Алисия Оуэлл - Высшая справедливость. Роман-трилогия

— Вы арендовали ее для свиданий с миссис Грейс Дадли?

— Да.

— Но ведь это… не самый комфортабельный район?

— Мне там понравилось: много зелени, тихо.

— Еще бы! Если не считать, что в клубе напротив гремит, не умолкая, музыка.

— Это ночной клуб, они открываются только вечером.

— Как и вечером шестого мая? Клуб ведь работал в тот день?

— Да…

— Консьерж Поллак утверждает, что именно из-за громкой музыки не расслышал выстрелов.

— Он спал, когда мы вошли.

— Интересно! И часто мистер Поллак пренебрегал своими служебными обязанностями?

— Не помню… Но тогда он спал.

— Допустим. Но консьерж прекрасно вас запомнил. Он даже описал, во что ваша спутница и вы были одеты.

— Он же видел нас и прежде…

— Да, но по показаниям мистера Сэмюэла Дадли, в день убийства на его жене было платье, которое она приобрела накануне.

— Нет… Нет! Я не убивал ее! Не убивал!!!

Последний месяц Брендона замучила лютая бессонница, грозящая перейти в хроническую. Легкие снотворные, которыми он обычно пользовался, помогать перестали. На работе он еще как-то держался, но к концу дня уже едва стоял на ногах. И тем не менее вечером Брендон всячески оттягивал отход ко сну, прекрасно зная, что впереди не спасительный отдых, а очередное мучение.

Увидев, что муж время от времени прикладывает руку к груди, Глория настояла на его визите к врачу. Брендон никогда на здоровье не жаловался и с большой неохотой выкроил день для экспресс-обследования, которое, впрочем, никаких серьезных отклонений не выявило. Несомненно, что недомогание его было связано с длительным переутомлением. Он и сам это понимал. Поэтому Глории не пришлось как обычно — месяцами — убеждать мужа в том, что необходимо брать отпуск.

Надо сказать, что с юности Брендон был легок на подъем. Свою родную страну он исколесил вдоль и поперек еще в студенческие годы. В дальнейшем — в том числе и по роду деятельности — ему неоднократно приходилось бывать в различных местах, часто далеко за пределами своего штата. Да и сейчас, едва подворачивалась возможность, он немедля отправлялся в путь.

Отпускá же — обычно недолгие — Брендон предпочитал проводить за границей. Его не привлекали ни роскошные пляжи на морских побережьях, ни горные вершины, ни девственные леса, ни дальние экзотические страны. Будучи урбанистом, то есть «человеком города», он и для отдыха выбирал крупные исторические центры, явное предпочтение отдавая Европе.

«Я „обозреваю ногами“», — любил повторять он.

Знакомство с каждым новым городом Брендон начинал с того, что долго бродил по улицам, окунаясь то в прошлое, то в настоящее, проникаясь заботами, печалями, радостями жителей, — только так, «на ощупь», мог он почувствовать дух города и навсегда запечатлеть его в своей памяти.

Путешествовать Брендон предпочитал с женой. И Глория, которой ничего не оставалось, как следовать за любимым мужем, с годами превратилась в такую же заядлую туристку-пешехода и не представляла уже, как можно отдыхать иначе.

Англия, Испания, Франция, Голландия, Греция… — казалось, не было уже ни одного государства на карте Европы, которое бы они не посетили. Но каждый раз, собираясь на отдых и раскрывая рекламный проспект, Брендон убеждался, что есть еще множество мест, куда хотелось бы съездить и где просто стыдно ни разу не побывать. Он обожал свежие впечатления, но были у него при этом и любимые уголки, которые очаровали однажды и с неизменной силой влекли к себе. Особенно много таких мест он находил в Италии. Последний раз Брендон был там несколько лет назад, но без жены. У Глории тогда возникли временные проблемы в связи с возрастной перестройкой организма, и врачи не рекомендовали ей менять климат. Поэтому той весной короткий тур по Италии они совершили вдвоем со Стивом. Венеция, Пиза, Неаполь, Рим, Флоренция… Кажется, это было уже так давно… а на самом деле каких-то пять или шесть лет назад…

…Перед статуей Давида в Галерее Академии [23] Академия изящных искусств во Флоренции, всемирно известный музей. — он помнил — они долго стояли молча.

— Не видел ничего совершеннее, — проговорил наконец Стивен.

Брендон насмешливо улыбнулся в ответ — можно было ожидать, что он сейчас скажет: «Конечно, ведь это Микеланджело!» Но он вдруг произнес:

— А я видел, — и на вопрос в глазах друга пояснил: — Тебя в твои двадцать восемь…

— Ты мне льстишь, — смутился Стивен, — но все равно приятно. Похвала — влага живительная!

Из Галереи они вышли опьяненные. Созерцание божественно прекрасных образцов на некоторое время оторвало обоих от действительности. Они молча брели по улицам Флоренции, каждый был погружен в глубины своего внутреннего мира.

Но уже через несколько кварталов, на старинной площади взору их предстал необъятных размеров средневековый собор с гигантским апельсиноподобным куполом. Налюбовавшись на разноцветное мраморное кружево его фасада, друзья отправились дальше и, пройдя совсем немного, оказались на следующей площади. И тут Стив остолбенел, когда перед дворцом с башней увидел вдруг еще одного Давида.

— М-да… — протянул он, — похоже, он бежал быстрее нас.

— Это копия, — пояснил Брендон, — но оригинал прежде стоял именно здесь.

— С первого взгляда не отличишь, — сказал Стивен, подходя ближе. — И что, есть еще клоны?

— Кроме Италии в мире их всего два или три. Причем один — в Лас-Вегасе.

— Да ладно тебе! — не поверил Стив.

— Правда — полноразмерная копия. Он стоит там перед входом в казино.

Услышав это, Стивен расхохотался:

— Нехило! Не пора ли и нам с тобой в Лас-Вегас? Ты ведь за всю жизнь не просадил в казино ни цента, верно?

— В рулетку не играл, — подтвердил Брендон.

— Пора наверстывать упущенное! — воодушевился Стивен. — Слушай, а что они имели в виду, когда ставили его туда? Наверное, это их мечта о вышибале?

— Владельцы казино? — спросил Брендон. — Мне кажется, они хотели сказать: «Заходи, если ты так же бесстрашен».

— А по-моему, так: «Подумай, прежде чем входить — на выходе можешь остаться в том же, в чем этот малый!» — продолжал Стив, покатываясь со смеху.

— Нет, наоборот: «Будешь ли ты выглядеть так же круто, когда выйдешь?»

Они начали прикалываться и озорничать, как мальчишки, соревнуясь в острословии, и дошли в конце концов до непристойностей. Но тут Стив вдруг сразу перестал смеяться и серьезным тоном произнес:

— Все прекрасное прекрасно своей неповторимостью. Одна только попытка повторить губительна и для самых совершенных творений…

Они до вечера бродили по городу, любовались на закате его панорамой со смотровой площадки, где Стивен опять чуть не упал со смеху, обнаружив там еще одного Давида. Город гениев, Флоренция, медленно одевался в вечерний пурпур, последние лучи солнца освещали их лица, они стояли, положив руки на плечи друг другу, и обоих не покидало пьянящее чувство любви и полноты жизни…