Камилла Гребе - Оцепенение

Я игнорирую лодку. Может, мотор снова заглохнет.

Если повезет, мне удастся скрыться.

Мысли возвращаются к тебе, Юнас. Они всегда возвращаются к тебе.

Я так сильно скучаю по тебе. Мне так больно. Боль такая сильная, что сводит меня с ума.

Те мальчики… Нет, я не думала, что они – это ты, но мне так хотелось верить, что ты жив…

Зато они помогли мне снова почувствовать себя матерью. Чьей-то матерью.

Они лежали там такие беспомощные, нуждающиеся в моей любви и заботе. Им становилось все хуже, они теряли вес, у них появлялись пролежни и другие осложнения. И я начинала думать, кем их заменить. Думала, что так мне будет лучше.

Но они не могли заменить тебя.

Смотрю на море. Лодка приближается. Подпрыгивает на волнах, как поплавок, оставляя за собой след из белоснежной пены.

Прятаться мне негде.

Я открываю люк и достаю якорь. Он такой тяжелый, что я с трудом его вытаскиваю. Обматываю ржавой цепью талию и шею. Сажусь на бортик спиной к воде, якорь держу на коленях.

Море зовет меня.

Иди сюда, – шепчет оно. – Тут тебя ждет прощение и забытье. Все, что тебе нужно.

Тут твой сын.

В приближающейся моторке сидит молодая женщина с длинными русыми волосами, развеваемыми ветром. Она останавливает лодку в паре метров от меня.

– Полиция! – кричит она. – Ложись на живот!

Я не отвечаю.

Женщина продолжает говорить, теперь спокойнее. Взгляд ее прикован к цепи на моей шее. Она говорит, что все будет хорошо, надо только лечь на дно лодки. Все можно решить. Безвыходных ситуаций не бывает. Жизнь стоит того, чтобы жить.

Я молча разглядываю ее. Замечаю ее огромный живот.

У нее вся жизнь впереди. Эта жизнь толкается у нее внутри.

Моя жизнь кончена. Она давно уже позади, но я волокла ее, как перебитый хвост. Или мешок с камнями. Воз бревен. Я тащу и тащу, но не могу сдвинуть груз с места, не могу освободиться от прошлого. Только хожу по кругу.

– Ложись на живот! – кричит она.

Видимо, ей надоело уговаривать.

Но я только поворачиваюсь к солнцу и закрываю глаза. Чувствую, как тело согревается, как кожа, покрытая мурашками, разглаживается.

И падаю спиной вниз в воду, крепко сжимая якорь.

Берит наливает нам с Малин и Ханне чаю. Солнце садится, погружая Урмберг в темноту.

– Я так за тебя рада, – повторяет Ханне, накрывая мою руку своей.

– Я тоже рад. Она очнулась два дня назад, еще непонятно, как она будет восстанавливаться. Нам предстоит тяжелая работа. Лечебная физкультура, логопед и так далее.

Я думаю о своем утреннем визите в больницу. Я смотрел Наде в глаза, а она смотрела на меня.

Она открыла рот, словно хотела что-то сказать, но с губ не слетело ни звука, хотя трубку у нее из шеи уже вынули, а ранку зашили.

Но она моргала.

Мой ребенок может моргать. Встречается со мной взглядом. И по ее глазам я видел, что она не пустая оболочка, а моя дочка Надя.

Врачи сказали, что первое обследование показало проблемы с речью и моторикой правой половины тела.

Но это ничего.

Мне все равно, если Надя останется немой, глухой или парализованной.

Самое главное, что она жива. Что моя девочка, выпавшая из окна, жива.

И что мы, бывшие обычной семьей до того рокового утра, снова заживем прежней жизнью.

Перед глазами встает несчастное лицо Перниллы Стенберг.

Не всем так повезло, как мне. Не всем удается вернуть своего ребенка.

Несмотря на то, что коллеги двое суток прочесывали Мархольмен, Самуэля Стенберга не нашли. И хотя я не говорил этого Пернилле, я уверен – Самуэля нет в живых.

Он лежит где-то на дне морском, обернутый цепью из рыбацкого сарайчика.

Странное совпадение, в котором я вижу божественный замысел: женщина, называвшая себя Ракель, утонула, перекрученная цепями. Когда ныряльщики достали тело, было уже поздно.

Сюзанна Бергдорф мертва.

Моторка, которую Малин обнаружила в сарае, принадлежала Виктору Карлгрену, точнее, его семье. Мы не знаем, почему она ею не воспользовалась, наверно, решила, что будет проще скрыться вплавь.

Изучив ее электронную почту и эсэмэс, мы восстановили картину событий. Преступница заманивала молодых парней обещаниями работы и накачивала наркотиками. Они умирали из-за обезвоживания организма и истощения. Химический анализ показал высокое содержание опиатов и других наркотических средств в тканях.

Техники нашли следы крови и волосы в садовой тачке. Из этого мы сделали вывод, что Сюзанна Бергдорф подвозила тела к краю террасы на тачке и сбрасывала вниз. Это и было причиной травм. Внизу она обматывала их покрывалом и цепями. Потом вывозила в море на лодке и сбрасывала в воду.

Она наверняка пользовалась и старой лодкой Биргера Ямтмаркса, той, с которой и упала в воду. ДНК Виктора Карлгрена нашли под ногтями Юханнеса Ахонена потому, что тот поцарапал его в доме Ракель. Мы не знаем, за кем ухаживал Самуэль, но надеемся найти труп и идентифицировать.

Что касается Улле Берга, то тут картина до конца не ясна.

Он был, как нам известно, бойфрендом Ракель.

Может, попытался остановить ее и поплатился жизнью. Возможно, он был ее первой жертвой. И его убийство подтолкнуло ее к остальным.

– Так вам нужна моя помощь, чтобы понять? – спрашивает Ханне, собирая кудрявые волосы в пучок на затылке.

– Мы все к этому стремимся. Понять. Каждый раз, когда случается что-то ужасное, люди пытаются понять. Но не все поддается пониманию и не всегда. Иногда в чудовищных поступках людей нет логики.

– А если попытаться? – уговариваю я, зная, что Ханне нравится, когда ее упрашивают.

– Покажи мне дневники, – просит Ханне.

Я достаю папку с бумагами и нахожу копии дневника Ракель, который мы нашли в доме. Там содержатся краткие записи о том, какие медицинские препараты она давала юношам, об их самочувствии и росте популярности ее блога. Но там попадаются и ее мысли. Я протягиваю листы Ханне.

Мы читаем в тишине.

Ночью мне приснилась Скроллан – наша серая с белым кошка, которую мы завели, когда мне было восемь. И во сне я словно вернулась в прошлое. Все происходило точно так же, как и тогда, только во сне. Скроллан сидела у меня на коленях. Я не хотела, чтобы она уходила, хотела погладить ее еще немножко. Попыталась удержать ее, схватила за лапку, но сделала что-то не так. Раздался какой-то треск, и лапка странно загнулась.

Я бросилась к папе. Сказала, что киска зацепилась ногой, когда прыгала с книжной полки.

Папа осмотрел ее, сказал, что лапка действительно поранена, и мы поехали к ветеринару. Медсестра погладила меня по голове, сказала, что я хорошая хозяйка, потому что сразу заметила, что моей кошке плохо. Дала мне мороженое и держала за руку, пока ветеринар обследовал кошку.