Роман Канушкин - Телефонист [litres]

– Видите ли, – рассказывал Форель, – они оба обожали Сандуновские бани, и Григорьев узнал татуировку Пифа, сделанную еще в ВДВ, которой тот очень гордился. Узнал, когда смотрел прямой эфир. И не знал дальше, чего уже и думать.

А потом они втроём – Форель, Сухов и Ванга – реконструировали события. Телефонист избавился от Пифа. Тело Максима Епифанова всё-таки обнаружили на его дачном участке, присыпанным в подвале и уже окоченевшим. Но вот что удивительно – или здесь речь об ещё одном совпадении: глупая выходка, стоившая одному из участников жизни, а другому сулившая серьёзные проблемы юридического толка, оказалась первой ласточкой, сбившей всё с точек равновесия. То, что его кто-то опередил с акцией «Две свечи», вызвало у Телефониста замешательство, а потом раздражение и гнев. На встрече Ванги и Дюбы в его машине он понял, о ком идёт речь.

– И это заставило его выползти, действовать не на своём поле, – заканчивал свою историю Форель. – Так что, можно сказать, нам повезло.

И опять Ванга хотела о чём-то спросить, но не решилась. Всю третью ночь после происшествия она проплакала, и хорошо, что Петрика опять не было дома, но на утро проснулась совершенно здоровой. Вроде бы здоровой.

– Вы догадались, что это Мадам, да? – спросил Сухов. – Судя по тому, что вы записали…

Форель покачал головой:

– Просто когда Ольга попросила её фотографию… Было ощущение… Словом, тогда я решил покопаться в истории семьи. Понимаете, больше некому было, с рукописью… физически никто другой в доме не находился. Никто не мог. Но и Мадам не могла.

– А это и не была Мадам, – сказала Ванга.

Форель внимательно посмотрел на неё. Усмехнулся печально:

– Не знаю… Наверное. То, с чем мы столкнулись, – вздохнул. – Такого даже в моих книгах не было. И этот выстроенный заново дом… Саркофаг воспоминаний… Думаете, его всё-таки подожгла сама Марлен Рутберг?

Сухов пожал плечами:

– Были подозрения… И даже, что старшие дети. Но обстоятельства так и остались непрояснёнными. Павел Протасов, отец семейства, крепко пил. Удобное основание, чтобы замять дело.

– Отец, – как-то протяжно-странно выговорил Форель. И улыбнулся: – И всё-таки, как бы Игорь Рутберг ни утверждал, что он полностью здоров, чуть ли не такой комплекс полноценности, здесь… Знаете, здесь не обошлось без фрейдизма в виде комикса, – Ванга на минуту потемнела лицом, но писатель смотрел на Сухова. – Марлен Рутберг была очень красивой женщиной. И младшие дети пошли в неё. А Елена унаследовала черты отца…

– Нам это известно, – ровно произнёс Сухов.

Форель кивнул:

– Да. Очень странный… Эдипов комплекс. Невероятный. И чудовищный. Учитывая инцест и то, что Елена была первой женщиной Игоря Рутберга… Стала. И этот кошмарный дом… Наверное, они считали, что очистили его огнём.

Сухов нахмурился, и Форель словно опомнился:

– Простите, Ванга.

– Не прощу, – она улыбнулась. – Но и себя тоже. Шучу, – добавила она.

Сухов отвернулся. Ванге стало зябко. Пока не выходит шутить, она выздоравливает, обязательно выздоровеет, эта стена не может быть бесконечной, но пока её улыбка выходила горькой.

– Пойду принесу вам кофе, – сказал Сухов. Будто почувствовал чего. И тогда Ванга решилась:

– Скажите, а Мадам… Неужели вы вообще ничего не чувствовали? Три года и… – спросила она, как только Сухов оставил их вдвоём.

– Нет, – Форель покачал головой. – Вообще…

Помолчал, вздохнул:

– Наверное, вы правы, – это была не Мадам. Она бы никогда этого не сделала. Моя Мадам…

Улыбнулся так же горько, как и Ванга.

– Я тоже, – глухо произнесла Ванга. – Вообще ничего.

– Ванга, послушайте…

– Все инстинкты молчали… Неужели он так умел? Ни на что я не годна…

– Ванга, я понимаю вас, но послушайте, – Форель усмехнулся, так же, наверное, немножко горько. – Мы были слишком близко. Вы, я, Ольга. Мы все! Недопустимо близко. И не разглядели.

Она посмотрела, как Сухов возвращается с кофе, и улыбнулась ему и инстинктивно опустила глаза.

– Ванга, вы ни в чём не виноваты.

– По-старому уже не будет, – сказала она тихо.

– Почему? Будет. Может, и не сразу, но будет, – Форель вспомнил свою дурацкую неудавшуюся книгу и добавил: – Ведь время обладает ещё одним свойством – оно лечит.

Но пока так не выходило. Легко давать советы другим, иногда хорошая терапия помогает. Но это как с докторами: мало кто научился лечить самого себя. Он лишился своей Мадам, из-за полученной травмы она впала в кому, и как там будет… Но своей Мадам он всё равно лишился. И в довершение ко всему Ольга оборвала с ним все контакты. И хоть даже за время только этого разговора Ванга уверила его, что с ней всё в порядке, чтобы он не беспокоился, просто человеку надо побыть одному, это всё… Похоже, по-старому, правда, уже не будет. И чего бы там ни лечило время, и чего бы он ни говорил Ванге, иногда с нами случаются вещи, которые меняют всё. И каждый открывает свой счёт потерь, к которым просто начинает привыкать.

Позвонила Ксения. Сухов извинился и всё же не удержался и расплылся в улыбке. Но говорил без нажима, чуть ли не соглашаясь на все просьбы дочери. Форель с Вангой переглянулись.

– Учится, – важно заявил писатель, указывая оттопыренным большим пальцем на Сухова.

– Мы все учимся, – сказала она. Наконец её улыбка вышла не такой грустной.

Сухов закончил говорить, снова извинился. Он вообще сегодня произносит много лишних слов.

– Как она? – поинтересовался Форель. Ксения оказалась самой стрессоустойчивой из них.

– Хорошо, – сказал Сухов. – Отлично. Вам огромный привет. Говорит, вы её ангел-хранитель.

– Ну, я… – Форель замялся.

– Она так считает, – сказал Сухов. Посмотрел на него прямо и серьёзно добавил: – И я тоже.

Ольга позвонила только через месяц. Когда май уже вовсю катил к завершению. Эта прекрасная цветущая весна, которая чуть не стала чёрной, заканчивалась. Ольга сообщила, что Мадам вышла из комы, но всё пока очень нестабильно, неясно, как там дальше будет, и опасаются нового ухудшения.

– Просто я подумала, что ты должен знать, – сказала Ольга.

– Да, должен, спасибо, – сказал он. Потёр губу, наверное, чтобы не облизывать, спросил: – Ну и куда ты пропала? Зачем?

Молчание в телефонной линии. Но лучше, чем ничего. Он подумал, что надо попробовать пошутить: по-старому не будет, но ведь шаг за шагом можно, их старые словечки, знаки, формы, не утраченные до конца смыслы, мостики, чтобы опереться шаг за шагом, чтобы стать хоть чуточку ближе, попробовать… Но вместо этого он молчал. И она молчала. Наконец он сказал:

– Эй, я всё ещё здесь.

– Я тоже.

– Ты… – с трудом сказал следующее слово и даже не понял, какая у него была интонация: – Приезжай.