Эмма Хоутон - Тьма [litres]

Какого хрена?

Я обыскиваю рюкзак, нахожу парочку таблеток «Гидрокодона», завернутых в салфетку в одном из боковых карманов. Раскусываю их и проглатываю, отчаянно надеясь смягчить головную боль, чтобы я могла думать более ясно.

Возможно ли, что я положила таблетки в другое место и забыла? Мог ли у меня случиться какой-то провал в памяти, побочный эффект лекарства?

Я не из тех людей, кто прибегает к самооправданию. Я прекрасно знаю, что принимала слишком много рецептурных препаратов и слишком долго. Хотя зависимость началась вполне обоснованно – авария оставила меня с хронической болью от травмы позвоночника и сломанного колена – я не могу отрицать, что теперь она превратилась в нечто совсем другое. Во многом благодаря сестре, которая презентовала охапку пустых пакетов от таблеток, добытых в моем ведре для переработки, через шесть недель после аварии.

– Серьезно, Кейт?

Клэр не нужно было ничего больше говорить. Мою сестру так же бессмысленно пытаться обмануть, как и меня саму.

Но я все равно умудрялась нормально функционировать до этого момента. Никаких очевидных провалов или проблем с вниманием. Я отматываю события назад к этому утру, пытаясь вспомнить, что именно я делала. Я могу отчетливо визуализировать, как достала «Гидрокодон» из пузырька, потом вернула в шкаф, под стопку уличных вещей.

Я не могла это придумать. У меня, может, и есть проблема, но я не сумасшедшая.

Хотя альтернатива еще хуже. Если я не потеряла и не переложила их, тогда это… дело рук кого-то другого.

Кто-то был в моей комнате и забрал таблетки.

Но зачем? Я сажусь на кровать, пытаясь мыслить трезво сквозь похмельный туман. Я с радостью пропишу все, что нужно. АСН признаéт, что пережить антарктическую зиму может быть физически и психически изнурительно и не имеет возражений против того, чтобы давать людям любую фармакологическую поддержку, которая им нужна.

Если не для личного пользования, зачем еще кому-то красть мои таблетки? Чтобы пожаловаться на меня Сандрин?

Оторопь берет от этой мысли. Я хоть и не нарушала никаких правил – АСН не запрещает людям привозить с собой собственные препараты – подозреваю, что начальница станции может неодобрительно отнестись к моей заначке.

Но в этом нет смысла. Наверняка, если бы они намеревались уличить меня, забрали бы и пузырек? Все-таки это доказательство того, что я пытаюсь скрыть свою привычку.

Я ложусь, приступ тревоги усиливается. Закрываю глаза на пару минут, пытаясь успокоиться. Когда я снова открываю их, замечаю кое-что странное – блокнот, который я храню на левой стороне стола, переместился на правую. Я встаю и проверяю, уверенная, что я его не передвигала – я использую его, чтобы прикрыть огромное пятно от кружки, оставленное предыдущим жильцом.

Медленно осторожно оглядываю комнату, начиная с ящика, где храню туалетные принадлежности. Кажется, все в норме, но немного не на своих местах, как будто кто-то копался в моих вещах, поспешно заметая следы. Такая же история с тумбочкой и всеми вещами, наваленными на верхней койке. Ничего определенного, просто неуютное ощущение, кажется, что вещи переместились с тех пор, как я ушла сегодня утром.

Возвращаясь к шкафу, я просматриваю одежду. Замечаю, что кофты с длинным рукавом сложены по-другому, их рукава больше не завернуты внутрь. Нижнее белье тоже перемешано, все носки теперь на задней части полки, а не впереди.

Вывод неизбежен. Кто-то был в моей комнате и прошелся по всем моим вещам.

Но зачем?

И что я буду с этим делать?

Ничего, понимаю я обреченно. Я абсолютно ничего не могу сделать. Даже не могу сообщить о пропаже таблеток по очевидным причинам. А я не думаю, что пропало что-то еще.

Могу ли я по-другому выяснить, кто это сделал? Может, отследить данные по нашим браслетам?

Но мне нужна помощь, я уже просматривала данные раньше и не смогла в них разобраться. В любом случае, кто бы это ни был, наверное, он догадался снять браслет перед этим.

О боже. Я ложусь обратно на койку, борясь с приливом паники. Кто-то знает. Кто-то знает мой маленький грязный секрет.

Я сжимаю зубы. Я не могу думать об этом сейчас, решаю я, все, что в моих силах, это молчать и вести себя как обычно, надеясь, что кто бы это ни сделал, он оставит эту информацию при себе. А если они решат обнародовать ее, что ж, мне просто придется сознаться и отдаться на милость Сандрин.

Господи, она же не может меня уволить, да? Я единственный доктор, который у них есть до прибытия самолета следующей весной.

Возможно, злоумышленник оказал мне услугу, думаю я, когда мигрень достаточно отступает, чтобы можно было пойти увидеться с Каро. В конце концов, знать, что у тебя есть проблема, это не то же самое, что справляться с ней – это битва, которую я всегда откладывала на завтра.

Иронично, но, может, это именно тот толчок, который мне и нужен.

Я нахожу Каро одну в библиотеке, пишущую письмо. Странно, учитывая, что возможности доставить его получателю в ближайшие шесть месяцев не предвидится.

– Я пишу родителям раз в неделю, – говорит она, поймав мое растерянное выражение лица. – Рассказываю, что делала, новости о станции и тому подобное. Они обожают получать их, даже если письма прибывают одной большой кучей.

Они владеют ранчо, вспоминаю я, занимаются фермерством на холмах рядом с Крайстчерч. Единственный ребенок – и, по ее собственному признанию, во многом пацанка – Каро выучилась на сантехника.

По правде, она до сих пор пацанка, отказывающаяся от макияжа, неизменно одетая в старый свитшот и мешковатый комбинезон. Но я почти уверена, что она гетеросексуальна, с другой стороны, Элис, настолько женственную, насколько это возможно, совсем не привлекает противоположный пол.

Я прикусываю губу, сомневаясь. Раздумывая, следует ли задевать тему.

– Каро, можно задать тебе вопрос? – Я оглядываюсь проверить, что нас не подслушивают.

– Конечно. – Она откладывает ручку и обращает на меня все свое внимание.

– Ты можешь пролить хоть немного света на то, что случилось вчера? Алекс с тобой об этом вообще говорил?

Каро покусывает губу.

– Немного. Он считает, что остальные винят его за произошедшее с Жан-Люком. Но это не его вина, Кейт. Алекс очень осторожен. Я имею в виду, педантичен, когда дело доходит до серьезных вопросов.

Несмотря на то что рассказал вчера Дрю, слова Каро звучат правдиво. Все-таки если ты был замешан в чем-то или, как минимум, причастен к чьей-то смерти, например, к тому, что произошло с девушкой в Новой Зеландии, этот опыт наверняка бы тебя изменил. И, в противоположность намекам Дрю, разве это не заставило бы Алекса стараться изо всех сил, чтобы такого больше никогда не случилось? Проявлять большую осторожность?