Андрей Мерзляков - Пацан

— Вам нужна помощь? — вновь спросил я и лес ответил моим же голосом, только отдаляющим эхом.

Рядом что — то двинулось. Где — то в траве.

— Не убивайте меня, прошу! — взмолился голос из травы.

Я увидел примятую полянку и там сидела девушка, обняв свои колени. На вид лет шестнадцать, но я мог ошибаться. Я тяжело вдохнул. Это не призрак, и слава богу.

Я подошел ближе и поднес лампу, что бы разглядеть силуэт.

Лицо было милым, девственным. Но слезы сделали его взрослее, гораздо взрослее. Русые волосы были взъерошены. На девушке голубое платьице, заляпанное и разорванное, в месте, где находятся плечи.

— Я не причиню вам вреда, — затараторил я, — я вам помочь хочу.

— Я от него еле убежала, — всхлипнула она и добавила, — вы можете проверить кусты вон там? Прошу!

— А что там? — уставился я туда, куда показывала тонкая белая ручка девушки.

Показывала она на большой куст. Он стоял неподвижно, но казалось, что внутри что — то есть.

Прячется.

Черное пятно, чернее самой ночи.

— Там, смотрите! — дрожал голос незнакомки.

— С чего вы взяли? — я крикнул в сторону куста, — Эй, выходи!

Никто не ответил. Где — то вдалеке метнулась в воздух какая-то птица.

— Пойдемте отсюда. Тут мой с отцом дом неподалеку. Расскажите, кто за вами гнался?

— Я отсюда никуда не сдвинусь, пока вы не проверите что там! — девушка вытерла глаза кулачками, но все так же осталась сидеть на земле, словно статуя.

— Хорошо, успокойтесь только, я посмотрю сейчас.

Я держал лампу на вытянутой руке и шёл к черному пятну.

Прямо передо мной зашуршала листва. Сердце гулко застучало, а ноги потяжелели.

Я стоял в трех метрах от неясной черноты за кустом.

— Эй! — я вздрогнул от своего голоса, нарушившего ночь. — Кто здесь?

В ответ тишина. Где — то далеко вновь застрекотал сверчок.

Я сделал ещё шаг. Пятно света последовало за мной как и причудливая вытянутая тень.

Куст шелохнулся.

Или почудилось?

У страха всегда глаза велики.

— Эй…?

Темное пятно сперва отдалилось, словно стоящий за кустом незнакомец отошел назад, а потом раздались шаги и кто — то побежал.

Я последовал следом, пытаясь хотя бы уловить очертания убегающего, но увидел лишь отдаляющуюся черную тень. Она моментально пропала в ночи.

Если это был человек, то помимо шагов я должен был услышать дыхание. Ведь так?

Меня это не на шутку напугало, потому что его я не услышал. Только шелест. Я глянул в темноту, светя лампой перед собой.

Ничего. И за кустом тоже никого не было. На секунду мне показалось, что я почувствовал запах отцовской самокрутки.

Я вернулся к девушке.

— Он ушел? — сразу спросила она дрожащим голосом.

— Кажется, да… Кто это был?

— Темный человек.

— Вы его видели? В смысле лицо?

— Нет. Я видела его глаза, — она проглотила ком в горле, — они были как у змеи.

* * * *

Я подумал о том, что пускать девчонку в дом будет очень плохой идеей. Что скажет отец?

Очевидно — выставит нас обоих. Или меня запрёт в чулан. Или ударит по лицу. Возможно и то, и то.

— Ай — ай- заскулила девчонка и упала, ноги ее подкосились и она плюхнулась на белые колени. Я едва успел её подхватить, схватившись за вскинувшиеся вверх руки. Это и смягчило падение.

Девчонка жалобно застонала, прижимая к себе сумочку, которую я сперва даже не увидел.

Я присел рядом.

Мы уже почти добрались до дома, я видел темные окна и черный прямоугольник, который был сараем.

— Я не могу идти, — заплакала незнакомка.

— Почему? Вам плохо?

— Да… — выдавила она и её русые волосы встрепенулись. — Моя нога…

Я навел лампу на ногу и по спине пробежали мурашки, при чём бешеной стаей.

Из белой кожи в области икры торчал стебель дерева толщиной с палец. Он глубоко вонзился в кожу. Кровь медленно стекала по ноге девчонки.

Девчонка сама увидела эту картину и её глаза побелели от ужаса. Она свалилась на траву и я не успел её схватить, потому, что просто не ожидал такого исхода.

Неизвестно, где ей так «посчастливилось» напороться на кусок дерева, но видимо это был сейчас шок. Она все время, что мы шли, не жаловалась на ногу.

Я прикоснулся к её щеке рукой.

— Девушка!

Та отреагировала, открыла чуть — чуть глаза. Зрачки закатились.

— Я дома… мама.

Потом веки её опустились и она потеряла сознание.

Я поднял её на руки.

Волосы щекотали мне лицо и пахли сиренью. Лампу я потушил и положил ей на грудь, потому что у меня всего была пара рук.

Где — то аукнула сова. Я нес девушку домой, да только понимал, что придётся ей остаться не внутри дома, а в амбаре.

Иначе отец…

Да я и сам не знал, как он отреагирует.

Вот и амбар, его дощатая дверь.

Я занес её внутрь, положил на пол, затем вновь зажег лампу и взяв девчонку на руки, аккуратно перенес в конец сооружения, уложив на сено. Старался не тревожить ногу из которой торчал стебель. Рана очень медленно сочилась, напоминая растекающуюся краску на одежде. Этакое красное пятно.

Животные в загоне завозились. Свинья проводила меня черными глазами, выглядывая из — под заграждения, потом молча ушла по своим делам.

— Сейчас, сейчас, — говорил я сам себе.

Покласть немного сена под голову девчонки .

Положил.

Она размеренно дышала. Я поднёс лампу и осмотрел рану. Нужно обеззаразить и перемотать.

Я вот подумал, что бы сделал в таком случае отец?

Да ничего! Бросил бы её где — нибудь на поле истекать кровью.

Я лучше него. Возможно, это я от мамы добрый в душе, что мне не хочется обидеть собаку, кошку и любое другое животное.

Ты же сбил женщину, там в лесу, потом ударил человека в лицо, когда вы с отцом ехали в город. Или ты забыл ?

Да, бывало я думал о том, что жизнь моя стала бы лучше, если бы отца не было.

Помню, когда он учил меня стрелять с ружья по уткам, я мысленно представлял, что целюсь в него.

Так стреляй, чего ты тянешь!

Ещё, в детстве, мне приходилось убивать свиней. Отец заставлял. Сам он делал это так: брал слабое или заболевшее животное и разбивал его голову об пол сарая. Иногда использовал вилы, иногда лопату. Нужно было делать хороший замах и резко опускать руки. Тогда животное затихало, не издав и визга.

Давай, теперь ты, пацан , — говорил отец.

Я брал и делал. Следовав примеру, показанному старшим. Приходилось, с этим я ничего не мог поделать. Отлынивать никак бы не получилось. Сам страх того, что я лишаю кого — то жизни приходил тогда, когда раздавался этот отвратительный звук подолгу стоящий в ушах: звук треснувшей кости.

Будто лопнувший от падения арбуз — вот на что это звук был похож.

Ты слышишь его сейчас?

Мне казалось не гуманным так поступать. Но есть хотелось. И я спустя время делал вид, что забывал. Сам обманывал себя. Особенно когда ел мясо.