Себастьян Фитцек - Отрезанный [litres]

Между тем Ингольф продолжал приставать к профессору со своими вопросами:

– Я имел в виду, что Мартинеку следовало в первую очередь позаботиться об этом Задлере, а не о вас.

– Уверен, что эту стадию мести мой бывший коллега уже миновал, – задумчиво покачав головой, ответил Херцфельд.

– Откуда вы это знаете?

– Потому что я как раз держу доказательство в своих руках.

С этими словами он протянул практиканту одноразовый контейнер для сдачи анализов, который только что нашел на полке.

– «Ян Эрик Задлер», – прочитал Ингольф надпись на баночке.

Услышав второе имя Задлера, Херцфельд вздрогнул.

– Это то, что я думаю? – скривившись, спросил Ингольф и указал глазами на содержимое баночки.

– Да, это человеческий язык, – подтвердил профессор и потянулся за своим мобильником. – Надо сообщить Линде, что мы, по крайней мере, разгадали загадку относительно личности Эрика.

Гельголанд

Свет зажегся на короткое время, затем погас, а вскоре снова загорелся. Потом все повторилось.

– Что происходит? – спросила Линда в тот самый короткий промежуток, когда вновь смогла различать окружающие ее предметы.

Затем свет снова погас.

– Возможно, барахлит агрегат резервного питания, – тревожно прошептал Эндер, словно опасаясь, что, заговори он нормальным голосом, ситуация с перебоями в освещении еще более ухудшится.

«Или он думает, что мы больше не одни?» – пронеслось у Линды в голове.

– Не исключено, что агрегат постепенно испускает дух.

Голос коменданта звучал не очень уверенно. Очередной светлый промежуток он использовал для того, чтобы добраться до входной двери, где располагались электрические выключатели. После этого Мюллер безуспешно принялся колдовать над ними.

Снова все повторилось – свет зажегся, а затем опять погас. «Отлично! Теперь еще и светомузыка в морге! Этого только не хватало!» – подумала Линда и принялась размышлять на предмет того, стоит ли ей отойти от секционного стола, на котором размещалась Тевен, и вооружиться одним из двух секционных ножей, лежавших в трех метрах от нее на приставном столике. При этом все тело молодой женщины покрылось мурашками.

Громкий треск вызывал еще более неприятные ощущения, чем погружение в кромешную тьму. Каждый раз, когда гас свет, раздавался такой звук, как будто кто-то вправлял позвоночник невидимому монстру. Эти шумы, смешиваясь с неприятными электростатическими разрядами, отдавались от кафельных стен секционного зала и концентрировались возле стола из нержавеющей стали.

– Куда ты направился? – поинтересовалась Линда, заметив при очередном включении света Эндера, уже стоявшего одной ногой в коридоре.

– Я иду в центральный агрегатный отсек. Сейчас вернусь, – ответил он.

«Ясно. Решил оставить меня одну на этой дискотеке дьявола», – подумала Линда, и ей стало плохо.

Она с трудом сохраняла равновесие, понимая, что совершила ошибку, посмотрев на секционный стол во время последнего включения света. Теперь, когда снова стало темно, перед ее мысленным взором замаячило навязчивое видение мертвой судьи. Когда они с трудом водрузили ее мертвое тело на стол, ковер размотался. Постепенно его края опустились, полностью обнажив бренные останки. Труп Фредерики Тевен лежал на животе с задранной до бедер юбкой, обнажившей ее видавшие виды и пропитанные кровью хлопковые трусики…

…И палку!

«Проклятье! – запаниковала Линда. – Эндер, пожалуйста, скорее вернись!»

Она крепко зажмурилась, чтобы отогнать от себя страшное видение, но у нее ничего не получилось. Перед глазами по-прежнему стоял обломок палки от метлы, торчавший между широких бедер трупа прямо в области половых органов судьи.

Линда стала опасаться, что эта картина навсегда отпечатается в ее мозгу. Тут снова включился свет, правда, всего лишь на секунду, и в этот момент у нее возникло непреодолимое желание все бросить и бежать из морга куда глаза глядят. Ведь причина огромной кровопотери была найдена – убийца посадил Фредерику Тевен на кол.

Шлеп!

Художница вздрогнула всем телом. На этот раз звук оказался не похожим на тот, с которым отключались светильники. Он был громче и вызвал большее эхо.

Тогда Линда пришла к выводу, что Эндер уже добрался до центрального агрегатного отсека и полностью все обесточил. Ведь гудение кондиционера прекратилось, да и пауза темноты слишком затянулась. Видимо, поэтому он и решил связаться с ней по телефону, предположила она, услышав звонок.

Взгляд молодой женщины невольно упал на слабое зеленоватое свечение, возникшее над трупом Эрика, где по-прежнему болтался прикрепленный к лампе пояс для инструментов Мюллера с вложенным в прозрачный кармашек беспроводным телефоном клиники, имевшим выход на стационарную городскую телефонную сеть.

Звонок становился все громче и громче. Тогда Линда стала на ощупь пробираться ко второму секционному столу, на котором лежал Эрик. Однако, как только она достигла его, телефон перестал звонить, одновременно с этим исчез и последний скудный свет. Затем раздался какой-то дребезжащий звук, напомнивший Линде тот, который возникал тогда, когда она помогала матери укладывать чистые столовые приборы в выдвижной кухонный ящик. А потом, когда телефон, висевший над животом трупа, снова ожил, из груди художницы вырвался душераздирающий крик.

Линде показалось, что до ее шеи кто-то дотронулся. Более того, у нее возникло ощущение, что этот некто поцеловал ее омерзительно холодными губами.

Царрентин-на-Шальзе

– Не могу до нее дозвониться, – сказал Херцфельд и посмотрел на Ингольфа, который, уперев руки в бока, в задумчивости стоял перед импровизированным алтарем, устроенным Мартинеком в лодочном сарае в память о своей дочери.

Свен явно делал это под влиянием образов прошлого и охватившего его безумия!

– Вы уже видели это? – решил уточнить практикант.

Между тем Пауль попытался еще раз дозвониться до клиники в Гельголанде, но вопрос, заданный спутником, вызвал у него любопытство, и он с телефоном в руке подошел поближе.

– Это фотография Лили, – заметил Херцфельд.

– Я имею в виду не фото, – ответил Ингольф.

При этом он приподнял узкую скатерть, на которой Мартинек расставил свои сокровища, напоминавшие ему о дочери.

«Сувениры смерти», – пронеслось у Херцфельда в голове. От движения практиканта свеча пошатнулась и чуть было не упала.

– Осторожней! – воскликнул Пауль и хотел уже поправить свечу, но вдруг заметил клавиатуру, которую приоткрыл Ингольф.

Импровизированный алтарь, созданный под воздействием больного воображения Мартинека, оказался выстроенным вокруг ноутбука, скрытого от глаз скатертью. Фотография Лили размером с лист бумаги формата А-4 оказалась не наклеенной на деревянную подставку, как ранее предполагал Херцфельд, а опиралась на небольшой плоский компьютерный монитор.