Эмма Хоутон - Тьма [litres]

Я откидываюсь на стуле, потирая изнывающий лоб. Может ли это быть правдой? Действительно ли кто-то накачал Алекса таблетками, а потом вытащил или выманил его на лед?

Это не кажется возможным.

И все же…

Один маленький лучик успокоения, понимаю я. Если я права, тогда Алекс не мучался так сильно, как я боялась – есть большая вероятность, что он едва ли осознавал происходящее.

Так какого хрена мне делать? Я пялюсь на пакетики, выложенные в линию на столе.

Но нет времени формулировать ответ. Секунду спустя я слышу звук в коридоре. Я разворачиваюсь, замерев на месте, с глазами, округленными от ужаса, когда ручка поворачивается и кто-то входит в комнату.

– Что ты делаешь?

Арне стоит в дверном проеме, глядя на кучу медикаментов у меня на столе. Несколько мгновений никто не заговаривает, потом он встречается со мной взглядом.

– Что происходит? – снова спрашивает он.

Я глазею на него, онемев от удивления.

– Что происходит, Кейт? – Его голос становится стальным, когда он спрашивает в третий раз, и что-то в его лице вызывает холодный прилив страха.

Арне. Может ли это быть Арне?

Почему нет? Это может быть кто угодно.

Он быстро подходит к столу. Я дергаюсь назад, но он не притрагивается ко мне. Просто подбирает одну из упаковок и читает название. На мгновение, время замирает: Арне осознает важность того, за чем он меня поймал, а я обдумываю следующий ход.

Я вскакиваю со стула, кидаясь к двери, но я недостаточно быстрая. Арне хватает меня за руку и затягивает обратно. Я пытаюсь вывернуться, но он крепко держит меня.

– Оставь меня! – вскрикиваю я, отчего Арне резко отпускает. Я стою, тяжело дыша, думая, бежать или звать на помощь.

Потом я замечаю выражение его лица. Он выглядит растерянным.

– Кейт? В чем дело? – голос Арне взволнован, более встревожен, чем разозлен. – Ты выпила какие-то из этих таблеток?

Его взгляд возвращается к упаковкам на столе, затем снова ко мне. Я смотрю на него, пытаясь решить, что делать. Что сказать.

– Кейт, пожалуйста, расскажи мне. Ты только что проглотила эти таблетки?

Он напуган, понимаю я, или чертовски хорошо это имитирует. Я прочищаю горло.

– Нет, – твердо говорю я. – Я ничего из этого не принимала.

Не сегодня, во всяком случае.

– Ты уверена? – на его лице отражается облегчение и недоверие. – Ты мне не врешь? Потому что если это так, Кейт, я разбужу Сандрин прямо сейчас, и мы заставим тебя их вытошнить.

На мгновение у меня появляется желание засмеяться. Как бы они это сделали, интересно?

– Послушай, это не то, что… – я делаю вздох, чтобы успокоиться. – Не то, чем кажется.

Потому что теперь я вижу, как именно это выглядит. Я здесь, посреди ночи, окруженная кучей опасных препаратов.

– Я не пытаюсь покончить с собой, – настаиваю я. – Обещаю.

Арне подозрительно разглядывает меня.

– Так что происходит? – Он перебирает упаковки. – Почему во всех них не хватает таблеток? Их не так выписывают, верно?

– Нет, не так. – Я потираю лоб.

– Так что ты делаешь?

Я вздыхаю, пытаясь выиграть больше времени.

– Это длинная история, – говорю я, надеясь, что на этом он остановится. Но понимая, что этого не случится.

Арне садится на стул.

– Ну, у нас вся ночь впереди. – Он поглядывает на настенные часы. – Или, по меньшей мере, ее остаток.

– Почему ты не спишь? – спрашиваю я.

– Я не мог заснуть. Я шел в столовую выпить чего-нибудь и увидел свет под дверью.

Звучит правдоподобно, но никак нельзя знать точно, правда это или нет.

– Послушай, – добавляет Арне, смягчаясь. – Давай я тебе принесу выпить, а ты приходи в мою комнату. И мы поговорим.

Я обдумываю это.

– Мне лучше пойти спать. У меня завтра много дел.

Арне качает головой.

– Я не выпущу тебя из поля зрения следующие несколько часов. До тех пор, пока полностью не буду уверен, что ты… – он снова поглядывает на таблетки, – не сделала какую-нибудь глупость.

Впервые за это время, показавшееся мне вечностью, мои губы подергиваются в улыбке. Этот мужчина далеко не глуп, и его беспокойство кажется искренним.

Кажется, вторит предостерегающий внутренний голос.

– Ладно. Я выпью чашку чая, – соглашаюсь я, собирая таблетки и пряча их обратно в шкаф. – Но давай посидим у меня в комнате.

– Договорились. – Он встает и направляется к двери. – И тогда ты сможешь объяснить, что происходит.

– Вот. – Арне ставит чашку возле моей кровати. – Я сделал чай без кофеина, чтобы ты могла заснуть.

– Спасибо.

– Ну давай, рассказывай, – говорит он, усаживаясь на стул. – Что ты делала со всеми этими таблетками?

Я изучаю его лицо, ища подсказки. Как я могу доверять этому человеку? Здравый смысл подсказывает, что мне нужно быть осторожной; с другой стороны, я отчаянно хочу с кем-то поговорить о том, как, по моему мнению, умер Алекс. И сейчас Арне здесь.

– Я их сортировала. Жан-Люк оставил все в беспорядке.

Похоже, я его не убедила. Он рассматривает мое лицо, очевидно думая, можно ли мне доверять.

– Это как-то связано со смертью Алекса?

– Почему ты спрашиваешь? – мне не удается скрыть удивление.

Он молчит. Глядит в чашку, как будто ища в ней ответ.

– Ты веришь, что это было самоубийство? – спрашивает он наконец.

Я колеблюсь, раздумывая, как ответить.

– Сандрин кажется вполне уверенной, – уклончиво замечаю я. – Это она и сказала АСН.

– Я так и понял. – Арне кривится в недоверчивой усмешке.

– Ты разве ей не веришь?

– Сандрин? Нашей почтенной начальнице? – говорит он непривычно саркастичным тоном.

– Значит, тебе она не нравится? – удивленно хмурюсь я.

Арне не отвечает, рассматривая что-то на своих джинсах. Он полностью одет, замечаю я. Что странно – разве он не говорил, что встал попить, потому что не мог уснуть? Почему он просто не надел халат?

– Арне? – спрашиваю я.

– Не то что бы она мне не нравится. – Он вздыхает, потирая щеку. – Он явно не брился несколько дней. – На самом деле у меня было больше проблем с Жан-Люком.

– Я не понимаю, – хмурюсь я.

– Ты не знаешь? – Он приподнимает бровь. – О нем и Сандрин?

Я глазею на него.

– Что ты имеешь в виду? Они что, были любовниками?

Арне кивает, и я пытаюсь переварить эту новость. Сандрин и Жан-Люк были любовниками?

– Но он был женат, – выпаливаю я и тут же чувствую себя глупо. В конце концов, это часть культуры ледовых станций, когда сотрудники сходятся на время пребывания – полярный муж или жена, как их называют – а потом возвращаются к своим семьям. Что случается в Антарктике, остается в Антарктике, по крайней мере, в теории.

Но Жан-Люк и Сандрин? Я испытываю смешанные эмоции. Шок. Разочарование в моем предшественнике, которого я приняла за преданного семьянина. И стыд – я, кажется, всегда обо всем узнаю последней.