Катажина Бонда - Очкарик

Велосипед был ржавый и скрипел при каждом обороте колеса. Тонкие шины скользили по обледеневшей дороге. Александр с трудом, заливаясь потом до самых тощих ягодиц, добрался наконец до первых хат деревни Зани. Дом Франковских стоял в самом центре, рядом с клубом. Крайнову оставался еще приличный кусок дороги, но он сильно устал и поэтому слез с велосипеда и решил пройти оставшийся путь пешком. В этот момент он обратил внимание, что во дворах ни души, словно во время чумы.

Окна домов закрыты ставнями. Некоторые хозяева попрятали животных. Подозрительная тишина беспокоила секретаря. Лишь кое-где собаки пытались сорваться с цепей. В окне одного из домов он заметил женщину с ребенком, которая подавала ему какие-то знаки. Он подъехал к ее забору, рядом с придорожной часовней, но она тут же спряталась и плотно затянула шторы. Крайнов прислонил велосипед к забору и продолжил путь пешком.

Он не ощущал холода, так как разогрелся, крутя педали. Чувство голода нарастало, и он рассчитывал на то, что, как всегда, жена Франковского накормит его горячим супом. Пока он думал о тарелке с дымящимся варевом, вдалеке замаячило странное сборище людей. А пройдя еще несколько шагов, он окаменел и моментально потерял аппетит, потому что на противоположной стороне улицы увидел группу вооруженных военных.

Повозки стояли рядком вдоль линии домов. Уставшие возничие повернули головы в его сторону. Только один из них — с сильно покалеченным лицом — подал ему знак, который Александр понял как предупреждение. Секретарь быстро спрятался за кучей хвороста. Место оказалось хорошим наблюдательным пунктом.

Похоже было, что в здании, которое они с Франковским облюбовали в качестве культурно-просветительского клуба, как раз проходит тайное собрание. Крайнов удивился и обеспокоился. Ему об этом ничего не было известно. Вскоре люди вошли внутрь в сопровождении военных. На улице остались только солдаты и дети, которые, пользуясь погодой, играли в снежки. Один из мальчишек случайно попал в спину офицера. Тот повернулся, направил на провинившегося винтовку и сказал только два слова, после которых вся ребятня с криком убежала подальше, к забору. Александр не расслышал слов партизана, но догадался, что дело серьезное и вскоре здесь может случиться что-то плохое. Пригнувшись, огородами, он прокрался к мужикам, ожидающим на своих повозках. Они были промерзшие, осоловевшие. Ни один из них не хотел разговаривать.

— Что тут творится, люди? — Он дернул за рукав крупного крестьянина с разбитым лицом, который производил впечатление главного. Ему показалось, что они уже где-то встречались раньше. Когда мужик подал голос, Крайнов вспомнил старосту деревни Залусское. Василь вышвырнул его из деревни за распространение коммунистических листовок, сказав, что он и его люди в политику не лезут. Они хотят дожить до старости, поднять детей, а не, прежде чем усы осыплются, стать мертвыми героями.

— Франковского разыскивают, товарищ Крайнов. — Василь сразу узнал секретаря. — Вроде как, кто-то из этой деревни донес, что Бурый планирует нападение на Хайнувку. И якобы здесь живет бывший член компартии Западной Беларуси.

— Кто-то из этой деревни? — Александр сглотнул, осмотрелся. — И что, нашли?

Залусский отрицательно покачал головой.

— Люди говорят, что это вранье. Никто тут политикой не занимается. А эти упираются, что здесь действует комитет белорусской партии. Кто-то доносит. Может, вы знаете, кто шестерка? Бурый хочет, чтобы люди выдали этих конспираторов. Иначе всю деревню накажет. Помогите, товарищ. Вы многое можете.

— Не говорите, что видели меня, — прошипел Крайнов и попятился назад, бросив на прощанье: — Я сообщу в соответствующие органы.

Он старался идти спокойно, проходя мимо крестьян. Но, миновав последнюю повозку, бросил сверток с брюками под забор и побежал со всех ног.

— Эй, человек! Ты потерял что-то, — крикнул ему один из мужиков. Он поднял тряпичную сумку. Листовки рассыпались. Несколько штук понес ветер, что сразу же заметил один из солдат и направился в сторону обнаружившего находку.

Александр не слушал. Даже не оглянулся. Он схватил велосипед и крутил педали, чтобы как можно быстрей оказаться подальше от Заней.

Часом позже, уже добравшись до железной дороги, вдалеке на небе он увидел оранжевое зарево. Деревня горела. Что ж, все ясно.

Александр отвернулся от окна, уселся поудобнее и принялся читать свежий партийный бюллетень. Однако мысли его были заняты совсем другим: мысленно Крайнов составлял рапорт, тем же вечером телеграфированный начальником станции в комендатуру службы безопасности Хайнувки. Ответный приказ пришел незамедлительно. Молчать. Власти обо всем проинформированы. Ситуация под контролем. Крайнов наконец вздохнул с облегчением.

— Мне сегодня крупно повезло, — сказал он жене, вернувшись домой. В избе было тепло, в печи горел огонь. — Ох, голодный я как волк.

Вскоре перед ним появилась тарелка грибного супа. Типичный для этих мест кисловатый вкус ему придавали несколько капель яблочного уксуса, который жена делала сама. Такой суп варят только в этом районе Польши.

— Как дела у Марека? — спросила жена. — Дети здоровы?

— Да, да, — кивнул он и шумно хлебнул. — Все по-старому.

Огонь пожирал соломенную крышу хаты Залусских. Ветер мгновенно распространял пламя на остальные постройки. Не прошло и трех часов, как самая богатая деревня в округе запылала словно факел. Небо, до самого леса, освещало оранжевое зарево. Зарницы этого года войдут в историю Польши навсегда и останутся для здешних жителей чудовищным воспоминанием.

Перед калитками всех православных домов стояли солдаты с винтовками. Им было приказано стрелять в выбегающих из домов погорельцев. Все люди Бурого получили по упаковке спичек. Реактивными патронами и огнеметами поджигали поочередно каждый дом. Огонь пожирал только дома белорусов. Бурый распорядился поляков оставить в живых. Ветер усиливался, поэтому поджигать не стали и соседствующие с католиками дворы. Поляки должны были выжить, а белорусы остаться в этой земле навсегда.

Катажина велела Ольге и Дуне влезть под кровать. Сама же обернулась самой толстой периной и смотрела, как пылают ставни. Она не решилась лезть под кровать, так как не была уверена, что сможет потом из-под нее выбраться. Живот был уже слишком большой. Пол-лица у нее было обожжено, но она не чувствовала боли. Только страх.

В помещении стояла адская жара. Дым наполнял его до самой крыши. Когда перестало хватать воздуха, она прошла в кладовку и выбила табуреткой окно под потолком. Встав на маслобойку, вынула осколки стекла из рамы. Потом выволокла полуживых сестру и дочь из-под кровати и сказала им прыгать.