как комментатор на спортивных соревнованиях, – и с подозрением взглянул на Шефера.

– Нет, к сожалению, эта честь принадлежит не мне.

Эрик Шефер уже сталкивался с Маркусом Плесснером несколько раз. Этот человек был известен своим талантом представлять рокеров, похитителей детей, бандитов и наркоторговцев в виде страдальцев, которых совершенно несправедливо преследуют, и, что ещё хуже, он умел убеждать в этом присяжных заседателей.

Чаще всего Шеферу приходилось испытывать сомнительное удовольствие от его компании на слушаниях Йоханнеса Моссинга, и, когда Моссинг после ряда запросов от Шефера решил подать заявление о травле, именно Плесснер кричал:

Преследование со стороны должностного лица наносит моральную травму Йоханнесу Моссингу как честному и добропорядочному гражданину. Нет ни одного доказательства вины моего клиента – ни одного! И если это немедленно не прекратится, мы будем ходатайствовать о судебном приказе, запрещающем г-ну Шеферу общение с моим клиентом.

– Больше ни слова, понял? – сказал Плесснер, глядя на Стефана. – Ни единого слова без согласования со мной.

Шефер посмотрел на них по очереди.

– Чем бы ты ни зарабатывал на жизнь, Стефан, должно быть, дела идут неплохо, раз ты можешь позволить себе юридическую консультацию не кого бы то ни было, а «Орлеффа и Плесснера».

– Молчи, – снова сказал адвокат своему клиенту.

– Ну и вообще, немного забавно, что тебя представляют люди Йоханнеса Моссинга, тебе так не кажется? Старые коллеги Кристофера Моссинга?

– Да, обалдеть как забавно, – иронично сказал Плесснер. – А теперь не могли бы вы покинуть помещение? Я должен поговорить с клиентом наедине.

– Я уже закончил с ним. – Эрик Шефер встал. – Могу сообщить, что ваш клиент обвиняется в покушении на убийство журналиста Элоизы Кальдан и что мы также подозреваем его в убийстве журналиста Ульрика Андерсона при исполнении им своих служебных обязанностей.

– Спасибо за информацию. До свидания. – Плесснер кивнул на дверь.

Уже взявшись за дверную ручку, Шефер обернулся.

– Я пришлю сюда представителя судмедэкспертизы.

Плесснер с удивлением посмотрел на Шефера.

– Для чего?

– Сделать отпечаток подошвы вот этой обуви. – Шефер показал на пумовские кроссовки Стефана. – Очень похоже, что она сорок первого размера, а это плохо для вашего клиента по двум причинам. Во-первых, отпечаток такой обуви был обнаружен на месте убийства Ульрика Андерсона.

Плесснер громко фыркнул.

– А во-вторых?

Шефер открыл дверь.

– Пфф. Вы же знаете, что говорят о мужчинах с маленькими ступнями.

Днём Герда зашла домой к Элоизе, чтобы собрать ей сумку чистой одежды. Пара трусов, толстовка, легинсы, Элоизины любимые зелёные кроссовки и джинсовая куртка. Она принесла одежду в больницу и спросила, не нужно ли остаться.

– Нет-нет, иди спокойно. У меня всё прекрасно, – сказала Элоиза, и это была практически правда.

Чувствовала она себя сносно. Горло больше не болело так, как будто его пропустили через мясорубку, а голова уже не казалась тяжёлой, как шар для боулинга. Врач выписал её, потому что она пообещала провести следующие несколько дней дома в постели.

Но Элоиза боялась идти домой одна. Нет, не боялась – ей бы не хотелось, чтобы её обвинили в боязни. Но она просто не хотела идти в свою квартиру одна.

Не сегодня. Не сейчас.

Шефер позвонил и сказал, что мужчину, который напал на неё, обвиняют также в убийстве Ульрика.

В убийстве.

Предчувствие Элоизы оправдалось. Ульрика убили. Это сделал тот же человек, который напал на неё.

Эта мысль потрясла её.

Шефер сказал, что над ним был суд и что судья приговорил его к тюремному заключению. Но был ли он единственным, кто намеревался её убить? Не было ли других, которые затаились, выжидая момент, чтобы напасть, когда она ослабит бдительность? Сможет ли она когда-нибудь снова почувствовать себя в безопасности?

Должна ли она отказаться от расследования?

Элоиза пошла в ванную с сумкой, которую принесла Герда, и с радостью скинула с себя больничную одежду. Она опустила руки под холодную воду, бежавшую из крана, и умыла лицо. Посмотрела в зеркало.

«Подними голову, – сказала она себе. – Держи спину ровнее, соберись!»

Спускаясь в лифте на первый этаж, она почувствовала, как засосало под ложечкой, когда подъёмный механизм пришёл в движение. Каждый раз, когда двери открывались, в замкнутое пространство железной кабины заходили всё новые и новые пациенты, все одетые в больничную форму. Некоторые с кислородными масками или передвижной капельницей, другие с большими опухолями на шее или лице, почечники с желтоватой кожей и отекшими ногами и маленькая лысая девочка, которая тепло улыбнулась Элоизе.